Анна Нимф

Жег ткань тонкой водолазки амулет в виде звезды.

Никогда раньше я не видела, чтобы одна временная петля накладывалась на другую. Но на одну паузу наложилась другая.

И летящая в меня пуля застыла тоже. Повисла прямо в воздухе за несколько десятков сантиметров, не долетев до амулета…

Невозможно было повернуть голову, в который раз не слушалось за вечер тело. Но мне и не требовалось, чтобы понять – позади, прямо в кирпичной стене открылся темный проход. Коридор.

И там стоял он – Вэйгард.

Только ему было все равно, куда ступать сразу и напрямую. Для него не существовало чужих пауз, только он мог перекрыть их собственными.

Я видела глаза мага. Черноту, подернувшуюся ненавистью и страхом.

Свиток был оставлен в покое; человек с тату на кадыке моментально, подобно деймону, открыл портал в небытие и провалился в него, сделавшись дымом. Только недовольный рокот витал еще какое-то время, ударяясь о стены подвальной комнаты.

Райдо…

Наверное, я никогда не радовалась ему так, как теперь.

Неизвестно, убила ли бы меня пуля – такая вероятность, судя по моему тоскливому предчувствию, существовала. Скорее всего, меня не поднял бы на ноги даже великий Гхерард. Но появился главный деймон, вмешался в процесс.

«Защитил свое».

Возможно, он защищал не меня, не Анну, не свою любовь, но будущий ценный ему ресурс. Я лишь снова ощущала беспомощность, полную зависимость. И благодарность.

Алан успел бы убить тех, кто выстрелил «Гильбом».

Но пуля колдуна бы прошила меня так или иначе – она была напичкана чем-то другим, и сенсоры напарника на неё не сработали.

А теперь в застывшей секунде среди кирпичных стен и тусклых ламп я ощущала позади присутствие того, кого не могла увидеть, потому как не имела шанс повернуть шею. Я чувствовала только его укоризну, тень недовольства – «тебя опять приходится спасать». Он мог не спасать, не приходить, ничего не делать.

Вэйгард какое-то время молчал, созерцал помещение, как скучающий господин этого мира, – в некий момент я подключила магическое объемное зрение и могла видеть его молекулами воздуха. После поднял руку, совершил почти неуловимый жест.

И летящая в меня пуля сменила траекторию.

Я знала, что в мою грудь она больше не попадет, просвистит мимо левого плеча, воткнется в дверной косяк. Успеет выпустить алый огонь Алан, враги падут на месте.

Это будет чуть позже, когда время вернет привычный ход.

Но пока тишина.

И спокойный голос за спиной.

– Не преследуй его. Я сам найду.

Кажется, эти двое знали друг друга. Почему мне казалось, что маг в плаще – разновидность деймона, только некий «враг» большинству. Анти-деймон? Еще и анти-человек в довесок. Тварь, в общем.

Скучающий выдох; а после Вэйгард сделал шаг назад, и проход закрылся.

Как не бывало.

Время отмерло, как взрыв наотмашь.

И моментально заполнило комнату алое пламя.

*****

(Ingrid Michaelson – Pretty)

Слишком много для одного дня, для одного вечера. Даже Нимфа – та самая, способная подпитаться от чего угодно, – может устать.

Третий час ночи.

Я налила красное вино в большой бокал, опустилась в кресло. Пригубила терпкую жидкость, прикрыла веки. Дом, милый дом.

А перед глазами все так же стоит не долетевшая до груди пуля, заторможенная деймоном. Сантиметры, отделяющие меня от смерти. Пылающий медальон, черные злые глаза мага. Мой мозг крутил и анализировал ситуацию раз за разом, совмещая невидимые детали, паттерны, находя существенные и несущественные связи. Да, Райдо и этот тип, выстреливший в меня без раздумий, были знакомы. Вэйгард сказал: «Не лезь, разберусь сам…», но проблема заключалась в том, что разобраться с уродом, расплетающим защитные руны над свитком, хотела я сама. И сделаю это раньше Райдо – найду мага, уничтожу его. Я пока не знала, как именно это сделаю, но найду метод.

Нимфы по природе очень добрые создания, но во мне с рождения присутствовал хаос, неподвластный чужому контролю, и юношеские годы, проведенные в Кейоне, не способствовали его гармонизации. К лучшему. Иногда правильнее быть злым, нежели постоянно добрым, иметь в себе свет и тьму. Иначе нельзя, неправильно.

Что такого содержал в себе этот свиток, что в подвал принесли «Гильб»? Значит, жертвы были не важны, значит, ценность артефакта превышала для ищущего любые критические значения. Почему?

Разберусь.

На стене тикали круглые часы. Они шли так, как хотели, как им вздумается, и сейчас показывали семь пятнадцать утра. Выкинуть их в урну… Поля вокруг меня, однако, вращали временные потоки, и потому урна подождет.

Хотелось чего-то простого, теплого и человеческого. Объятий, разговоров не о работе. Вопроса – «Как дела? Чем я могу тебе помочь?» До боли хотелось чьего-то участия. Но к Роберту не поедешь, не в три ночи. К тому же в его гостевой спальне незнакомка, и Роб будет нервничать – он таким родился. Чуть-чуть неуверенным, постоянно волнующимся обо всем подряд. Может, в бар? Прыгнуть к первому бородатому мужику на колени? Прижаться к небритой щеке, ощутить чужую стабильность, силу, спокойствие? Забыться в чужих объятьях… Хотелось бы, но я знала, что не сделаю так даже в моменты отчаяния. Справлюсь сама.

С вином или без него, возможно уснувшая в кресле.

Даже Алан не стал просить вторую перезарядку, бросив на меня взгляд, когда мы прощались у Бюро. Лишь покачал головой и пожелал добрых снов.

Бедняга Алан – он сегодня красным пламенем подпалил несколько десятков уникальных выставочных экземпляров, незащищенных рунной вязью. Теперь нам – мне и ему – писать объяснительную в полицию, рассказывать о своем присутствии в подвале, описывать причины. Связываться с владельцем коллекции, просить его позволить нам восстановить раритетные вещи. Вот же влипли…

Я воочию представила Ала, глядящего на груду опаленных скульптур, камней, форм, пергаментов, которые придется кропотливо воссоздавать по клеточной структуре. Знала, как напарник закатит глаза, вздохнет и обреченно произнесет: «Может, я лучше кучу новых сделаю?» И ведь сделает. Я улыбнулась с закрытыми глазами, вообразив, что новая выставка будет состоять не из старинных артефактов, а из реплик талантливого мистера Корса.

Да-да, Алан Станислав Корс – таким являлось полное имя моего друга-трансморфа. И он его ненавидел. Возможно, потому что Станислав – это не мужественно, а Корс вообще звучало, как обрубок ручки кухонного ножа, но факт оставался фактом. Алан для всех являлся просто Аланом. И никак иначе.