Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт
Шрифт:
Толстяк открыл фанерный шкаф кутаисского производства, достал оттуда черный смокинг. Затем, посмотрев на Мераба, высунулся в окно.
— Малхаз! — заорал он.
— Что хочешь? — не отрываясь от игры, спросил курчавый молодой человек.
— Неси сюда свой смокинг!
— У меня нету.
— Тогда отдавай мою кровать!
Молодой человек с неохотой отложил домино и поднялся.
— Никакой совести у людей нет, — сказал толстяк. — Пять лет назад попросили у меня на неделю кровать. Карельская береза, антиквариат. Еле через таможню протащил. Мы на ней не то что лежать — сидеть боялись. А этот негодяй уже пятого ребенка на ней
Грузия. Сигнахи. Аптека. Звонит телефон. Трубку берет Циала, жена Мераба.
— Циала, — раздался в трубке родной голос.
— Мераб, — заплакала Циала. — Ты где, Мераб?
— Слушай меня внимательно и молчи. Я — Яша.
— Кто? Почему?
— Так надо.
Тель-Авив. Ресторан. Мераб в белом смокинге с бабочкой, выбритый и причесанный, сидел с толстяком в кабинете хозяина. Мераб втолковывал жене, чтобы Инга и девочка срочно вылетали в Израиль, а Яша, который Мераб, сидел на месте, потому что двух Яш в Израиле быть не должно.
— Целую тебя, маленькая. Что тебе привезти?
Мераб повесил трубку.
— Почему в Израиле не должно быть двух Яш? — удивился толстяк. — Здесь каждый второй — Яша.
— Яша, думаешь, имя? — сказал Мераб.
— Бриллианты? — сверкнул глазами толстяк.
— Пианино, — сказал Мераб и подмигнул толстяку.
В большом алюминиево-зеркальном зале на четыреста человек Тёнгиз из Сухуми выдавал замуж дочь. Свадьба справлялась по высшему грузинско-израильскому классу. Шатер над женихом и невестой. Тамада в черкеске с отделанным серебром рогом. Танцоры в национальных костюмах и с кинжалами в зубах. Оркестр. Два торта, изображающих жениха и невесту в натуральную величину. Съемочная группа: видеокамера на штативе с колесиками, режиссер, оператор и два осветителя. Толстяк и Мераб скромно стояли у стены.
— Что стоим? — спросил Мераб. — Давай сядем, покушаем.
Толстяк ответил, что, если они сядут, хозяин их не заметит. А когда стоят, он подойдет и пригласит к столу. Вот тогда мы ему подарим рог от Альберта и отдадим землю.
— Какую землю? — заинтересовался мужчина в тюбетейке, сидящий рядом за столиком.
Толстяк объяснил, что Мераб только что приехал и привез грузинскую землю.
— Покажи, — потребовал мужчина. Мераб достал из кармана целлофановый пакет с родной землей.
— Молодец! Дай я тебя поцелую, — мужчина, покачиваясь, поднялся с бокалом вина, потянулся к Мерабу, споткнулся и облил белый смокинг красным вином.
— Все! — схватился за голову толстяк. — Привет кровати!
Мужчина в тюбетейке сказал, что всю жизнь про жил без смокинга и прекрасно себя чувствует. Он взял у Мераба пакет и понес к тамаде. По дороге он взял щепотку земли, поцеловал ее и высыпал в карман рубашки.
Тамада жестом остановил оркестр, пересыпал землю из целлофана в хрустальную вазу и поднял тост за грузинскую землю, на которой две тысячи лет жили евреи, разделяя по-братски нелегкую судьбу Грузии, и где он, тамада, окончил консерваторию. И, поцеловав землю, он осушил рог за того человека, который так кстати привез ее к сегодняшнему торжеству.
Все посмотрели на Мераба. Мераб поклонился. Оператор в синем комбинезоне нацелил на него камеру, затем выглянул из-за нее и замер. Это был ближайший родственник Мераба в Израиле — Израиль Иосифович Бронштейн — дядя Изя.
