Альфа и Омега. Книга 3

Держась в тени, оба оймахиста деловито и совершенно буднично поправляли какие-то провода, тянущиеся к плотным темным сверткам, закрепленным у них под куртками. И хотя я никогда не видела подобные устройства вживую, мне не составило никакого труда сложить два и два: Гвин вовсе не собиралась вступать в бесполезную и совершенно точно обреченную лобовую схватку с местными священниками. Вместо этого она собиралась просто взорвать дворец Иерарха и всех, кто сейчас в нем находился, вместе с собой.

На мгновение все мое тело одеревенело от всепоглощающего холодного ужаса, вызванного этой мыслью, и единственное, что я смогла сделать, это просто отбросить ее так далеко, как только возможно. И сосредоточиться на том единственном, что я могла сейчас сделать.

— Ты думаешь, это решит проблему? — все еще тяжело дыша после быстрого бега, спросила я. Гвин, которая явно не ожидала меня увидеть и была полностью сосредоточена на своем занятии, вздрогнула от звука моего голоса и резко обернулась ко мне.

— Почему ты… — начала было она, но потом скривилась и отмахнулась. — Уже неважно. Ты сама выбрала свою судьбу, раз пришла сюда.

— И какая же это судьба? — с вызовом поинтересовалась я, медленно приближаясь к ним. Коридор, разделявший нас, был залит ярким послеполуденным солнцем, но мне казалось, что прямо сейчас мы все оказались вне времени и пространства — сюда не доносился ни радостный гомон городской толпы, ни отзвуки речей, произносимых в главном зале. Я не знала, сказал ли уже Медвежонок то, что собирался, или по какой-то причине не смог, но сейчас это казалось совершенно неважным. Все было неважным, кроме этих обмотанных липкой лентой брусков взрывчатки, прикрепленных к поясу и жилету главы Общества Оймаха.

— Церковь ответит за то, что она сделала, — с плохо сдерживаемой яростью отозвалась Гвин. — Никто из них не заслуживает прощения и пощады. Они много столетий обманывали весь мир, наживаясь на чужой глупости и доверчивости и заставляя нас всех плясать под их дудку. Они так привыкли считать себя совершенно неуязвимыми и неприкасаемыми, что потеряли всякое понятие о совести. Кто-то должен напомнить этим самоуверенным ублюдкам, что они не правят миром, что они — такая же пыль, как все те, кого они без разбора уничтожали, подавляли и использовали все эти годы.

— Кого ты хочешь обмануть? — негромко спросила я, остановившись в трех шагах от них. Темнокожий альфа не сводил с меня подозрительного напряженного взгляда, и я ощущала, как его тяжелый запах давит мне на виски — но недостаточно, чтобы заставить меня замолчать или отступить. — Меня или саму себя? Ты здесь не для того, чтобы отстаивать интересы абстрактного мира. Ты здесь, чтобы отомстить за Алонсо, и могу поклясться своей жизнью, Гвин, я тебя понимаю. Любой из Общества бы понял твою боль и твою ненависть. Но то, что ты хочешь сделать, никого не вернет и ничего не изменит. Они выберут нового Иерарха и новых кардиналов из числа тех служителей низшего ранга, кого сегодня не позвали на празднество. А Общество раз и навсегда превратится в террористов и убийц, чью правду уже никто никогда не захочет слушать.

— Я оставила послание, — гордо вскинула голову она. — После того, как все будет сделано, мои подручные опубликуют видео, из которого весь мир узнает правду!

— Кому нужно видео от мертвой террористки? — с горечью спросила я, качнув головой. — Неужели ты правда думаешь, что на фоне всех разрушений и смертей, причиной которой ты станешь, кому-то будет дело до тех бредовых идей, которыми ты пыталась себя оправдать?

