Аляска

На подходе к бару мы стали оживленно болтать по-английски. Я небрежно протянула служащему, выдающему входные билеты, Мишкины фунты стерлингов. У кассира не возникло и тени подозрения в том, что мы - русские. Он невозмутимо принял от меня фунты, быстро посчитал разницу курсов валют и выдал сдачу долларами.

Бар оказался очень уютным. В небольшом полутемном зале стояли круглые столики, по стенам прыгали цветные огни светомузыки, из динамиков звучала суперпопулярная тогда песня группы 'Eagles' 'Hotel California' ('Отель Калифорния'). Я с удовлетворением отметила, что часть зала отведена под танцевальную площадку. На ней в медленном танце двигались пары.

Я с беспечным видом окинула взглядом всех посетителей. Их было немного. Несколько молодых мужчин с девушками. Тройка скучающих одиночек возле барной стойки. За дальним столиком у стены расположилась веселая компания негров в пестрых гавайских рубашках. Я поймала несколько заинтересованных мужских взглядов и с независимым видом отвернулась к Мишке. Красавица Моника знала себе цену.

– 'This could be heaven or this could be hell'. Then she lit up a candle... ('Это либо рай, либо ад'. Потом она зажгла свечу...) - подпел Мишка парням из 'Eagles' и потянул меня к стойке. Бармен, плотный парень с бабьим лицом, подобострастно нам улыбнулся.

– Monica, let's order a fruit cocktail and nuts! (Моника, давай закажем фруктовый коктейль и орешки!) - просительным тоном и довольно громко, так, чтобы сквозь музыку слышали ближайшие к нам иностранцы, сказал Мишка.

– Ah, Michael, I want to dance so much! (Ах, Михаил, я так хочу танцевать!) - капризно вздохнула я и повернулась к бармену.
– Do you speak English? (Вы говорите по-английски?)

– Yes! I do!
– c готовностью выкрикнул бармен.

– Then give us what he has asked (Тогда дайте нам то, что он просил.), - кивнула я на Мишку.
– You have heard. (Вы слышали.)

– Оne moment! (Один момент!) - засуетился бармен. На его физиономии отразилась искренняя радость от возможности услужить.

Он был обычный ресторанный холуй. Впрочем, в те времена многие граждане нашей великой страны превращались в холуев при общении с иностранцами. Таков уж был менталитет советского обывателя. Заграница казалась ему раем небесным, а иностранцы - почти небожителями.

Мы с Мишкой действовали по намеченному плану. Расположились за свободным столиком и стали оживленно общаться. Иногда я позволяла себе громко смеяться и бурно жестикулировать, ведь Моника - темпераментная латиноамериканка! Это, естественно, привлекало ко мне внимание. Потом мы пошли танцевать быстрый танец. Мужчины смогли оценить грацию бразильянки!

Я положила успешное начало самопрезентации.

Результат моей активности не заставил себя ждать. И оказался неожиданным. Когда зазвучала медленная музыка, от барной стойки отклеился худосочный сутулый очкарик средних лет и пригласил меня на танец. Я опешила: не такого ухажера я себе представляла! Но тут же отметила его дорогой костюм и холеные руки аристократа. Это не малоимущий студент университета Патриса Лумумбы, как те негры у стены, подумала я. Этот человек поведет нас в 'Националь'!

И благосклонно протянула ему руку. Желтой ладонью вниз. О своем временном косметическом изъяне Моника не забывала ни на минуту.

Мой новый знакомый оказался шведом. Звали его Карл Юхансон. В Москве он участвовал в переговорах о закупках СССР какого-то шведского оборудования. Карл объяснял какого, но я не вникала. Была озабочена тем, чтобы выстраивать игру соответственно статусу и состоянию партнера. А это оказалось непросто.

