Анархизм

И самая культура, слдовательно, есть лишь система средствъ, которыми общественность стремится утолить изначальный инстинктъ самосохраненія.

Для изолированнаго человка культура — невозможна, не только какъ представленіе, но и технически. Невозможны ея основныя предпосылки, какъ языкъ, групповая взаимопомощь и пр.

Языкъ, семья, отечество — сверхъиндивидуальны. «Эти три основныя образованія — пишетъ В. Соловьевъ — несомннно, суть частныя проявленія человчества, а не индивидуальнаго человка, который, напротивъ, самъ отъ нихъ вполн зависитъ, какъ отъ реальныхъ условій своего человческаго существованія». («Идея человчества у Огюста Конта»). «Языкъ — читаемъ мы у авторитетнаго русскаго лингвиста Потебни — развивается только въ обществ, и притомъ не только потому, что человкъ есть всегда часть цлаго, къ которому принадлежитъ, именно своего племени, народа, человчества, не только вслдствіе необходимости взаимнаго пониманія, какъ условія возможности общественныхъ предпріятій, но и потому, что человкъ понимаетъ самого себя, только испытавши на другихъ людяхъ понятность своихъ словъ». «Лишь въ общеніи человкъ научается слову» — говоритъ также С. Трубецкой — и «убждается во всеобщемъ логическомъ значеніи своего разума».

Этотъ инстинктъ самосохраненія связанъ, поэтому, уже съ первыхъ шаговъ человческаго существованія, съ инстинктомъ стадности, о которомъ говорятъ вс антропологи.

У англійскаго ученаго Макъ-Дауголла («Основныя проблемы соціальной психологіи») мы находимъ любопытныя разсужденія о стадномъ инстинкт, не требующемъ для своего проявленія въ простйшей форм «какихъ-либо высокихъ душевныхъ качествъ, никакой симпатіи или склонности къ взаимной помощи». Макъ-Дауголлъ считаетъ для антропологіи доказаннымъ существованіе стаднаго инстинкта у первобытнаго человчества. Но онъ указываетъ также на разнообразныя и весьма любопытныя проявленія его у цивилизованныхъ людей нашего времени. Онъ отмчаетъ «ужасающій и пагубный ростъ» современныхъ городовъ, даже тогда, когда это прямо не диктуется экономическими условіями; онъ отмчаетъ наклонность современной администраціи всячески поощрять этотъ стадный инстинктъ и приходитъ къ заключенію, что «при значительной свобод образованія аггрегацій современныхъ націй его непосредственное дйствіе способно дать уклоняющіеся отъ нормы и даже вредные результаты». Наконецъ, изъ стаднаго инстинкта, повидимому, вырабатывается и то чувство «активной симпатіи», принимающее весьма многочисленныя и разнородныя формы у современнаго человка, которое необходимо предполагаетъ общеніе.

Своеобразной иллюстраціей вліянія общественности на сохраненіе индивидуальности, обреченной на гибель въ условіяхъ боле или мене изолированнаго существованія, могло бы служить указаніе хотя бы на фактъ самоубійства въ современномъ обществ. Общеизвстно, что культурные народы современности съ замчательной правильностью, характеризующей вс соціальныя явленія, даютъ изъ году въ годъ опредленный процентъ самоубійствъ. Среди многочисленныхъ изслдованій, посвященныхъ изученію причинъ этой таинственной закономрности, слдуетъ особо выдлить замчательный трудъ французскаго соціолога Дюркгейма — «Самоубійство». Посл всесторонняго, тщательнаго анализа разнообразныхъ факторовъ, вызывающихъ фактъ самоубійства — религіозныхъ, экономическихъ, правовыхъ, политическихъ и пр., Дюркгеймъ приходитъ къ выводу, что «число самоубійствъ измняется обратно пропорціонально степени интеграціи религіознаго, семейнаго, политическаго общества», или, другими словами, «число самоубійствъ обратно пропорціонально степени интеграцiи тхъ соціальныхъ группъ, въ которыя входитъ индивидъ». Крайній индивидуализмъ, непризнающій иныхъ стимуловъ, кром стремленія къ немедленной реализаціи своей воли — по мннію Дюркгейма — не только благопріятствуетъ дятельности причинъ, вызывающихъ самоубійства, но можетъ считаться одной изъ непосредственныхъ причинъ такого рода. Наоборотъ, общественность, вырабатывающая чувства симпатіи и солидарности — даже и при современныхъ, въ высшей степени несовершенныхъ (экономически и морально) формахъ ея организаціи — является могучимъ средствомъ защиты противъ общераспространенной и, повидимому, пока неустранимой тенденціи къ самоубійству. [5]

