Апельсиновый вереск. Дорога возврата

— Да. Ты — это ты, — ответил мужчина, поднимая взгляд. Теплый. Родной. — Неужели ты ничего не поняла, Ави? Все эти годы я любилтебя. Ирэн была твоим отражением. Но влюбился я втвоимысли,твоичувства,твоивоспоминания.Ты— мое сердце. И я слышу, как оно бьется.

Авалона долго смотрела на Лейна, разглядывая каждую черточку на его лице. Он полюбил ее, когда она была еще совсем юной. Ури забрала часть ее жизни, и в эту часть Лейн влюбился. Но… Авалона не знала о нем. Хейден Вардан всегда был и оставался для нее младшим сыном императора. Частью правящей династии. Историей. Она никогда не задумывалась о нем и вдруг поняла, что ничего не знает о Лейне в то время, как он знает о ней многое.

Всадница могла снова окунуться во мрак. Найти сотню причин, почему ей нельзя находиться здесь. Нельзя быть с ним рядом. Но она не хотела. Мысли путались, а в груди так сладко грело, что когда Авалона склонилась и поцеловала Лейна, то даже не почувствовала угрызений совести.

Лейн, не ожидав от хэллы каких-либо действий, на мгновение замер. Его губы имели привкус лета и горьких трав. Все вокруг стало таким неважным… И комната в золоте и белоснежно-алых оттенков. И то, что за окном неистово завывала вьюга. И неправильность происходящего, ведь она преступница, разыскиваемая Алой Инквизицией, которая целуется с младшим принцем Империи Сион. Но, отбросив все сомнения, Авалона была уверена, этот поцелуй — самое правильное решение в ее жизни. Особенно, когда Лейн перехватил инициативу. Он с тихим стоном прижал всадницу к себе. Гладил ее по лицу, шее и длинным растрепавшимся волосам. Авалона плавилась в его руках. Никогда и ничего подобного с ней не происходило. Девушка сторонилась людей. До определенного момента их прикосновения были ей неприятны. Но жизнь научила ценить каждое касание к своим близким. И сейчас Ави ни о чем не думала. Она запрокинула голову, остро чувствуя каждое прикосновение губ Лейна к своей шее. Разве может быть что-то более настоящее?

Поцелуи Лейна напоминали прогулку по теплому лесу среди многовековых деревьев. Когда только начинал цвести вереск, а маленькие ласточки ласково затягивали очередную песнь. И самое время плести венки из полевых трав и, щурясь, смотреть на солнце, наслаждаясь его теплом. Авалона смотрела. Ей казалось, что до солнца дотянуться невозможно. Но она зарывалась пальцами в темные волосы Лейна и чувствовала, как от тяжелого дыхания вздымается и опадает его грудная клетка.

Она держала солнце в своих руках. А он не давал ей упасть в пропасть. Все происходило так, как должно было. Они часть единого целого.

— Я хочу знать о тебе все, — прошептала она, касаясь губами его милой ямочки на щеке. Это была чистая правда. Лейн знал о ней многое, но не все. Она не знала практически ничего. Но она хотела стать частью его жизни. Не этой. Роскошь, злато, власть — вовсе не то, что ей нужно. И если бы Лейн стремился только к влиянию, то Авалона никогда не открылась бы ему.

Лейн Эверт был другим. И Авалона хотела быть с ним. Хотела наблюдать за его экспериментами в алхимической лавке, укутавшись в теплое одеяло и попивая горячий жасминовый чай. Она хотела собрать вместе с ним травы, изучать их свойства и помогать простым людям. Всадница не желала больше прятаться.

Этери

Сны без сновидений. Этери любила их за спокойствие и душевное умиротворение. Но в этот раз все было иначе. Она проваливалась во тьму. Летела в раскрытые объятия пустоты, неловко размахивая руками. Падение обещало быть болезненным. Но так и не случилось. Отовсюду раздавался нестройный шепот голосов. Тихих, похожих на шипение клубка змей. Сколько бы Этери не пыталась, но так и не смогла разобрать, о чем они говорят. В груди зрела досада. Раз за разом она задавала себе один и тот же вопрос.

