АН (цикл 11 книг)

— Стоило, Дмитрий Александрович, — холодно ответила Соня.

И всё. Больше она ничего не произнесла. Никаких колкостей. Правда выдала свою ярость невидимой волной силы. Дмитрий Годунов и его сын на миг изумлённо сверкнули глазами, а их дамы поёжились.

Мне же показалось, что локтем, за который держалась Соня, я ощутил лёгкое покалывание и мне даже послышался треск.

Однако Софья мгновенно вернула себе контроль. Хотя её взгляд, направленный на Годуновых, стал ещё более колючим. Смотрела она на Дмитрия, игнорируя остальных.

Пётр Годунов недобро сощурился. Но лишь на долю секунды. А затем повернулся к своей спутнице и улыбнулся ей. Интересно, что в голове у этого парня? Он знает, что, когда Соня была маленькой, Годуновы уже решили, что она станет его женой? Скорее всего. А затем, когда Соня была Троекуровой, этот Пётр одолел её на турнире.

А сейчас она его игнорирует, словно он пустое место.

Большинство присутствующих сейчас поглядывают в нашу сторону. Я буквально ощущаю эти взгляды кожей. И кто-то явно пялится совсем уж недобро.

Чуть довернув голову, я приметил семейство Нарышкиных. Великого князя Крымского с княгиней и их надменного сыночка-наследника, подбивавшего клинья к Юле Ромодановской. Хм… так вот кто так зло пялится — его спутница, младшая сестрёнка Петра Годунова и внучка Канцлера…Оксана.

Любопытный союз намечается.

И как же быстро они нашли общий язык! Оксана явно неровно ко мне дышала, и Канцлер был не прочь это использовать. Уверен, после того как в Африке засветились наши космодоспехи, его желание породниться со мной стало ещё сильнее. Но не прошло и двух недель после выступления по телевидению вдовствующей императрицы, как девчуля уже ходит под ручку с Нарышкиным.

А ведь на стороне Канцлера сегодня не один княжеский род, а три, как и на стороне вдовствующей императрицы. Кроме Нарышкиных, это, естественно, Багрутуняны — правители Карса, которые в нынешний период своей истории по умолчанию идут в довесок Нарышкиным, и великокняжеский род Щербатовых, правящих Минском. Учитывая родственные хитросплетения Щербатовых, Годуновых и Демидовых (рода генерал-губернатора Московского), я не особо удивлён тем, что великие князья Минские были приглашены на эту «тайную» встречу.

Пока я размышлял о своём, Дмитрий Годунов отвесил пару дежурных фраз, после которых наткнулся на прямой вопрос вдовствующей императрицы:

— Когда я смогу увидеть сына?

— Его Величество прибудет, как только сочтёт необходимым, — с полуулыбкой ответил Дмитрий Годунов. Пытается быть вежливым, но я отчётливо вижу по его глазам, как же сильно он бесится.

— Как и Канцлер? В порядке вещей для Канцлера заставлять ждать гостей, меня и мою дочь? — величественно проговорила императрица.

— Александр Борисович каждую минуту своего времени тратит на заботу о благе нашей империи, — с поклоном ответил Годунов.

Хм… а держатся ему все сложнее. И сынок начинает заводиться. Разве что их дамы, придя в себя после всплеска Сониной ауры, спокойны. Супруга Дмитрия Годунова производит впечатление невозмутимой женщины. Такой, кто, не поведя бровью, может пудовым кулаком раскроить череп медведю, случайно забредшему в город из тайги. А великая княжна Минская, кажется, не испытывает огромного пиетета перед Годуновыми. Или… что более вероятно, не особо умна.

— Что ж я поняла вас, Дмитрий Александрович, — проговорила императрица. — С радостью бы побеседовала с вами ещё немного о том, кто и что делает для нашей империи, но не могу. Здесь столько желающих поздороваться со мной, извините, но я не в силах проигнорировать их желание.

После такого толстого намёка чета Годуновых откланялась и освободила место. К нам стали подходить члены княжеских семей из «вражеского» стана. Разговор с ними был обтекаем, острых тем не касались. Держались князья, княгини их дочери, как и полагается, достойно. Императрицу не провоцировали, умело скрывали свои чувства. И всё же, мне показалось, что я смог ощутить их… недовольство.

В этих людях точно не было искренней преданности вдовствующей императрице. Высшие аристократы Российской империи не привыкли беседовать с Рюриковичами. Ведь те обычно сидят взаперти. Князья привыкли считаться с Канцлером. Не считать его выше себя, но прислушиваться к его словам и избегать конфликтов. Пусть воспитание в них и может кричать: «император — священен! Он выше нас всех!» Но реального опыта общения с ним нет. А Елизавета Александровна, как ни крути, так и вовсе не Рюрикович по крови. Возможно, кто-то видит в ней зарвавшуюся великую княжну Киевскую, и не более того.

И всё же лишнего себе князья не позволяли. А вот одна дамочка, подошедшая к нам вместе с великокняжеской семьёй Нарышкиных, не смогла держать себя в руках. Нет-нет да бросала Оксана Годунова злобный взгляд то на меня, то на Соню.

Причём Соню она прожигала взглядом даже сильнее. Я словно мог прочесть её мысли в такие моменты. Что-то вроде:

«Что эта выскочка себе позволяет? Я самый цветастый цветочек в этом огороде!»

А вот её спутник, великий княжич Крымский Николай Григорьевич Нарышкин явно был счастлив. Форкх меня дери, и это после всех его разглагольствований на тему: великому княжичу подойдёт только великая княжна?

Переобулся в прыжке…

Вот что Юля Ромодановская с человеком сделала.

Следом за князьями к нам начали подходить и министры. В империи двенадцать министерств. Одиннадцатью из них управляют имперские бояре. И почти все министры были на этой «тайной» встрече.

Кроме двоих: Министра путей сообщения — отца боярыни Морозовой и великой княгини Казанской, и министра образования — второго сына великого князя Киевского. Иначе говоря, кровного дядюшки цесаревны Софьи.

Здесь присутствовали и два генерал-губернатора: Московский и Петроградский. Что забавно, оба в разговоре припомнили моё чемпионство на турнире в две тысячи седьмом.

— Аскольд Андреевич, я восхищен вашим подвигом! Как и ожидалось от чемпиона Москвы и всей империи прошлого года! — бойко говорил Демидов.

— Вы в очередной раз подтвердили свою силу, Аскольд Андреевич. Достойно человека, одолевшего моего сына, — сухо проговорил Пётр Алексеевич Шереметев — отец моего друга и товарища по тренировочному лагерю Пети Петровича Шереметева.

С тех пор как мы появились в зале, прошло девяносто семь минут. За это время мы успели поговорить со всеми представителями «фракции» Канцлера.