Алпамыш

Он их достает и там своим мечом.

Что несчастным делать с грозным силачом?

Всех переловил, убил под кручей он,

Трупы навалил огромной кучей он,—

Столь ужасным гневом был он ослеплен!..

Едет дальше грозный сокол, бек Хаким,

Едет на Чибаре он путем своим.

Ночь темна, а день затмила пыль, как дым.

Байчибар бежит по тропочкам крутым,

Видит перед собой летовку Байчибар.

Весело заржав, он удила грызет, —

Несомненно местность эту узнает:

Видимо, на этих пастбищах гулял…

Слышат Байчибара голос табуны —

Ржанием его они возбуждены, —

Сбились кони в кучи и ответно ржут,

Голос Байчибара, видно, узнают,—

Весть ему из рощ укромных подают.

Дом батыра цел, благоустроен будь! —

Хан конгратский держит на Чибаре путь.

Сивая кобыла, Байчибара мать,

Сына голос разве может не узнать?

Пленником ему пришлось, бедняжке, стать!

Как не поспешить ей сына повидать!

Только о Чибаре вспомнила она,

И от своего отбилась табуна —

В сторону дороги Сивая бежит.

А за ней слуга из табуна спешит,

«Курухайт! Курхайт!» — тревожно он кричит

Выбился из сил — беспомощный стоит, —

Видит, что кобылу он не возвратит…

Ржанье кобылицы услыхал Хаким —

Сивая пришла и стала перед ним.

Думает Хаким: «Хотя и тварь она.

Все же материнских чувств не лишена!»

Вздох тяжелой боли грудь его потряс —

Жарким ливнем слезы хлынули из глаз.

И сказал Хаким, душою сокрушась,

Своему Чибару слово он сказал:

— Добрая моя лошадка, Байчибар,

Преданный мой спутник, резвый мой тулпар,

Радость мне твою ужели не понять,

Но не в силах зависть я к тебе унять:

Сразу встретил ты свою старушку-мать!

Боль мою, Чибар, обязан ты понять, —

К дому моему помчать меня скорей,

И, как ты, я встречусь с матерью своей!.. —

Сына увидав, счастливая теперь,

Ржет еще зычнее Сивая теперь.

И семь раз Чибара обежав кругом,

Вся дрожа от счастья, стала пред сынком.

Жаль, что не был ты при зрелище таком!

Чудо пред Хакимом совершилось вдруг, —

Вымя у кобылы размягчилось вдруг,

Как у молодой, наполнясь молоком!

Зрелищем таким, конечно, изумлен,

Спешился Хаким, сердечно умилен.

С головы коня узду снимает он:

«Да не буду силы я своей лишен,

Жалок для друзей, а для врагов смешон!

Конь мой, Байчибар, служил ты верно мне,

Был товарищем в калмыцкой стороне,

Ты в степях безводных путь мой сокращал,

Ты меня, Чибар, не раз в боях спасал.

Если ныне мать свою ты повстречал,

Пососи ее, как в детстве ты сосал.

Хочется и мне в родной свой дом скорей —

Встретиться с любимой матерью своей!

Ты сильней разжег во мне тоску по ней.

Степь веселым ржаньем огласи, Чибар,

Мать свою, как в детстве, пососи, Чибар!..»

Говорит Хаким, теряя вздохам счет,

Ливень жарких слез из глаз его течет.

К богу вознося смиренные мольбы,

Помощи в делах он просит у судьбы,

Про себя, однако, размышляя так:

«Сердцем бы от лишних слез я не размяк!»

— Э, Чибар, не время ль отправляться в путь? —

Материнскую Чибар оставил грудь,—

На него узду накинул Алпамыш.

К рощам камышовым направляя путь,

Он байсунский видит пред собой камыш, —

Думает: «О чем, камыш родной, шумишь?

Радостью ли сердце мне увеселишь

Или скорбной вестью душу омрачишь?..»

Сивую кобылу упустивший раб

Сел среди дороги, — он совсем ослаб,

Он сидит — горюет, думает:

«Куда Старая кобыла убежать могла б?»

Алпамыш подъехал — задает вопрос:

— Что ты в прах дорожный, словно камень, врос?

В чем, сынок, причина этих горьких слез?

Кто тебя, скажи, обидел без вины?

Это чьи, скажи, пасутся табуны?

Кто хозяин их? Кто жители страны?

Езжу на стоцветно-резвом я коне,—

Истину ответить ты обязан мне:

Не в байсунской ли теперь я стороне?

Правду мне скажи о племени-родне,