Анамнез декадентствующего пессимиста
Шрифт:
Между женщинами принципиальной разницы нет, так он привык думать. Отличаются они особенностями анатомического строения, это и составляет предмет интереса для мужчины. Да и подробности анатомии, правду сказать, не слишком разнятся. Все главное у них одинаково.
Предпочитал работать для дам, с тем чтобы избавиться от более суровых заказчиков. И каждый раз, знакомясь с новой женщиной, он говорил себе, что уже все знает, ничего нового не будет, а будет только новая морока, и для чего это нужно? Каждый раз он забывал свой опыт, но ненадолго: ситуации повторялись, реплики женщин были одинаковыми, уже слышанными, обещания и просьбы точно такими же, как и в прошлой истории. А наша дама вся вздрагивает, и хватается за бока, будто на нее напал щекотунчик,
Иногда, лежа в постели, я думаю о своем прошлом и вижу его так реально, что мне нужно ущипнуть себя, чтобы вспомнить, где я. Особенно когда рядом женщина. Знаешь, с женщинами я легко забываюсь. Это, собственно, все, чего я хочу от них, – чтоб помогли мне забыться. Иногда я так ухожу в себя, что не могу даже вспомнить – как зовут бабу и где я ее подцепил. Как остающийся на губах привкус, с каким просыпаешься, когда приснится незнакомый человек. Смешно, правда? Хорошо, проснувшись утром, почувствовать рядом с собой свежее теплое тело, тогда и сам чувствуешь себя чистым. Это возвышает… пока они не заводят свою обычную песню насчет любви и так далее… Ты можешь мне сказать, почему бабы столько говорят о любви? Что ты хороший любовник им недостаточно, они непременно хотят еще и твою душу… Просто они не могут отключиться от своих несчастий – это у них точно камень внутри, который они перекатывают с места на место.
Мне хочется отдаться женщине целиком. Мне хочется, чтобы она отняла меня у самого себя… Но для этого она должна быть лучше, чем я, иметь голову. Она должна заставить меня поверить, что нужна мне, что я не могу жить без нее. Найди мне такую бабу, а? Если найдешь, я отдам тебе свою работу. Тогда мне не нужна ни работа, ни друзья, ни книги, ничего. Если только она сумеет убедить меня, что в мире есть что-то более важное, чем я сам. Господи, как я ненавижу себя! Но этих сволочных баб я ненавижу еще больше, потому что ни одна из них не стоит и плевка.
Я не привожу женщин к себе. Никогда. Следовательно, замужние женщины для меня под запретом. Впрочем, я заметил, что они предпочитают у себя, в привычной обстановке. Это придает им уверенности, я думаю, создает у них впечатление, что они не бросаются сломя голову в бог знает какую неизвестность. Они остаются одной ногой на земле, цепляются одной рукой за заграждение… Я тоже предпочитаю это, и не только по причине моей позорной грязи ленивого холостяка. Проникнуть в личную жизнь женщины до того, как, может быть, проникнуть в нее самое, вот это приключение, равное открытию могилы Тутанхамона. Впрочем, они все ужасно банальны, но так трогательны в своих посягательствах на оригинальность. Много раз она прижимала мою твердую и мягкую плоть к этому месту и рассказывала в ночи всякие истории. Почему я при этом всегда чувствовал себя как-то неуютно? Почему я больше прислушивался к лифту и вентилятору?
И все время плакала. Послушай, ты когда-нибудь забавлялся с сумасшедшей? Это надо испытать. С самого начала она без умолку болтала всякую чепуху. Не могу воспроизвести эту ахинею, но она словно не подозревала, что я тружусь на ней в поте лица. Послушай, я не знаю, имел ли ты когда-нибудь женщину, которая во время этого самого жрет яблоко?.. Но можешь себе представить, как это действует на нервы. А тут в тыщу раз хуже. Это меня так достало, что я подумал, будто и сам немного ку-ку… А сейчас ты мне вряд ли поверишь, но это сущая правда. Знаешь, что она отколола, когда мы кончили? Она меня обняла и сказала спасибо. Погоди, и это еще не все.