5

Необходимо отдать справедливость Дюркгейму — весьма далекому отъ анархистскаго міровоззрнія — въ томъ, что, утверждая статистическую закономрность, онъ, тмъ не мене, не склоненъ утверждать детерминизма для отдльной личности, полагая ее, такимъ образомъ, свободной. Ходъ его разсужденія таковъ: Постоянство демографическихъ явленій порождается силой, лежащей вн индивидовъ. Сила эта требуетъ опредленнаго количества актовъ, но ей безразлично, исходятъ ли эти акты отъ этого или отъ другого индивида. Число покоряющихся ей компенсируется числомъ успшно сопротивляющихся ей. Выборъ, такимъ образомъ, принадлежитъ самой личности. При этомъ личностей, предрасположенныхъ къ акту самоубійства, въ любой общественной организаціи въ каждый данный моментъ боле, чмъ дйствительно совершенныхъ актовъ. Смыслъ общей концепціи Дюркгейма заключается въ томъ, что помимо физическихъ, химическихъ, біологическихъ и психологическихъ силъ, существуютъ еще силы соціальныя, которыя оказываютъ свое вліяніе на индивидовъ извн, такъ-же, какъ и силы выше упомянутыя. Поэтому, если первыя не исключаютъ человческой свободы, то нтъ основанія думать, что дло обстоитъ иначе со вторыми.

Такимъ образомъ, общественность является неизбжнымъ продуктомъ неискоренимаго въ насъ инстинкта самосохраненія.

3) Общественность помимо утоленія нашего инстинкта самосохраненія — представляетъ еще одну спеціальную выгоду для развитія и совершенствованiя нашей индивидуальности — выгоду «большого числа».

Въ настоящее время является боле или мене общепризнаннымъ, что увеличеніе размровъ соціальнаго круга является чрезвычайно благопріятнымъ, какъ для развитія индивидуальныхъ способностей, такъ и для повышенія общаго уровня самого общежитія.

«Въ обширномъ соціальномъ кругу — пишетъ, напримръ, Зиммель — обыкновенно встрчается большее или меньшее число выдающихся натуръ, которыя длаютъ борьбу для слабйшихъ непосильной, подавляютъ ихъ и тмъ самымъ повышаютъ общій уровень даннаго соціальнаго круга». («Соціальная дифференціація»).

Съ другой стороны, только большое общество можетъ обезпечить далеко идущую дифференціацію занятій и, непосредственно связанную съ ней, дифференціацію способностей. Только широкому соціальному кругу — подъ силу выростить и образовать многограннаго человка современности съ его всеобъемлющимъ кругозоромъ и яснымъ пониманіемъ задачъ міровой культуры. [6]

6

Contra, напр., Б. Сидисъ: «Сила личности обратно пропорціональна числу соединенныхъ людей. Этотъ законъ вренъ не только для толпы, но и для высоко организованныхъ массъ. Въ большихъ соціальныхъ организаціяхъ появляются обыкновенно только очень мелкія личности. Не въ древнемъ Египт, Вавилон, Ассиріи, Персіи слдуетъ искать великихъ людей, но въ маленькихъ общинахъ древней Греціи и Іудеи». («Психологія внушенія».).

Высоко дифференцированной личности тсно въ небольшомъ кругу. Подъ опасеніемъ задохнуться и поставить предлъ дальнйшему развитію своихъ особенностей, индивидуальность выбрасывается за предлы, не дающей простора ея силамъ, общественной группы въ поискахъ за боле широкимъ дифференцированнымъ кругомъ. Мощная личность нуждается въ необозримомъ матеріал для своего творческаго «дла». И ареной ея исканій можетъ быть цлый міръ.

Довольно примра современной крошечной Швейцаріи съ ея ограниченнымъ географическимъ масштабомъ, съ ея мщанскимъ бытомъ и узкимъ кругозоромъ, чтобы видть, какъ крупная индивидуальность, родившаяся въ ея предлахъ, движимая силой безошибочнаго инстинкта, оставляетъ отечество и бжитъ въ сосднія большія страны. А вослдъ ей несутся обывательскіе крики о черствости и неблагодарности къ «своимъ».

