Аляска

– Нездешняя?
– раздался позади меня хриплый голос. Я обернулась. Передо мной стоял высокий сутулый старик в телогрейке и кирзовых сапогах. У него было длинное худое лицо, поросшее седым мхом. Тяжелая нижняя челюсть и блеклые глаза делали его похожим на злодея.

'Тот еще видок у старика!
– оценила я.
– Как будто из колонии сбежал!' Откуда взялся этот страшноватый дед? Точно из-под земли вырос!

– Вам что нужно?
– неприветливо спросила я.

– Да вот смотрю: девчонка стоит, не по погоде одетая, с сумками, - глядя в сторону, лениво проговорил старик.
– Куда идти, не знает. Значит, приезжая. В поселок не идет. Значит, не в поселок ей нужно...

– И неожиданно спросил: - На свиданку, что ли, приехала?

Я поняла, что он имеет в виду. Умный дед!

– А вам что за дело?

– Да много вас здесь таких бывает. Приедут на ночь глядя, а до колонии три километра, не ближний свет. Да и не принимают там в такое время... Койка на ночь нужна?
– снова завершил он неожиданным вопросом свои рассуждения.

Ох, не внушал мне этот дед доверия! Но он предлагал как раз то, без чего сейчас я не могла обойтись. Откажусь - и как быть? На пустыре комбинезон расстилать? Нет уж! Тем более, старик знает дорогу к колонии.

– Смотря где ночевать, - осторожно ответила я.

– А вон моя избенка, - указал старик на ветхий деревянный дом на краю пустыря.
– Живу я один. Печка затоплена, на топчане место есть. Вещи просушишь, выспишься в тепле. Вареную картошку будешь? С огурчиками?

Я непроизвольно сглотнула. Но постаралась сказать как можно более сдержанно:

– Буду. Картошку я люблю.

Старик почесал седой мох на подбородке.

– Ну, тогда за все про все - пять рублей!

Пять рублей! И это за ночлег на топчане и тарелку вареной картошки? Классный дед! Я сразу почему-то успокоилась. Было ясно: старик зарабатывал тем, что предоставлял кров родственникам заключенных, приехавшим в колонию на свидание. И знал цену своей уникальной услуге! Этот замшелый 'злодей' не сделает мне ничего плохого.

– Договорились, - сказала я.
– Вас как зовут?

– Потапыч. А тебя?

Через час я сидела в жарко натопленной избе за столом с Потапычем и блаженствовала! Передо мной стояла тарелка горячей картошки с постным маслом, лежали ломти черного хлеба, брусочки сала и свежие огурцы! Одну тарелку я уже умяла и теперь наслаждалась чувством сытости и теплом. На мне был сухой комбинезон: перед ужином я умылась и переоделась. Все мои мокрые вещи Потапыч развесил в избе на веревке. А разбухшие вафельные торты, сырые пачки чая и блоки сигарет положил на печь.

– Не боись, будут как новенькие!
– говорил он, наливая в стакан из большой стеклянной бутыли мутный самогон. Он предлагал и мне, но я отказалась.
– Насчет этого не беспокойся! Кстати, твои подарочки для зэков дорогого стоят! Уж я знаю!..

– Откуда?
– спросила я, с удовольствием отхлебывая из кружки дымящийся черный чай.

– Да был я там...
– задумчиво подвигал тяжелой челюстью Потапыч.
– На этой вот зоне сидел, куда ты завтра пойдешь. А когда освободился, остался в Славянке, пошел на завод работать. Как говорится, на свободу - с чистой совестью!
– Он опрокинул в себя стакан самогона и крякнул.
– И не жалею!
– вызывающе посмотрел он на меня.
– Хоть и в годах уже был, а все успел: и любовь встретил, и дом построил, и детей мне жена родила!

– А где же ваша семья?

Потапыч поднял на меня блеклые глаза:

– Клава моя умерла. Дети разъехались. А я вот теперь таким, как ты, помогаю...

– Он тяжело поднялся со стула.
– Ладно, посидели, и будя. Хорошего понемножку. Завтра утром покажу тебе дорогу в колонию. А сам на рыбалку пойду... Я тебе на топчане постелил, но могу раскладушку дать. Сгодится топчан-то?

Я вспомнила свой ночлег на шоссейной насыпи и сказала:

– Еще как сгодится, Потапыч! Спокойной ночи.

Мне казалось, что стоит прилечь, и я усну мгновенно. Но не тут-то было. В ночной тишине и покое мое измученное тело стало рассказывать о своих страданиях. Стонали мышцы, ныли суставы, саднили царапины, чесались комариные укусы. Вчера вечером я провалилась в сон, не успев почувствовать под собой каменистое ложе насыпи. Теперь жесткая поверхность топчана не давала мне покоя. Я вертелась с боку на бок и никак не могла устроиться.

Наконец, я отчаялась уснуть и села на постели. Посмотрела на часы, они показывали полночь. Из-за фанерной перегородки слышался храп Потапыча. Я тихо встала, оделась и вышла из дома.

Меня обняла ночная прохлада. Я с удовольствием вдохнула свежий сырой воздух и сошла с крыльца. Вокруг было тихо. Дождь прекратился. Из-за тучи выглядывала луна, освещая пустырь и развалины завода... В здании милиции во всех окнах первого этажа горел свет. Я пересекла небольшой, заросший травой участок и вышла за калитку.

Со стороны поселка раздался шум мотора, во дворах залаяли собаки.

– Небось зэков со станции везут, - прозвучал позади меня голос Потапыча. Он неторопливо шел от дома в накинутой на плечи телогрейке.
– Слышь, автозак идет?
– Он встал рядом.
– Захотел воды попить, смотрю - нет тебя. Вышел вот проведать. Не спится? С дороги бывает...

– Зэков? С какой станции?

– С железнодорожной. Есть здесь в десяти километрах станция Бамбурово... На нее новые партии заключенных в спецвагонах привозят. Оттуда - в колонию, в автозаках. А вот если ночью поезд придет, сюда почему-то доставляют. На зону утром отправят, ага.

Дверь в здании милиции распахнулась, из нее выбежали несколько милиционеров с автоматами, один из них держал на поводке овчарку.

– Пойдемте!
– потянула я за руку Потапыча.
– Посмотрим.

Не знаю, что меня туда влекло.

– Неймется тебе!
– ворчал старик, ковыляя за мной в смятых шлепанцах по пустырю.
– Завтра в колонии все увидишь!

Когда мы приблизились к зданию, к нему подъехал грузовик.

– А вот и автозак!
– кивнул на него Потапыч.

Кузов машины представлял собой цельнометаллический фургон с единственным зарешеченным окном на двери. Из кабины грузовика выскочил солдат с автоматом. Милиционеры построились цепью от входа в здание до двери фургона. Солдат распахнул ее и скомандовал:

– По одному - на выход! Первы й!

В дверном проеме показался бритый наголо мужчина в черных штанах и укороченной робе - летней униформе заключенных. В тусклом свете, льющемся из окон здания, лица его было не разглядеть. Он не мешкая спрыгнул на землю и выкрикнул свою фамилию.

Овчарка громко залаяла. Зэк заложил руки за спину и трусцой побежал вдоль цепи милиционеров в здание. Солдат вызвал следующего заключенного:

– Второй!

В дверном проеме фургона возник другой черный силуэт. Тяжелые ботинки зэка ударились об асфальт.