И что, ты думаешь, эта ненормальная сделала? Она побрилась, ты понимаешь… Ни волоска между ногами. Потому-то статуи и оставляют тебя холодным. Дело в том, что все они одинаковы. Когда видишь их в одежде, чего только не воображаешь; наделяешь их индивидуальностью, которой у них, конечно же, нет. Только щель между ногами. Она настолько
бессмысленна, что я смотрел как завороженный. Я изучал ее минут десять или даже больше. Когда ты смотришь на нее вот так, совершенно отвлеченно, в голову приходят забавные мысли. Вся эта тайна пола… а потом ты обнаруживаешь, что это ничто, пустота. Подумай, как было бы забавно найти там губную гармонику… или календарь! Но там ничего нет… ничего. И вот это-то и противно. Я чуть не свихнулся… Из книги, даже самой плохой, всегда можно что-нибудь почерпнуть, a это, знаешь ли, пустая трата времени… Угадай, что я после всего этого сделал?Бесценный друг, маменька, милый дружок. Очень аппетитная штучка, право слово. Кругленькая и пухленькая, как молочная булочка. Ночная рубашка пенсионерки покрывает это изобилие наивности, настолько необычной у этой бабушки, что внезапное возбуждение охватывает мой низ живота.
Я посвящал ей сеансы усердной мастурбации и замирал, выкрикивая ее фамилию и называя ее Мадам и обращаясь к ней на вы. Я звал ее тогда с такой страстью, что она могла вот-вот появиться здесь, материализоваться в моих руках, во всей славе этого тела, которое я представлял восхитительно слишком нежным, которое я обожал, не вопреки знакам, оставленным временем, а как раз благодаря этим ускользающим и таким волнующим изъянам.
Не исключено даже, что она плакала; вполне могу представить себе, как утром, одеваясь в одиночестве, она вдруг разражается рыданиями. И, незаметно для неё, отвлекает её от источника, породившего печальное настроение, так что через несколько минут она и сама с удивлением спрашивает себя, что такое случилось с нею. Она чувствует то облегчение, когда у постели садится доктор, блестя премудрыми очками: "Ну-с, ангел мой, с нынешнего дня мы будем вести себя так…"
Следующей оказалась русская с пепельно-русыми волосами и весьма развитыми формами, несмотря на свои четырнадцать лет, с виду дрянь дрянью; потом он задал пару вопросов остальным, подпрыгивая, красуясь в своём смокинге с серебряной каймой, отпуская более или менее непристойные шуточки.
И вопят шлюхи, требуя горячей воды – их руки внизу между юбками и босыми ногами (ах, коленки с ямочками и, да, ямочки на лодыжке), лямочки их платьев спадают чуть ли не до локтя, поэтому одна туго стянутая грудь видна чуть ли не вся, сила броска природы, и видишь маленький мясистый уголок ляжки, где она встречается с подколенной ложбинкой, и видишь тьму, скрывающуюся под – я хочу уйти туда, где есть густые толстые ковры для пальчиков ног, где драма бушует вся бездумная…
Когда мы беседовали с Блэки, от его искренней серьезности у меня мурашки по груди побежали – вечно так, и мужики есть мужики – разве Блэки меньше мужик оттого, что никогда не был женат и у него нет детей и он не подчинился поведению природы множить трупы самого себя?
Свою мысль о состоянии человечества он выразил в мрачной притче об армии на вражеской территории, которая не представляет, в чем цель войны, так что каждый солдат вынужден заключать свой собственный мир. Он как тот герой, что вернулся с войны, несчастный, искалеченный полуидиот, увидевший в реальности свою мечту. Когда он садится, стул разваливается под ним; когда он входит в комнату, она оказывается пуста; когда он кладет что-нибудь в рот, во рту остается противный привкус. Все как раньше, ничто не изменилось, все элементы те же, и мечта не отличается от реальности.
И ни у нее, ни у нас уже нет хода назад. Это как война. Во время войны все мечтают о мире, но ни у кого не хватает мужества сложить оружие и сказать: "Довольно! Хватит с меня!", и я понимаю, каким никудышным солдатом я был бы, если бы по глупости попал на фронт. Но как можно заставить человека идти в бой, если у него нет ни малейшей охоты воевать? Есть трусы, из которых не сделаешь героев, даже перепугав их насмерть. Не исключено, что у них слишком развитое воображение. Есть люди, которые не живут настоящим, их мысли или отстают, или забегают вперед. Мои мысли постоянно сосредоточены на мирном договоре.