— Это не бредовые идеи! — вспылила омега, буквально испепеляя меня взглядом. — Это то, что им всем давно пора узнать и признать! И чем громче будет этот взрыв, тем больше людей и бестий посмотрят мое видео. Если я убью Иерарха и его подручных, его посмотрят даже те, кто никогда в жизни не интересовался ни религией, ни политикой.

— Да, посмотрят, — не стала спорить я. — Посмотрят и добавят твою правду в раздел между управляющими миром разумными ящерицами и пришельцами с другой планеты. Гвин, как ты не понимаешь, что, если ты сделаешь это, они победят? Ты дашь им все козыри на руки, и в будущем, если даже правда проберется наверх через другие источники, никто уже в нее не поверит, потому что единственное, с чем она будет ассоциироваться, это самое кровавое и жестокое массовое убийство в новой истории. Кого ты обманываешь, Гвин? Ты пришла сюда не вершить историю, а закончить ее. Общество подарило тебе высшее счастье в лице твоего альфы, а потом так же легко отобрало его, оставив тебя в недоумении оплакивать свой навсегда утерянный смысл жизни. Кого ты на самом деле ненавидишь больше — Церковь или то нелепое и жестокое, что называется судьбой и было навязано тебе против твоей воли?

Гвин побледнела, и по ее изменившемуся взгляду я поняла, что мои слова достигли цели.

— Давай просто уйдем отсюда, хорошо? — продолжила я, вдруг преисполнившись какой-то самозабвенной уверенностью, что у меня действительно все получится. — Меркурио будет рад тебя видеть, и мы сможем все обсудить, когда…

Возможно, мне не следовало произносить имя предавшего ее альфы. А, возможно, все это время я лишь обманывала себя, считая, что смогу достучаться до этой женщины, чье сердце, как и метку на предплечье, выжгло каленым железом невосполнимой утраты.

— Задержи ее, — коротко скомандовала она альфе, поворачиваясь ко мне спиной, и в этот момент мне уже ничего не оставалось кроме как крикнуть:

— Мы уже рассказали им правду, Гвин! Они уже все знают.

— Кто, они? — не поняла омега, обернувшись через плечо.

— Все, — отозвалась я, вдруг ощутив, как мне на плечи снова навалилась неподъемная усталость. — Сын Иерарха наш союзник. И прямо сейчас он там наверху выступает с речью, в которой на весь мир объявит о том, что это бестии произошли от людей, а не наоборот. Так что, Гвин, скажи мне — чего ты хочешь на самом деле? Продолжить дело Алонсо и быть достойной главой Общества Оймаха до самого конца или уничтожить его наследие, а заодно убить и Меркурио, и всех остальных оймахистов, что находятся здесь сегодня? Какое будущее ждет остальных из них, кто остался снаружи? Неужели ты настолько обижена и зла, что своей рукой разрушишь жизни всем, кто когда-либо доверял тебе? Неужели тебе настолько больно, Гвин?

Ее губы дрогнули, и женщина до побелевших костяшек сжала кулаки.

— Все кончено, — тихо проговорила я, делая еще шаг вперед и оказываясь почти вплотную к ней и растерянно хмурящемуся альфе. — То, ради чего ты так долго старалась и работала, произошло. Ты молодец, Гвин. Ты спасла их всех от того жестокого и безжалостного мира, что ждал их на поверхности. Осталось последнее и самое сложное — спаси их от самой себя. Позволь им жить за пределами той ненависти, что ты так долго несла в себе. Пожалуйста.

— Мне убрать ее? — низким, рокочущим голосом поинтересовался альфа, но в его интонациях я различила явственное сомнение. Потому что и у него где-то там, дома, осталась омега, которая почти наверняка понятия не имела о том, что он собирался сделать сегодня. И, быть может, прямо сейчас этот мужчина, чьего имени я даже не знала, вдруг осознал, что у него есть шанс вернуться к любимой и снова сжать ее в своих объятиях. Такая простая мысль, способная мгновенно стереть в порошок все прочие установки, которыми он привел себя сюда сегодня.