Дядя Изя вырвал микрофон у тамады и закричал в него, что среди них находится подлец и шпион, который вчера вечером потребовал у него пять тысяч
долларов за своего родного брата, которого вместе с семьей держат в подвалах грузинской разведки.— Что вы врете? — возмутился Мераб. — Когда я у вас требовал? Я вас как родственника по-человечески попросил. И не пять, а три!
— Вы слышали?! — заорал Изя. — Убирайся вон отсюда, антисемит!
— Сам убирайся вон! — закричал Мераб. — Сионист!
Отец невесты, Тенгиз из Сухуми, огромный человек со шрамом на лице, подошел к Мерабу и сказал, что шпионы-мионы и разведки-мазведки его не волнуют, но мужчина, который продает своего брата, никогда не сидел и не будет сидеть за его столом. И порекомендовал Мерабу самому найти дверь и своими ногами уйти.
Мераб направился к двери.
Изя кричал ему вслед, что постыдный акт Мераба станет достоянием прессы, ООН и всего прогрессивного человечества.
— Господин фотограф, — Изю потянул за рукав успевший к нему пробраться толстяк. — Он чужой смокинг загубил. Двести долларов стоит.
— А я при чем? — возмутился Мераб.
— Как при чем? Он твой родственник!
Изя покачал головой.
Почему вы, грузины, такие папуасы? — с горьким упреком сказал он. — Я защищаю права нашего народа, а ты с какими-то шмотками лезешь.
— Кто папуасы? — побагровев, спросил мужчина в тюбетейке. — Мы папуасы?
И он, выхватив у тамады вазу с родной землей, надел ее Изе на голову. К старику кинулся Изин режиссер с бутылкой, но невеста, вытянув из зубов одного из танцоров кинжал, преградила ему дорогу. Все вскочили и кинулись к месту происшествия.
— Иди отсюда, сынок, — сказала Мерабу старушка в черном. — Они без тебя разберутся.
Мераб сделал шаг, но в это время к нему подскочил Изин осветитель в ермолке и ударил Мераба по голове осветительным прибором.
Мераб с компрессом на голове лежал на больничной койке. Вошла медсестра и дала ему термометр. Мераб положил его под мышку. Сестра сказала ему что- то на иврите. Мераб не понял. Тогда сестра, открыв рот. засунула туда свой палец. Мераб не так понял и показал сестре глазами, что они здесь не одни. Та раздраженно выхватила у него из подмышки термометр, за сунула ему в рот и ушла.
В щель между занавесками Мераб увидел, как врач под руку провел Изю с перебинтованной головой.
Мераб закрыл глаза. В это время кто-то нежно по гладил его по щеке. Он открыл глаза. На него смотрели большие голубые глаза блондинки Джейн. Джейн улыбнулась.
— Если это сон, — сказал Мераб. — тогда не будите меня.
Они ехали в машине. Джейн сидела за рулем, а Meраб сидел рядом и своей чистящей пастой оттирал винные пятна на белом смокинге.
— А я все-таки купила украшение, — сказала Джейн, показывая ногу с надетым выше колена потемневшим обручем. — Как вы думаете, серебро?
— Сейчас проверим, — сказал Мераб.
Он взял платок, выдавил пасту и стал водить по украшению. На обруче проявилось серебро, а Мераб все гладил и гладил Джейн по ноге.
— Тарзан, — сказала она, — я за рулем.
— Я его держу, — ответил Мераб, придерживая руль одной рукой.
— Тарзан, для вас сейчас главное покой и холодный компресс, — улыбнулась Джейн.
Машина попетляла по каким-то узким переулочкам и остановилась у одного из домов.
— Вот мы и приехали, — сказала Джейн. Они поднялись по лестнице и вошли в квартиру. В квартире царил полумрак. Мераб обнял женщину и притянул ее к себе.