Алпамыш

а

м теперь старуха весть дает:

«Алпамыш, мол, в замке мирно ест и пьет, —

Пусть, мол, шах, не медлит и войска пришлет».

День уж на исходе, вечер настает, —

О подходе войск старуха узнает.

Говорит она пирующим тогда:

«Ой, сынки, беда, нежданная беда!

Весть имею — шах прислал войска сюда!

Как спасти мне вас, укрыть мне вас куда?»

О гостях притворно плача и скорбя,

Космы распустила, в грудь бия себя:

«Жертвой быть за вас, сгубила я себя!»

Так она сказала — и спешит во двор.

Гости повскакали с мест — бегут за ней, —

Кинулись во двор проведывать коней,

А коней проверив, сняв с ворот запор,

Вышли за ворота — слушают, глядят, —

Видят, что старухин разговор — не вздор:

Шахские войска подходят к ним в упор,

С двух сторон старухин замок обходя,

Громогласно в трубы медные дудя…

Видят беки — время битву принимать, —

Говорят старухе: — Ну, спасибо, мать!

Если б не дала ты во-время нам знать,

Калмык

и

могли бы нас врасплох поймать, —

Без тебя погибнуть мы могли бы, мать!

Истинно, как мать, была ты к нам добра! —

Простодушным бекам вовсе невдомек,

Кто на самом деле их врагам помог.

Так была старуха Сурхаиль хитра!

Гости — на коней — и едут со двора.

Первым выезжает Хаким, —

Вражье войско блийтся к ним.

Говорит он людям своим:

— Друг — опора храбрым сердцам, —

Храбрый друга отыщет сам:

Прах следов его — нам бальзам,

Исцеленье скорбным глазам.

Беком я конгратским зовусь,

Насмерть я с врагами схвачусь,

Вдохновлен единой мечтой,

Верен буду клятве святой:

Быть достойным возлюбленной, — той,

Для кого я с детства желан!

Пробил боевой барабан.

Жаром гнева не пышащий — трус!

Барабана не слышащий — трус!

Тот, кто в час, гремящий войной,

Не надел кольчуги стальной,

Не надел наплечника, — трус!

Он презрен навечно, как трус!

Будьте же в сраженьи тверды!.. —

Так Хаким джиштам сказал.

А войска врагов-калмык

о

в

Строят боевые ряды.

Многие, однако, из них,

Видимо, в себе не тверды, —

Ждут неотвратимой беды.

Выехал вперед Алпамыш, —

Слово он опять говорит:

— Ныне жесточайшая нам

Сеча с калмык

о

м предстоит.

Вражья кровь пролейся в степи,

Вражий прах развейся в степи!

Вскачь пустить коней на майдан,

Слева, справа! Гей, на майдан!.. —

Молвил это сокол Хаким,

Поднял меч высоко Хаким, —

Прямо на врагов поскакав.

Каждый из его сорока,

Чья железа тверже рука,

Грудь, что склон горы — широка,

Горным львом рыкающим стал,

Тигром устрашающим стал,

В пыль врагов превращающим стал.

Сорок, что один, в тот же миг —

Алпамышу вслед напрямик

Мчатся на врагов-калмык

о

в, —

Гром гремит от конских подков!

Их перед собой увидав,

Первенство в бою прогадав,

Калмык

и

камчами коней

Понукают, бьют все сильней,

Шумно на узбеков скача,

Поломав ряды сгоряча,

Звездами падучими став,

Овцами заблудшими став,

Скачут калмык

и

кто куда,

Воинами быть перестав.

Так они растерялись тогда!..

Храбрецы, пугая, кричат,

Трусы, убегая, кричат.

В Чилбир-чоле крик не смолкал,

Свист, батырский гик не смолкал,

Но куда б калмык ни скакал,

Хакимбек с отрядом своим,

Как дракой, его настигал,

Пополам мечом рассекал.

Тщетно враг спасенья искал.

Сеча тут большая была!

Пыль густым туманом плыла,

Словно весь чилбирский майдан

Обволок тот пыльный туман,

Словно от незримой луны