Как я могу все исправить?

Он появился не так давно и усилием воли подавил предыдущий.За что Ареморика так поступила именно со мной?Этери понимала, что появление метки связи — не более чем череда случайностей. И если бы можно было повернуть время вспять, быть может, она прошла бы тот же путь. Не потому, что любила страдать, а из-за Тины. Девочка волшебным образом вошла в ее жизнь и стала для нее такой близкой, словно всегда была ее родной дочерью. А Иэн… ей достаточно знать, что с ним все хорошо. Что он в порядке. Когда все закончиться, он обязательно обретет желанную свободу, и Этери услышит, как прекрасно он играет на лютне.

Девушка проснулась. Невесомый балдахин расплывался перед глазами. Интересно, почему? В горле стоял тяжелый ком, а грудную клетку словно прошибли стелой в районе сердца. Этери подняла руку, потянувшись за дневником на прикроватной тумбочке. Но вместо книги нащупала чье-то твердое плечо.

Совсем рядом, отодвинув балдахин, стояла Авалона. Всадница была облачена в обтягивающие штаны из кожи, легкую полупрозрачную рубашку и черную плотную накидку с широким капюшоном. Ее распущенные волосы волнами лежали на плечах. Всадницу освещал слабый лунный свет, но даже так Этери увидела растерянность в ее взгляде.

— Ты плачешь, — с легкой хрипотцой и ноткой удивления в голосе констатировала Авалона дю Лак.

Слезы? Этери коснулась пальцами лица. И правда. Щеки были мокрыми, а губы искусаны почти до крови.

Не спрашивая разрешения, Авалона скинула сапоги и забралась на кровать. Она обняла Этери, и та положила голову на ее плечо. От всадницы пахло свежим зимним снегом, словно она только что вернулась с прогулки. И чем-то до боли знакомым — терпкими травами…

— Мне убить его? — спросила Авалона, находя руку Этери. Как только рука была обнаружена, она сжала пальцы подруги.

— Кого? — тихо спросила Этери.

— Кадогана. Кого же еще? — хмыкнула она. — Что он тебе сказал?

— Что хочет, чтобы я была его, — вспомнила Этери слова всадница.

Авалона негромко присвистнула.

— Не ожидала от нашего ледяного принца такой прямолинейности, — честно призналась Ави. — Но его можно понять. Он ждал тебя три года. Иэн глубоко ушел в себя. Не говорил, как ему тяжело, но я видела. Всегда замечала, когда он был задумчив. В такие дни он часто думал о тебе.

— Я не могу к нему прикоснуться, Ави, — чувствуя, как болезненно сжимается сердце, сказала она. — Не могу даже обнять. Мне больно без него. И больно, когда я с ним. Я не знаю, что делать.

Секунда молчания перед уверенным приказом всадницы:

— Одеваться.

— Что?

Этери подняла голову. Губы всадницы сложились в хитрую улыбку.

— Одевайся. Нужно проветрить голову. Я знаю одно интересное место.

Вставать с кровати не хотелось. И идти в неизвестность тоже. Но Этери доверяла Авалоне так, как могла бы довериться только самой себе. Поэтому она послушно поднялась, чувствуя, как ноют мышцы в теле, сменила длинную ночную сорочку на не менее длинную тунику и теплые брюки, а сверху набросила меховую шубу. Несколько мгновений она размышляла над тем, надевать ли на шею амулет, скрывающий ее личность, но в конце концов решила, что вряд ли они встретят кого-нибудь знакомого этой ночью.

Авалона критично оглядела Этери и довольно кивнула. Они покинули покои, выходя в слабо освещенный коридор. Поспевать за широким и быстрым шагом всадницы — та еще задачка. Авалона словно летела на невидимых крыльях. На ее алых губах играла шаловливая улыбка. Этери бросала на хэллу недоуменные взгляды, пытаясь разгадать причину таких изменений. На узком лестничном пролете почти догорел факел. Единственный, освещающий маленькую башню, в которой они очутились. Но даже так света, исходящего от Авалоны дю Лак, хватало, чтобы осветить эту ночь.