Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

Он говорит: «Вы же знаете мою жену, у нее вечно что-нибудь подгорает».

Что касается американцев, то про них здесь вообще говорят неплохо, но с некоторым сочувствием, как о дефективных. В общем, неплохие ребята, но немного шмоковатые. Построили такую хорошую страну, а что с ней делать дальше — не имеют понятия. И хорошо еще. что мы подъехали, чтобы им немножко объяснить.

Что касается России, то с ней обитателям Брайтона давно всё ясно. Их интересует только один, но главный, вопрос: как там с евреями?

Пожилая женщина на пляже сначала было приняла меня за американца и выдала весь свой запас английских слов.

— Хелло, мистер, — сказала она. — Хау ар ю?

— Ай эм уелл, — ответил я. — Энд ю?

Она немного подумала и ответила:

— Ай эм велфер!

Затем, сообразив по акценту, что я свой, сразу задала этот традиционный вопрос: как там с евреями?

— Как всегда, — ответил я. — В общем, живем среди антисемитов.

— Ой, вы думаете, здесь хорошо? Тоже хватает антисемитов. Вот я вам расскажу. У меня в Бостоне есть племянник. Умный мальчик, создал свою фирму, хорошо успел. Вы меня слушаете?

— Да-да, я слушаю.

— Так вот, он решил снять апартамент в одном престижном доме. А ему не сдают. Хозяин прямо сказал: «Я против вас ничего не имею, но в этом доме живут одни англосаксы. Если я сдам квартиру еврею, я потеряю всех жильцов». Ну. это не антисемитизм?

— В чистом виде.

— Но вы слушайте, что было дальше! Мой племянник обиделся, купил весь этот дом целиком и выгнал всех англосаксов прямо на улицу. Видите, как нам здесь приходится? А вы говорите, что в Америке нет антисемитов!

Ах, Брайтон, удивительное место, где у людей пропадает чувство ностальгии. Чего грустить о России, когда она здесь. Русские книги, русские газеты, русская еда. Здесь все можно получить. Если очень повезет, можно даже получить по морде.

Нет, мы несправедливы к Брайтону. Мы приходим в Чайнатаун и восхищаемся, что здесь всё, как в Китае: китайские магазины, китайские улочки, китайская еда. Мы попадаем в итальянский район и радостно говорим: «О, литтл Итали!» Так почему же мы не восхищаемся, попадая на Брайтон-Бич? Да, это не литтл Итали, зато это дер кляйнечке Одесса. Пусть маленькая, пусть грязноватая, зато без горсовета и горкома партии.

Не надо стесняться Брайтона — ведь это все мы. Это наши бабушки и дедушки, которые не очень хорошо говорили по-русски, зато очень хорошо нас любили. Я часто вспоминаю случай из своего детства: когда мои бабушка и дедушка громко говорили в трамвае по-еврейски, пассажиры поглядывали на них с кривыми усмешками, а я, юный пионер, изо всех сил старался смотреть в окно, потому что очень стеснялся за своих бабушку и дедушку, которые так громко говорят по-еврейски в нашей великой антисемитской стране.

Так давайте не будем в очередной раз отказываться от своих стариков. Не будем похожи на тех людей, которые прячут в маленькой комнате своих родителей, когда к ним приходят шибко интеллигентные гости!

Я иду по вечернему Брайтону. Справа шумит Атлантик оушен, слева гремит музыка из ресторанов «Арбат» и «Одесса». Добрый вечер, Брайтон! Мы давно с гобой не виделись. Гуд ивнинг! А гит ёнтыф! А гит юр!^[1]

Боря — аид ашикер

Вы наверное слышали такое выражение: «еврей-тысячник»?.. Это значит, что на тысячу евреев всегда найдется один особо отрицательный. Если уж дурак, то такой, что ни в одной нации не найдешь; если подлец, то такой, что все могут спрятаться; если врун, то сам барон Мюнхгаузен может у него постоять за дверью.

Наш сосед по двору дядя Боря тоже был еврей-тысячник. Это был пьяница, аид ашикер. Вообще еврей- пьяница в России встречается не так уж часто. Ведь для чего пьет русский человек?.. Чтоб ему стало хорошо. У еврея же организм устроен иначе: прежде, чем ему станет хорошо, ему станет так плохо, что его надо три дня отпаивать молоком.

Но дядя Боря был исключением. Он мог пить и не пьянеть. Как он сам говорил:

— Это у нас наследственное. Когда в Шепетовке умер дядя Изя, он оставил нам в наследство самогонный аппарат. С тех пор мы такие.

Конечно, больше всех страдала его жена, тетя Рая, маленькая, сухонькая и совершенно седая еврейка. Каждый раз, когда он возвращался с работы с чуть покрасневшим лицом, она встречала его словами:

— Босяк! Гопник! Ну, объясни мне, почему ты пьешь? На что находчивый дядя Боря неизменно отвечал: —Пью, потому что жидкая. Была бы твердая — я бы ее грыз.

К чести тети Раи, должен сказать, что, несмотря на вечную войну с мужем, она была его верной союзницей и закрывала от остальных грудью.

Была у нас соседка по фамилии Фильчикова — мерзкая особа с таким выражением лица, будто она постоянно держала во рту кусочек дерьма. Что она только не делала, чтобы вбить клин между Борей и Раей. Как-то зимой Боря увлекся одной артисткой филармонии и пропадал днями и ночами, о чем, конечно, не упустила сообщить Фильчикова.

— Соседушка, — ласково обратилась она при встрече к тете Рае, — уж не хотела вас огорчать, но по-соседски скажу: муж-то у вас гуляет!

— Ну? — спокойно сказала тетя Рая. — Пусть гуляет. Он у меня тепло одет.

Тогда Фильчикова заходила с другого боку.

— Соседушка, — говорила она, — ваш муж вчера вернулся в час ночи пьяный-пьяный!.. Уж так ругался в подъезде…

— Еще бы ему не ругаться! — отвечала тетя Рая. — Он же наступил на вашего, который спал на лестнице.

Постепенно Фильчикова сдалась, говоря, что евреи всегда держатся вместе и наших туда не пускают. И тут она была совершенно не права. Как раз компанию Бори составляли два чисто русских индивидуума: Вася Крот и Коля Жмот. Только не ищите тайного смысла в этих прозвищах. Просто фамилия одного была Кротов, а другого Жмотов. Они всегда появлялись вместе и всегда навеселе. Как говорила тетя Рая:

— Они оба ходят такие пьяные, что рубашка одного заправлена в брюки к другому.

При всем том оба друга дяди Бори были людьми не простыми. В частности. Кроту принадлежит высказывание, перечеркнувшее метрическую систему мер:

— Литр, — сказал он, — это то же самое, что метр. Только в жидком виде.

Что касается Жмота, то это был вообще библиофил. Он выписывал подряд все газеты и журналы и вырезал оттуда всё, что имело отношение к выпивке.

— Мужики! — говорил он, появляясь со свежевырезанной заметкой. — Во Львове один фельдшер новый способ выпивки открыл. Через клизму.