Анна Нимф
Шрифт:
– Извини.
Я качала головой, сдерживая весь тот словопоток, который хотелось вылить на напарника. Но такие уж у него иногда шутки. К тому же итог вышел замечательным. «Мальчиков» догнали у выхода, заставили расплатиться, после чего отпустили с миром. Кажется, те даже по парковке припустили бегом, лишь бы побыстрее прочь.
– Все, с этого момента только с твоего согласия!
Этих слов хватило, чтобы мое раздражение схлынуло. Хм, бабка… Это ж надо было на пару десятков секунд сделаться бабкой! Настоящей такой, противной, немощной. Трансморфу все-таки нужно будет однажды отвесить пинок почтения.
Подоспела вторая
– Сегодня Роб писал, спрашивал, как зовут девушку с моста. А мы до сих пор ничего о ней не знаем…
– Это я возьму на себя. Но тогда пингвин этот жадный на тебе.
– Какой пингвин?
– Оракул наш. Тебе придется искать новые способы его ублажения, чтобы он соизволил открыть глаза.
– Ладно, договорились.
Вообще-то оракул иногда походил не то на злобного гнома, не то на разъяренную обезьяну, изредка на гордого орла. Но на пингвина? Хотя, шут его разбери, как дерево вообще могло менять внешнюю форму. Иногда казалось, что оракул каменный, иногда – отлитый из золота. Воистину магический предмет с вредным характером.
– Кстати, – Алан даже причавкивал смачно, – похвали меня. Пока ты занималась доставкой артефактов, я кое-что выяснил про свиток.
– Писание Саммасона?
– Да, про него. Пришлось массу документов поднять, и времени на это я убил вагон…
Если Ал говорил, что старался, значит, он не просто старался, он носом взрывал пласты исторических данных.
– Что выяснил?
Блины, если быть честными, удавались поварихе на удивление хорошо. Кружевное тесто, хрустящее по краям, мягкое ближе к центру. И эта ароматная начинка – я понимала напарника, который захотел «повтор». Да и пряный томатный соус аккомпанировал блинам чрезвычайно. Кажется, на десерт здесь подавали фисташковое Бруше – круглую булочку с нежно-зеленым кремом, посыпанным колотыми орешками. Скоро настанет и ее черед под чашечку чая.
– В общем, Писание Саммасона – древний артефакт, способный при активации обеспечить смежность и проницаемость любых двух миров. То есть не портал в прямом смысле, но нечто похожее. Вот только код активации потерян. Пишут, что существовал некий черный рунный ряд, который был записан в Мухаттаре – томе мертвых. Но Мухаттар был сожжен давным-давно, и тому была масса свидетелей.
– Копии? Карты? Сохранившиеся где-то еще записи?
– Была масса охотников, пытающаяся их найти. Но все потерпели фиаско. Теперь свиток – пустая бумажка. Бессмысленная и бесполезная.
– Вчерашний маг так не думал.
– Мы пока не знаем, о чем он думал. Но я склонен верить, что код активации потерян насовсем, к сожалению. И противный маг переоценивал свои силы. Потому Писание Саммасона и перекупил для себя обычный коллекционер, зная, что оно потеряло ценность. И его можно спокойно выставлять.
Угу, спокойно. Мы видели это «спокойно» вчера в отеле. Особенно с «Гильбом».
– Что-то тут не так, что-то мы пока упускаем.
– Может быть. Но я рассказал то, что нашел.
– Хорошо. – Я закончила с блинами, подала жест официантке, что мы готовы для Бруше и чая – та улыбнулась в ответ. – Значит, я занимаюсь «пингвином», слежу за сейфом, а ты пока выясняешь данные о девушке.
– Таков план.
Не успели мы перейти к десерту, как я вспомнила то, о чем мечтала рассказать Алану.
– Слушай, я же забыла… Сходила я, значит, к Кренцу,
и там все прошло хорошо, ты знаешь. Но не знаешь, кого я встретила на выходе из управления!– Кого?
Принесли обещанные булочки, и Алан залез в крем прямо пальцем. Облизнул зеленый завиток с кончика, прищурился и замычал. Вкусно. Черт, эти булочки, сотканные из множества слоев хрустящего теста, даже пахли великолепно.
– Вадрика! Который тоже купился на внешность «Фэйриз».
– Вот я не удивлен! Чудила.
– Угу, и этот чудила сказал, что ребята из Бюро – то есть мы – его люди на побегушках.
– Что-о-о?!
Ал моментально озверел настолько, что забыл про крем.
– Мы – его кто?!
– Ты слышал. – Теперь ухохатывалась я. – Мол, только он свистнет, и мы тут же бежим ему на помощь. Магические вязи расшифровывать, зелья варить. Ну, и все в таком духе.
– Вот же…
Дальше прозвучало то, что не следовало слышать никому, чтобы не прерывать осмыслением сложноподчиненного бранного предложения сытный обед.
– Согласна.
Прищурившись, что означало момент серьезного созерцательного процесса и ментального анализа, напарник пригубил горячий чай, подул на него.
– Слушай, я этому белобрысому щипаному пуделю устрою веселую жизнь. Вот клянусь. Есть в его доме лифты? Я повешу ему на пальцы заклятье, которое при нажатии на кнопку активирует движение кабины на пару часов вверх-вниз…
– И будет он полдня кататься!
Я начала смеяться непозволительно громко. Впрочем, нам все разрешено, нас в «Гувери» любили.
– Ублюется кататься. Особенно, если скорость добавить. Или, слушай… Он же встречается с дамами? Могу сделать так, что на очередной встрече он оплывет свечкой, вся его кожа повиснет складками.
– Как у Моппеля?
– Хуже. Как у дряхлого Моппеля!
Жестко.
– Или учинить ему зловонный запах изо рта на сутки? Во, точно! То будет моя первая ему месть из трех. С неё и начнем…
Отпивая ароматный чай, я подумала, хорошо, что не первая из десяти. А то бы страдал бедолага Вадрик по полной. Хотя, Алан – он такой ветреный, может еще и передумать. И будет Тейлзу вместо трех «мстей» десять. Думать об этом было забавно, думать об этом было смешно.
Глава 5
(Caleb Etheridge – First Light)
Оракул сейчас походил одновременно на недовольного гнома и недоброжелательную обезьяну, держащую в руках – орех, кокос? Глаза закрыты, но уголки губ опущены вниз. Выкрашен тотем был желтой краской по дереву, и казалось, что он всегда был именно деревянным. То есть, в иной момент, зайди человек в комнату и наткнись на полуптицу, вновь будет казаться, что оракул всегда был птицей. И отлит из золота. Вот ведь хитрая статуя.
У меня никогда толком не было момента побыть с ним наедине.
Чтобы прямо «побыть». Не пройти мимо в кладовую или хранилище, не кинуть на него взгляд по пути в туалет, а именно так, как сейчас.
Кресло я прикатила из головного офиса, поставила напротив. Но вместо того, чтобы сидеть на нем, я пока ощупывала статую в надежде найти невидимую кнопку или рычаг, пропущенный нами при предыдущих осмотрах. Вот вдруг?
Кнопки, конечно, не нашлось, и я убрала руки, ощущая подобие стыда за «ощупывание», потому как залезть пришлось во все труднодоступные места.