4) Какъ общественности обязаны мы сохраненіемъ и послдовательнымъ усовершенствованіемъ — въ смысл приспособленія къ новымъ, боле сложнымъ задачамъ человческаго существованія — нашего физическаго типа, такъ мы ей обязаны и тмъ, что является самымъ дорогимъ для насъ въ нашей природ — одушевляющими насъ нравственными идеалами.

Мораль также, какъ нашъ языкъ, какъ наша логика — иметъ соціальную природу. Понятіе оцнки, понятіе идеала, какъ и все содержаніе нашей морали, выростаютъ на почв борьбы личности за свою свободу, борьбы, предполагающей соціальную среду. Слдовательно, самые пламенные протесты анархистскаго міровоззрнія, противъ общественнаго деспотизма, т ослпительныя переспективы, которыя рисуются намъ при мысли, что когда-нибудь падутъ послднiя общественныя оковы, все-же порождены принадлежностью нашей къ общественной сред. И не только отрицанія наши, но и самыя смлыя утвержденія наши неизбжно строются на матеріал, который даетъ многовковая человческая культура. Общественность есть — гигантскій возбудитель нашихъ моральныхъ устремленій. Ей принадлежитъ заслуга пробудить въ насъ то, что единственно намъ дорого въ нашемъ человческомъ существованiи — творческую волю къ свобод!

5) Новымъ и, быть-можетъ, наиболе значительнымъ аргументомъ въ защиту общественности является указаніе на то, что каждая автономная личность, каждое самоопредляющееся «я» — въ его цломъ — есть прежде всего продуктъ общественности.

Кто можетъ изъ насъ сказать — какою частью нашего «я» мы обязаны себ и только себ и что дала намъ исторія и современная общественность? Какъ опредлить въ образованіи нашей личности роль нашихъ индивидуальныхъ усилій, какъ учесть вліяніе на нее рода, школы, друзей, творчества всего предшествовавшаго человчества.

Съ момента нашего явленія на свтъ и особенно съ момента, когда открывается наша сознательная жизнь, мы пріобщаемся къ огромному фонду врованій, мыслей, традицій, практическихъ навыковъ, добытыхъ, накопленныхъ и отобранныхъ предшествующимъ историческимъ опытомъ. И такъ же, какъ культурный опытъ научилъ насъ наиболе экономичными и врными средствами оберегать физическій нашъ организмъ, такъ, сознательно и безсознательно, усваиваемъ мы тысячи готовыхъ способовъ воздйствія на нашу психическую организацiю. И прежде чмъ отдльное «я» получитъ возможность свободнаго, сознательнаго отбора идей и чувствъ, близкихъ его психофизической организаціи, оно получитъ не мало готовыхъ цлей и средствъ къ ихъ достиженію изъ лабораторіи исторической общественности.

Нашему живому опыту предшествуетъ опытъ людей давно умершихъ и ихъ могилы продолжаютъ говорить намъ. Он говорятъ о порывахъ и творчеств нашихъ предковъ, о наслдств, оставленномъ намъ. Мы окружены ихъ дарами, не сознавая часто, какія гигантскія усилія воли были отданы на завоеваніе вещей — сейчасъ намъ столь необходимыхъ и всмъ доступныхъ. Истреблялись племена и народы, исчезали цлыя поколнія, зажигались костры, ставились памятники — и весь этотъ необъятный опытъ отданъ намъ. И незамтно для насъ онъ овладваетъ нами, онъ подсказываетъ намъ наши мысли, пробуждаетъ наши чувства, опредляетъ наши дйствія.

И уже одинъ фактъ принадлежности къ опредленной общественной групп, извстному народу или эпох, независимо отъ нашего личнаго участія въ ихъ творческой работе, насъ совершенствуетъ. Подобно владльцу недвижимости въ город, получающему «незаслуженный приростъ цнности», благодаря техническому преуспянію города или росту его населенія, принадлежность наша къ извстному обществу даритъ насъ грандіозными интеллектуально моральными завоеванiями, далеко превосходящими наши личныя силы.

Такъ, прежде чмъ проснулся въ насъ нашъ критическій духъ, мы оказываемся въ плну чужихъ представленій, чужихъ утвержденій, то несущихъ намъ радости, то трагически терзающихъ насъ.