Андрей Кончаловский. Никто не знает...
Шрифт:
Меня интересовало только одно — создать ощущение жизни и
зафиксировать его на пленке.
А. Кончаловский
Надоела грязь… Очень захотелось снять что-то красивое…
А. Кончаловский
1
Вторая половина 1960-х. Оттепель торопится к закату. Ощущение финала эпохи — ив
«Рублеве», и в «Первом учителе», и, конечно, в «Асе».
Примерно
«первая и единственная», по словам Кончаловского, попытка реформ— Экспериментальное
творческое объединение при «Мосфильме» (1965—1975). Художественным руководителем его
был Григорий Чухрай, уже снявший к тому времени лучшие свои ленты, завоевавшие мировое
признание. Объединение опиралось на новые экономические принципы в духе югославских
реформ. Предусматривался хозрасчет, а не государственные дотации. Для работы, в числе
других известных режиссеров, был приглашен
и Кончаловский. Он и Горенштейн успели написать для объединения сценарий «Басмачи»,
который сам режиссер собирался и ставить с участием Николая Губенко и Болота
Бейшеналиева. Постановка не состоялась. Позднее сценарий был переделан в «Седьмую пулю
для Хайруллы». Взамен же «Басмачей» взялись тогда за другой сценарий, со временем
превратившийся в фильм «Белое солнце пустыни». Но работу над ним оставил сам Андрей,
соблазнившись прелестями коктебельского отдыха.
Андрею Коктебель всегда казался сказочным. «Я вообще сидел там каждое лето, —
вспоминает он, — написал много сценариев — с Андреем Тарковским, с Фридрихом
Горенштейном, с Эдуардом Тропининым. Жили в доме писателей, в уютных квартирках, по
вечерам шли замечательные посиделки, застолья, хохот, улыбки, потом шептанья по клумбам и
по кустам…»
К тому времени Кончаловский был уже достаточно опытным сценаристом. Кроме
названных, можно вспомнить сценарий «Серый лютый» (по произведениям М. Ауэзова),
превращенный в фильм «Лютый» Толомушем Океевым. Специально для Аринбасаровой
написаны «Ташкент — город хлебный» (по А. Неверову), который поставил классик узбекского
кино Шукрат Аббасов, и «Песнь о Маншук» (режиссер Мажит Бегалин). Все картины оставили
заметный след в истории кино Средней Азии.
Кончаловского редко удовлетворяли чужие сценарии. «Конечно, хорошо бы найти
сценариста, с которым можно было бы разделить профессиональные обязанности, —
рассуждает режиссер, — он пишет, я снимаю. Завидую Абдрашитову, нашедшему себе
драматурга-соавтора…» Ни в России, ни в Америке, ни во Франции найти соавтора, которому
он мог бы дать идею и получить готовый результат, — признается режиссер, — не получалось.
С удовлетворением он вспоминает работу с теперь уже покойным французом Жераром Брашем,
с которым довелось сотрудничать, когда создавались сценарии, ставшие
основой«Возлюбленных Марии» и «Стыдливых людей».
Во второй половине 1960-х пришло предложение из Англии написать сценарий по
Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»
96
«Щелкунчику» для старейшего английского режиссера Энтони Асквита. К несчастью, Асквит
скончался в феврале 1968 года — как раз тогда, когда шла подготовка к съемкам.
Лондонские впечатления, как помнит читатель, оставили глубокий след в сознании
Кончаловского. Поразила прежде всего солидность, долгопрочность традиции. «Никто здесь не
строил нового общества. Революция случилась триста лет назад, о ней вспоминают разве что на
школьных уроках истории. Никто ничего не собирался рушить ни до основанья, ни вообще. Все
прочно, надежно. Все следует естественному, заведенному от века порядку. Капитализм ничуть
не казался обреченным скатиться в пропасть, стоял неколебимо и незыблемо. Такой, думал я,
была бы Россия, если бы не революция…»
В Венецию Кончаловский отправится со съемок своего второго полнометражного фильма
«История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж». Если до «Первого учителя» он
чувствовал себя еще неуверенно в роли режиссера, то после международного признания
картины пришло ощущение владения ремеслом. Но наступил 1967-й, и «Асю» положили «на
полку».
2
Пройдет еще немного времени — Наташа и Андрей окажутся в известном учреждении,
дожидаясь совершения процедуры развода. Жена попросит мужа честно сказать, изменял он ей
или нет. «Нет!» — ответит тот. Но чутье не обманет молодую женщину. Девушка со скуластым
лицом, вздернутым носом, раскосыми татарскими, совершенно голубыми глазами, с
темно-русыми волосами, по имени Маша Мериль уже успела покорить воображение Андрея.
Их знакомство состоится на Московском международном кинофестивале в том же богатом
событиями
1967 году. «Когда я увидел ее, у меня внутри все остановилось, остановилось потому, что я
был женат, у меня родился ребенок, очень дорогое мне существо…»
После отъезда очаровательной француженки между нею и Андреем наладилась
романтическая переписка. Он признается, что именно Маша Мериль стала тем критерием, по
которому окончательно оформился в его сознании образ идеальной супруги. Дворянка, княжна,
женщина европейской культуры — вот чего жаждала отравленная мечтательным Парижем душа
художника!
Много позднее, во время работы над парижской постановкой чеховской «Чайки», в
которой Мериль должна была сыграть Аркадину, между режиссером и актрисой возникло
странное напряжение. Вспышка ее раздражения, по рассказам Андрея, была слишком острой,