Ангелы тоже люди

домашней охраны, впуская Танюшку в подъезд.

Выспаться, наверное, не получится...

Но почему тогда так сладко и весело на душе?

Переливисто прозвучал звонок в дверь. Согнав дурацкую неподобающую суровому

мужчине и бизнесмену улыбку с лица и сделав ну очень серьезный и слегка недовольный

вид, Станислав Васильевич пошел открывать ночной гостье.

– Теперь все в порядке?
– улыбаясь спросила Лейла.
– Ты счастлива?

– Наверное, да, - Вероника улыбнулась навстречу яркому, но негорячему зимнему солнцу.

Редкие снежинки тихо падали на безмолвие, царившее вокруг, и даже голоса звучали как-

то необычно резко, растворяясь в свежем морозном воздухе.

– Здорово, я рада за тебя, - сказала Лейла и немножко нахмурилась.

– Правда?
– Вероника взяла руку девочки в свою, она была холодной. Интересно, подумала

она, рука такая холодная оттого, что девочке холодно, или оттого, что ее уже давно не

согревает живая кровь? Вероника машинально попыталась согреть ее в своих.

– Не надо мне не холодно, - сказала Лейла. Я давно не чувствую перепада температур,

просто вижу. Это, знаешь, как проснулась, а уже осень, листья падают, на тебе кофточка и

туфли. Потом опять проснулась, а уже зима и ты в шубке... Хотя, наверное, если бы я была

в купальнике, мне было бы так же. Наверное, только психологически неудобно ощущать

себя в купальнике на снегу...

– На горных курортах так ходят.

– К сожалению, проснуться на горном курорте у меня возможности нет. А на кладбище в

купальнике ...
– Лейла пожала худенькими плечиками. Видимо, и нам, привидениям, тоже

положено какое-то приличие соблюдать, - она грустно улыбнулась.
– А за тебя я и вправду

рада. Но...

– Что но?

– Я не хочу говорить, ты сама скоро узнаешь...

– Что? Что-то плохое? С моим ребенком?

– Нет...

– Да что же, говори!!!
– Вероника схватила ее обеими руками и потрясла за плечи.

– Я не могу, правда, не могу, - у девочки на глазах появились слезы...
– Мне нельзя

говорить, мне потом плохо будет. Всему свое время, каждый должен прожить свою жизнь

сполна и узнать все тогда, когда положено!

– Но я не могу ждать, понимаешь? В моей жизни и так все непросто, можешь хоть раз

помочь, ты ведь подруга мне! Или нет? Ты ведь сама просила меня стать твоей подругой!

– Да, ты моя подруга, причем единственная! Поэтому и проговорилась тебе. Я думаю о

тебе постоянно и переживаю. Но не могу тебе ничем помочь! Ничем!!! И даже если бы я

была в вашем мире, все равно ничем бы тебе не помогла! Потому что все уже давно

решено за нас, понимаешь?!!

Лейла вырвалась из рук Вероники и, всхлипывая, побежала по дорожке вглубь кладбища.

Вероника растерянно смотрела ей вслед. На душе было паршиво. С одной стороны, в ней

поселилось тоскливое ожидание чего-то нехорошего, а с другой, ей было жаль, что она

накричала на Лейлу. Та, действительно, была ни в чем не виновата, а она, как истеричка,

сорвалась на нее. Гадко получилось... Но сейчас идти искать ее совсем не хотелось, совсем

не было настроения для извинений. К тому же в воздухе стало заметно холодать...

Попрошу прощения в следующий раз, решила Вероника и развернулась, чтобы пойти к

выходу. На тропинке сидел Дарсик и, склонив голову, смотрел на нее каким-то не

собачьим, а совершенно человеческим взглядом, в котором светилось понимание и

сожаление. Она погладила собаку, и пес поплелся за ней, заметая своим пальмовым

хвостом легкую снежную поземку. Не обернувшись, она вышла из ворот и пошла по

пустынным улицам странно вымершего городка. На некоторых окнах были наклеены

снежинки. Люди готовились к Рождеству и Новому году. Неужели так быстро летит время,

подумала Вероника и провалилась в безмолвие.

Лейла подошла к Дарсику, сидящему у ворот, и тоже посмотрела вслед уходящей

Веронике.

– Она уходит, да? Я ее расстроила, а у нее было такое чудесное, легкое настроение. Ну что

я за глупая дура, не могу промолчать! К тому же я действительно ничем не могу ей

помочь! Ничем... Но я думаю об этом каждый день...

Вероника проснулась, в голове шумело так, как будто она вчера одна выпила бутылку

дешевого вина. На душе скребли кошки. Ей снилась Лейла, она пыталась ей что-то

сказать, предупредить... Повернув голову, она увидела Данила. Он был похож на спящего

ребенка. Чувство счастливой законченности мира всплыло в глубине порядком

измученной души. Ей показалось, что так было и будет всегда. Именно этот человек

должен лежать рядом с ней на подушке и вот так мирно по-детски пасапывать. И в то же

самое время ей было удивительно, что он лежит здесь рядом с ней, положив ладошку под

щеку. Она осторожно провела кончиком языка по его лбу, потом по глазам со слипшимися

ото сна ресницами. Они затрепетали, открывая для нее такие любимые, чудесные зеленые

глаза, и она опять утонула в них, как в озерах, утонула в теплых, ленивых поцелуях, а

когда волна унесла ее на вершину чувственного счастья, забыла, отчего у нее утром так

невыносимо щемило сердце...

Станислав Васильевич сидел на диване и с удивлением рассматривал этого уверенного в

себе юношу, который расположился напротив него на высоком пуфе и даже не пытался

поддерживать никак не клеившуюся беседу. Он ожидал от него каких-то суетных

движений, трясущейся руки, ждущей рукопожатия, в конце концов, хотя бы виновато

опущенных глаз. Но этот самодовольный красавец, поздоровавшись, без церемоний сказал

«Данил», потом прошагал в комнату, как в свою, жестом пригласив его присаживаться на

диван, а сам уселся напротив, улыбаясь и бесцеремонно оглядывая его. Надо, конечно,