Аляска
Шрифт:
Дэвид Барбер задумчиво молчал. Такси остановилось возле хорошо знакомого мне особняка, украшенного пестрыми изразцами. Я собиралась поблагодарить американца за чудесно проведенный вечер и вежливо проститься. Но он повернулся ко мне и взволнованно сказал:
– Monica, I never want to part with you! Let's meet tomorrow! (Моника, я не хочу расставаться с Вами навсегда! Давайте увидимся завтра!)
Я сразу поняла: он не играет. Он искренне мною увлечен. По-настоящему!
Мне стало не по себе. У меня и мысли не было о продолжении отношений с этим человеком. Я не испытывала к нему никаких чувств, кроме, может быть, легкой симпатии. Он был для
С другой стороны, мне льстило внимание взрослого мужчины-иностранца. Я вспомнила смущение Дэвида и его восхищенные взгляды. Как он будет за мной ухаживать? С ним интересно и приятно общаться. К тому же он человек из другого мира и может рассказать то, о чем я никогда не узнаю...
Одним словом, любопытство взяло верх, и я с показной легкостью ответила:
– OK! Set a date! (Хорошо! Назначайте свидание!)
Он просиял:
– I'll come to any place and at any time which you choose! (Я приду, куда и когда вы скажете!)
– Then tomorrow at six p.m. on the corner of 'National' (Тогда завтра в шесть часов вечера на углу 'Националя'.), - решила я.
Он поцеловал мне руку, и я вышла из такси. Теперь меня занимало только одно: машина отъедет раньше, чем я дойду до закрытых ворот посольства, или нет? Если Дэвид решит проводить меня долгим любовным взглядом, я пропала! Войти на территорию я не смогу: калитка в воротах заперта. Буду как дура торчать возле ограды! Из будки охраны выскочит дежурный милиционер, и потребует документы. А потом из такси вывалится встревоженный американец Дэвид Барбер - и начнется такое!..
Я как можно медленнее пошла к воротам. Милиционер в будке мирно спал. Возле калитки я остановилась, стала рыться в сумочке. И с облегчением услышала шум отъезжающего такси. Я украдкой проводила его взглядом и на всякий случай скользнула за милицейскую будку. Пусть Дэвид уедет подальше...
Через пару минут я осторожно выбралась из своего убежища и весело зашагала по ночной улице Герцена.
***
Я немного волновалась перед свиданием с Дэвидом Барбером. У меня не было опыта романтических отношений, на которые он делал заявку. До сих пор я успешно справлялась с ролью Моники лишь в игривом общении с иностранцами за ресторанным столиком. Первое и последнее знакомство с такими ухажерами мало к чему обязывало. Я могла легкомысленно болтать, играть интригующими недомолвками, в ответ на вопросы отшучиваться. У меня было много степеней свободы в построении образа Моники. Я прикидывалась кокетливой дурочкой. Представала молчаливой красоткой с томным взглядом. Изображала взбалмошную хохотушку. Все это устраивало моих кавалеров. Каждый из них хотел заполучить юную бразильянку в свою постель, не более. А чем девушка проще, тем легче это сделать.
'Даже сдержанный и корректный Карл Юхансон, - думала я, - видел в Монике только будущую любовницу. В ином случае он остался бы самим собой, а не превратился бы в мачо'.
Дэвид Барбер себе не изменял и со мной не лукавил. При первом взгляде на меня он забыл обо всем. Смотрел так, будто увидел восьмое чудо света. Он не скрывал своего восхищения и не пытался сыграть какую-либо роль. Со мной он был такой, каков есть. Его взволнованная просьба о свидании говорила о многом. От него следовало ожидать самых высоких и нежных проявлений чувств. Отношения, на которые он рассчитывал, предполагали открытость, откровение, глубину.
Та Моника, роль которой я привыкла исполнять, здесь бы не справилась.
Да и не хотела я играть такую роль! В общении с Дэвидом это значило себя не уважать! Я кто, в конце концов, - хитрая девчонка, которая умеет только пыль в глаза пускать? Или все-таки девушка, которая достойна настоящей любви и восхищения?!Викинг с пылким сердцем поэта, сам того не ведая, сделал мне вызов.
И я не могла на него не ответить.
С Дэвидом Барбером будет общаться Оля Платонова, решила я. От Моники останется только облик и легенда. Во всем остальном я буду сама собой. Как говорится, откровенность за откровенность. Мне по разным причинам интересно общаться с этим американцем - ну, и все! Посмотрим, что из этого получится!
Дэвид пришел на свидание в элегантном костюме и с огромным букетом желтых хризантем в руках. Я приняла от него охапку махровых золотистых шаров на длинных стеблях и с удовольствием вдохнула их терпкую, горьковато-полынную свежесть.
– My mom says that yellow chrysanthemums are soaked by the sun (Моя мама говорит, что желтые хризантемы пропитаны солнцем.), - мягко улыбнулся мне Дэвид.
– She loves them. (Они ей очень нравятся.)
– I also like them (Мне тоже нравятся.), - тихо сказала я. Дэвид зарделся от удовольствия.
– They need to be put in the water, Monica! Let's go to the restaurant! (Их надо поставить в воду, Моника! Пойдемте в ресторан!) - Он показал на гостиницу 'Москва' на площади 50-летия Октября, ныне Манежной. До нее от 'Интуриста' было рукой подать.
– It is unlikely any vase can fit them! (Вряд ли они уместятся в вазе!) - засмеялась я, с трудом удерживая букет.
– We'll invent something! We need to let you free! I can't even kiss your hand! (Что-нибудь придумаем! Надо же Вас освободить! Ведь я не могу даже поцеловать Вашу руку!)
В ресторане мы расположились за столиком у большого окна с видом на площадь Свердлова, ныне Театральную, и памятник Карлу Марксу. Метрдотель по достоинству оценил внушительные размеры моего букета и занялся им лично. По его указанию официант поставил рядом со столом серебряное ведро для льда, наполненное водой. 'Самое большое, какое только могли найти!' - шепнул он метрдотелю. Тот с сомнением окинул взглядом охапку цветов на столе и все-таки скомандовал официанту: 'Ставь!' К счастью, все хризантемы в импровизированной напольной вазе уместились.
– Большое спасибо!
– намеренно коверкая русские слова, поблагодарила я.
Мы прекрасно провели тот вечер. Я знала, что Дэвид - интересный собеседник. И предполагала, что он окажется деликатным, заботливым кавалером. Но американец превзошел все мои ожидания.
Дэвидом владело одно желание - доставить мне удовольствие, сделать мое пребывание с ним радостным и беспечным.
Он заказывал и мне, и себе только те блюда и напитки, которые я называла.
– I want to learn your taste, Monica! And I will indulge it! (Я хочу изучить ваши вкусы, Моника! И буду им потакать!) - смеялся он.
Дэвид имел хорошее чувство юмора и много шутил. При этом ни одной скабрезности я от него не слышала.
– Famous actress Faina Ranevskaya (Знаменитая актриса Фаина Раневская), - указывал он на памятник Карлу Марксу за окном, - has named this creation a refrigerator with a beard. (назвала это творение 'холодильником с бородой'.)
Моника смеялась и говорила:
– Ranevskaya? I hear it for the first time! But she put it so aptly! (Раневская? Первый раз слышу! Но как она удачно выразилась!)