Меня сбивал его возрастной ценз. Вне роли Моники я была всего-навсего дерзкой девчонкой. А у нее в общении со взрослыми сложились устойчивые стереотипы поведения. Она умела с ними спорить, язвить, терпеливо выслушивать их назидания, протестовать, молча выполнять их указания, проявлять к ним уважение, в конце концов. Но всегда играла вторую скрипку. Была, вообще говоря, подчиненной стороной. Сейчас же я должна была выступать на равных и забыть о своих привычках.

Мне не мог помочь и опыт общения с молодыми людьми, которые летом пытались ухаживать за мной и Моникой. Непринужденная болтовня, легкая фамильярность, шуточки и задорное кокетство - все это в общении с флегматичным шведом не проходило. Карл демонстрировал подчеркнуто учтивые манеры и, похоже, был начисто лишен чувства юмора. А ведь я рассчитывала на знакомство с более-менее молодым, веселым и болтливым иностранцем!

Меня спасало одно: Карл смотрел на Монику восхищенными глазами. Вторую скрипку в нашем общении играл он. Швед, несмотря на свои зрелые годы, робел и от этого все время смущенно моргал и морщился. Я была уверена: он простил бы мне и подростковую дерзость, и легкомыслие юной бразильянки, и молодежную фамильярность. Но мне хватило ума отбросить все это. Пока швед старательно и довольно умело вел меня в танце, я нашла единственно верную манеру обращения со своим новым знакомым.

Я заставила себя унять волнение и стала смотреть на него с задумчивой улыбкой. Моника из эксцентричной латиноамериканки превратилась в спокойную, исполненную чувства собственного достоинства, южную красавицу. Ровная приветливость, неторопливая тихая речь, плавные движения... При одном взгляде на нее становилось ясно: ей нравился тот серьезный, разумный мужчина, с которым она танцевала. Ей было с ним хорошо. Она с интересом слушала его. Она охотно, хоть и немногословно, отвечала на его вопросы. Она внимательно и ласково смотрела ему в глаза.

Новый образ был выбран безошибочно. Моника не только покорила сердце Карла Юхансона - она внушила ему веру в собственную неотразимость! К концу пятиминутной музыкальной композиции, под которую мы танцевали, швед преобразился. Смущенный очкарик превратился в настоящего мачо! Когда после танца Карл провожал меня к столу, глаза его сверкали. Он расправил плечи. Он смотрел вокруг с хищным прищуром. Это был мужчина, для которого свернуть горы по одному слову своей женщины - забавный пустяк!

Мишке Ефремову было достаточно одного взгляда, чтобы все понять. Карл, усадив меня на стул, еще целовал мне руку, а Мишка уже тянул ему свою. Но, конечно, не для поцелуя, а со словами:

– Let's get acquainted! (Давайте знакомиться!) I'm Misha, a friend of Monica! (Я - Миша, друг Моники!) Welcome to our table! (Добро пожаловать к нам за стол!)

В общем, дело кончилось тем, что через полчаса швед повел нас с Мишкой в ресторан гостиницы 'Националь'.

Едва переступив порог ресторанного зала, я поняла: чем бы ни закончилась наша с Мишкой авантюра, она стоила того, чтобы в нее ввязаться! Я никогда не видела такого великолепия интерьерного декора. Я знала, что 'Националь' - отель мирового уровня. Но не могла и предполагать, что этот уровень означает торжество художественного вкуса, высокой эстетики и талантливого дизайна.

Дубовый паркет с мозаичным рисунком; роскошные потолочные фрески; на стенах - картины в стиле европейской живописи XIX века; огромные зеркала, витражи, тяжелые люстры с изящными плафонами; вместо стульев - кресла с мягкой обивкой, украшенной вышитыми узорами; на столах - расписной фарфор и хрусталь...

Мишка, ошалело оглядывая ресторанный зал, вдруг громко задекламировал:

– Янтарь на трубках Цареграда,

Фарфор и бронза на столе,

И, чувств изнеженных отрада,

Духи в граненом хрустале!