Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая
Шрифт:

1944

Опрощение

Армяк и лапти… да, надень, надень На Душу-Мысль свою, коварно сложную, И пусть, как странница, и ночь и день, Несет сермяжную суму дорожную. В избе из милости под лавкой спит, Пускай наплачется, пускай намается, Слезами едкими свой хлеб солит, Пусть тяжесть з'eмная ей открывается… Тоща опять ее прими, прими Всепобедившую, смиренно-смелую… Она, крылатая, жила с людьми, И жизнь вернула ей одежду белую.

1930

Стихотворный вечер в «Зеленой Лампе»

Перестарки
и старцы и юные
Впали в те же грехи: Берберовы, Злобины, Бунины Стали читать стихи.
Умных и средних и глупых, Ходасевичей и Оцупов Постигла та же беда. Какой мерою печаль измерить? О, дай мне, о, дай мне верить, Что это не навсегда! В «Зеленую Лампу» чинную Все они, как один, — Георгий Иванов с Ириною, Юрочка и Цетлин, И Гиппиус, ветхая днями, Кинулись со стихами, Бедою Зеленых Ламп. Какой мерою поэтов мерить? О, дай мне, о, дай мне верить Не только в хорей и ямб. И вот оно, вот, надвигается: Властно встает Оцуп. Мережковский с Ладинским сливается В единый небесный клуб, Словно отрок древне-еврейский, Заплакал стихом библейским И плачет, и плачет Кнут… Какой мерою испуг измерить? О, дай мне, о, дай мне верить, Что в зале не все заснут.

«Люблю огни неугасимые…»

Люблю огни неугасимые, Люблю заветные огни. Для взора чуждого незримые, Для нас божественны они. Пускай печали неутешные, Пусть мы лишь знаем, — я и ты, — Что расцветут для нас нездешние, Любви бессмертные цветы. И то, что здесь улыбкой встречено, Как будто было не дано, Глубоко там уже отмечено И в тайный круг заключено.

Иван Бунин

Сириус

Где ты, звезда моя заветная, Венец небесной красоты? Очарованье безответное Снегов и лунной высоты? Где молодость простая, чистая, В кругу любимом и родном, И старый дом, и ель смолистая В сугробах белых под окном? Пылай, играй стоцветной силою, Неугасимая звезда, Над дальнею моей могилою, Забытой Богом навсегда!

1922

Венеция

Колоколов средневековый Певучий зов, печаль времен, И счастье жизни вечно новой, И о былом счастливый сон. И чья-то кротость, всепрощенье И утешенье: все пройдет! И золотые отраженья Дворцов в лазурном глянце вод. И дымка млечного опала, И солнце, смешанное с ним, И встречный взор, и опахало, И ожерелье из коралла Под катафалком водяным.

1922

«В гелиотроповом свете молний летучих…»

В гелиотроповом свете молний летучих В небесах раскрывались дымные тучи, На косогоре далеком — призрак дубравы, В мокром лугу перед домом — белые травы. Молнии мраком топило, с грохотом грома Ливень свергался на крышу полночного дома — И металлически страшно, в дикой печали, Гуси из мрака кричали.

1922

Петух на церковном кресте

Плывет, течет,
бежит ладьей,
И как высоко над землей! Назад идет весь небосвод, А он вперед — и все поет.
Поет о том, что мы живем, Что мы умрем, что день за днем Идут года, текут века — Вот как река, как облака. Поет о том, что все обман, Что лишь на миг судьбою дан И отчий дом, и милый друг, И круг детей, и внуков круг. Что вечен только мертвых сон, Да Божий храм, да крест, да он.

1922

Амбуаз

Встреча

Ты на плече, рукою обнаженной, От зноя темной и худой, Несешь кувшин из глины обожженной, Наполненный тяжелою водой. С нагих холмов, где стелются сухие Седые злаки и полынь, Глядишь в простор пустынной Кумании, В морскую вечереющую синь. Все та же ты, как в сказочные годы! Все те же губы, тот же взгляд, Исполненный и рабства и свободы, Умерший на земле уже стократ. Все тот же зной и дикий запах лука В телесном запахе твоем, И та же мучит сладостная мука, — Бесплодное томление о нем. Через века найду в пустой могиле Твой крест серебряный, и вновь, Вновь оживет мечта о древней были, Моя неутоленная любовь, И будет вновь в морской вечерней сини, В ее задумчивой дали, Все тот же зов, печаль времен, пустыни И красота полуденной земли.

1922

«Душа навеки лишена…»

Душа навеки лишена Былых надежд, любви и веры. Потери нам даны без меры, Презренье к ближнему — без дна. Для ненависти, отвращенья К тому, кто этим ближним был, Теперь нет даже выраженья: Нас Бог и этого лишил. И что мне будущее благо России, Франции! Пускай Любая буйная ватага Трамвай захватывает в рай.

25 августа 1922

«Одно лишь небо, светлое, ночное…»

Одно лишь небо, светлое, ночное, Да ясный круг луны Глядит всю ночь в отверстие пустое, В руину сей стены. А по ночам тут жутко и тревожно, Ночные корабли Свой держат путь с молитвой осторожной Далеко от земли. Свежо тут дует ветер из простора Сарматских диких мест, И буйный шум, подобный шуму бора, Всю ночь стоит окрест: То Понт кипит, в песках могилы роет, Ярится при луне — И волосы утопленников моет, Влача их по волне.

1923

День памяти Петра

«Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия…» О, если б узы гробовые Хоть на единый миг земной Поэт и Царь расторгли ныне! Где Град Петра? И чьей рукой Его краса, его твердыни И алтари разорены? Хлябь, хаос, — царство Сатаны, Губящего слепой стихией. И вот дохнул он над Россией, Восстал на Божий строй и лад — И скрыл пучиной окаянной Великий и священный Град, Петром и Пушкиным созданный. И все ж придет, придет пора И воскресенья и деянья, Прозрения и покаянья, Россия! Помни же Петра. Петр значит Камень. Сын Господний На Камени созиждет храм И скажет: «Лишь Петру я дам Владычество над преисподней…»
Поделиться с друзьями: