Алиса в стране Оплеух

Так и любовь наша прошла, словно с белых яблонь белые малярши упали! – гнусный карлик вздохнул, подпрыгнул и с силой ударил – щека графини Алисы занемела от удара. – Получи, графиня, учись развязным манерам, стань высокомерной; в каждой девушке я теперь ищу балерину – соответствуй моим желаниям комнатного маньяка, любителя тараканов!

— Ах, ты, блудодей, нераскаявшийся! Любитель жареных каштанов, да, чтоб тебя вместе с каштанами на Горячем Камне Аркадия Гайдара поджарили!

Омыватель ног в реке скверны!

Рыцари Истину ищут, Правду защищают, хотя и не видят Правды, карлики – из-за малости своей и ничтожности – в цирках работают, кловунами и шутами корячатся перед народом и Королями.

А ты – младогегельянец в чужих башмаках с загнутыми носами – девушкам порядочным оплеухи раздаешь, словно помощник вертухая на раздаче пищи.

Возьми мою оплеуху, расскажи о ней другим презренным карликам, пожирателям душ! – графиня Алиса вложила в оплеуху презрение генерала к прапорщику.

Карлик взвизгнул, с рёвом обиженной летучей мыши улетел в черноту, откуда клубы тьмы, холод и скрежет зубовный.

Графиня Алиса качала головой, улыбалась тепло, душевно, с лёгкой иронией девушки после бала:

— Никогда не превращусь в испорченную девушку, с широко раскрытыми очами грешницы.

В стране оплеух меня понуждают, но из-за насилия характер мой закаляется, как у Павки Корчагина, душа воспаряет, моральные принципы и скромность цементируются.

Даже в грязи, бесчинствах останусь незапятнанная, словно гусь на серебряном блюде.

Графиня Алиса шла анфиладами, отмахивалась от похотливых ртов, раскрытых в зловонных улыбках канцеляристов, пожирателей трупов.

Получала оплеухи, в ответ бездумно отдавала свои – закон сохранения энергии в пространстве и времени, энтропия моральной устойчивости.

Перешагнула речку раскаленного железа — красный зловещий адский ручей между ног.

Не заметила, угодила прелестью изумительных волос в липкую паутину, назойливую, как неудовлетворенные прихоти классной дамы.

В центре паутины – мышь, бойкая, с красными очами индийского факира.

Мышь не сплоховала, маленькой лапкой с микроскопическими пальчиками наградила графиню Алису за невнимательность оплеухой – так факир загляделся на танцовщицу и проглотил кобру.

— О, мышь бесстыдница с неполнотой чувств в тщедушном теле мохнатой котлеты! – графиня Алиса провела ладошкой по щеке, не спешила с ответной оплеухой – что, оплеухи, если животное маленькое, скорбящее, с огромным – Вселенная поместится целиком – комплексом неполноценности. – О душе бы подумала в климаксе, как претендентка на пост президентши США.

Неужели, не видишь, что от моей оплеухи отправишься в ад, в свой дом родной.

(Двенадцать подземных королей вздрогнули, вышли из тысячелетнего оцепенения от дерзких слов морально устойчивой девушки, но снова закаменели, потому что увидели – незапятнанная репутация у графини Алисы, чистая, без Солнечных пятен.)

Грамматику Магницкого изучай, ты же не Вильгельм Завоеватель во французских штанишках с белыми кружавчиками! – графиня Алиса представила мышь в короне, в белых штанишках, а в лапках – крохотный меч из дамасской сырой стали.

Настолько потешный образ, что графиня Алиса не удержалась, закрыла ладошкой очаровательный ротик (свой, а не мыши) – не положено порядочной барышне громко смеяться и напоказ выставлять иные общечеловеческие чувства, но не прошла испытание, захохотала, упала на спину, дрыгала очаровательнейшими длинными ногами, била кулачками по осколкам пивных бутылок и греческих глиняных амфор.

Заливалась искренне с видимым удовольствием молодой здоровой кобылицы – на мясо и кумыс пригодной.

Мышь с неодобрением и осуждением взирала на девушку, фотографировала для ютуба – незащищенную трусиками – промежность Алисы, качала головой, сжимала старческие губы чухонской прачки.

— Разжигаете межрасовую ненависть своим смехом, девушка, а ещё благородную юбочку надели, фурсетка, феминистка!

Я вас ударила по правой щеке, вы должны были подставить в ответ – левую, смешную, но идеальной формы, с золотым сечением.

Не приглашаю вас на чай – в чае ли Счастье, если здоровая девица – хохочет, заливается над крохотулькой мышкой – что может быть страшнее и ужаснее контраста большого и малого? чёрного и белого?

Вы не заметили наверно, из-за политической близорукости, что я – чёрного цвета, тёмная, но не эльф, а вы – Белоснежка, снежок, мука пшеничная.

Неполиткорректно, когда белая смеется над тёмной; гнусно это.

В наш Космический век – когда мужчина проник в самые затаенные уголки женщины – сознание смещается; пришло время противопоставлять себя обществу, сложившимся традициям — подставлять щёки под оплеухи.

Стыдно, барышня, граф Лев Николаевич Толстой – любитель подставлять щёки под оплеухи – вас осудит, проклянет, назовёт воровкой, уличит, что вы воровали конфеты из буфета.

Я тоже грешила – часто воровала сыр, по наивности, по незнанию, не догадывалась, что воровать – грех, а оплеухи раздавать — слаще сыра.

Да кто подскажет бедненькой серенькой, тёмной мышке? враги кругом, младогегельянцы с трупами за плечами.

Вы – расистка, нет, не оправдывайтесь: по вашим безупречным бёдрам и по белым грудям вижу – расистка.

Расизм – бахвальство, выпячивание своих достоинств одной расой перед другой – так Буратино потешался над Пиноккио, потому что Пиноккио сделан из дуба, а Буратино – из Ясеня.

Красотой своей хвастаете, утверждаете своё достоинство недостойными средствами.

Полагаете, что – если красивая и морально устойчивая, трепетная лань и пугливая серна, то выше мыши?

Не верите, что и мышь ищет Правду, и Правда наша не меньше вашей Правды, а то и больше, как слон выше Коня.

Мама моя попала в мышеловку, а батюшка — коту на ужин – время лишений, расцвета воровской среды и пятницы.

Я – умная потому что, книги кушала, из книг мудрость черпала и в какашки перерабатывала — пауком захотела стать.

Не превратиться в отвратительное насекомое, а мыслями, найти убежище в паутине в углу пещеры; результат – я жива, умираю в старости, но счастливая, оттого, что нашла место в жизни, переборола себя – в излишествах не отказывала, на танцы ходила, размножалась, хвостом вертела, сыр воровала и вино, напивалась до беспамятства, до блевоты – Правда это или Истина.

Сытая, здоровая задумалась о смысле жизни – для чего живу? кем стану после смерти?