Апельсиновый вереск. Дорога возврата

От отчаяния, накрывшего Этери, ей хотелось кричать.

— Клеми, милая, пошли. Я отведу тебя к Кевину, — попыталась улыбнуться Авалона. Улыбка вышла натянутой, как струна лютни.

— Братик! — радостно воскликнул ребенок и бросился к выходу. Всадница удалилась следом, обернувшись перед самым выходом. Их взгляды с Этери встретились. Всего секунду продолжался их немой диалог.

“Ты знала?”

“Да”,— отвечали ее серьезные глаза.

“Почему ты ничего не сказала?”.

“Так было нужно. Прости”.

Она ушла, захлопнув дверь, оставляя их с Иэном наедине. Воцарилось мучительное молчание. Вернее, мучилась здесь только Этери. Всадник же с уходом девочки снова стал прежним. Холодным, отстраненным и… усталым. Он опустился в кресло рядом с камином, задумчиво уставившись на пламя.

— Клементина твоя дочь, — произносить это было больно. Но Этери справилась, ничем не выдала своего состояния. — Сколько ей лет?

— Шесть с половиной.

— Ты не говорил, что у тебя есть ребенок.

— А должен был?

Этери резко повернулась и с картонной улыбкой на губах, которую она выдавила из себя силой, произнесла:

— Нет.

Она немного постояла, прежде чем задать вопрос, от которого зависело все. Либо ее колба с чувствами треснет еще больше, либо его слова станут для нее спасением. Роза, питавшаяся ее эмоциями, склонила бутон к земле. Чувства, испытываемые Этери, были далеки от сказочной и неземной любви. Пока что она ощущала только растерянность и боль.

— Кто ее мать?

Иэн оторвался от созерцания огня и внимательно посмотрел на нее.

— Женщина, которую я люблю.

Этери хрипло рассмеялась. В ее ушах стоял хруст стекла. Глаза Иэна опасно сузились, и он, нервно стуча пальцами по подлокотнику кресла, спросил:

— Что тебя так рассмешило?

— Ничего. Совсем ничего, — успокоившись, отозвалась она.

“Зачем ты это сделал? Заставил испытывать к себе привязанность, а потом забыл, словно меня не существовало?”, — спрашивало глупое сердце, которое билось все чаще. От ярости. От боли.

И от ненависти? Была ли это ненависть? Прожигающая до костей, с запахом паленой кожи. И была ли это любовь? Сияющая, как звезды, очаровывающая, как звездное небо. И да, и нет. Он ей не понравился. Она его боялась и бежала как можно дальше. Но в то же время тянулась к нему с непреодолимой силой. Этери доверилась и что получила взамен? Обвинения в трусости. Ложь, что лилась рекой.

Его сердце принадлежало другой долгие годы. Еще до ее исчезновения. Почему он заставил ее поверить в то, что она может быть ему интересна? Или Этери сама придумала это? Но разве не он поцеловал ее в щеку, разве не он нежно обнимал? Она запуталась, а негативные чувства захватили голову.

Нечто темное и вязкое сдавливало ее горло. И оно же хрипло произнесло:

— А знаешь что? Пошел ты к дьяволу, Иэн Кадоган. Ты забыл обо мне? А я сделала все, чтобы вспомнить тебя. Но не переживай, я выжгу в своем сознании поверх твоего имени слово “равнодушие”, и больше ты никогда не сможешь разбить мое сердце.

Медленно повернувшись, она покинула гостиную. За ней тянулся шлейф темной силы, которая высвободилась, поселившись в каждом углу помещения, а потом начала расползаться по всему дому.

Боль можно обратить в силу. И какая разница, в какую…

Лейн

Часть II

Знать

Вечерний Утер зажегся разноцветными огнями. Бумажные фонарики, украшающие каждый дом, алели беспокойным пламенем. Снежная ярмарка опустела, да и людей на улицах было не так много, как днем.

Лейн Эверт улыбался редким прохожим. Засунув руки в карманы пальто, чтобы отогреть их, он периодически останавливался переброситься парой слов со знакомыми лицами, коих у него было в избытке. Мужчину знал в городе каждый второй. В его алхимической лавке не было отбоя от клиентов, а Лейн легко и непринужденно завязывал беседу. Он всегда внушал доверие. Об этом ему говорили все. Все, кроме нее. Уже второй раз в своей жизни Лейн сталкивался с тем, кто отнесся к нему с подозрением.

Только когда это произошло в первых раз, ничего удивительного в этом не было. Сейчас же он вел себя также, как всегда. Мило и улыбчиво. Но всадница, чьи портреты украшали все столбы города, все равно ему не поверила. Он не ожидал ее встретить так, хотя признался самому себе, что очень ждал, когда эта встреча произойдет.

Добравшись до темной лавки, Лейн решил не зажигать свечи. Он и так найдет неприметную лестницу в углу и поднимется в мансарду. Под крышей скрывалось маленькая коморка. Ничего особенного. Жесткая кровать, приставленная к стене, письменный деревянный стол с выдвижными ящичками и старый комод, в котором хранились вещи. Мужчина на ощупь достал спички, зажег почти полностью расплавившуюся свечу в подсвечнике и поставил ее на стол, а сам занял деревянный стул с высокой спинкой.

Из самого нижнего ящика он достал фотокарточку и помятый лист пергамента. Лист был порван и склеен заново. Улыбка стерлась с его лица, стоило ему оказаться в одиночестве. Зелено-карие глаза больше не смеялись. Они смотрели на фотокарточку с грустью и затаенной болью, от которой останавливалось сердце. Лейн развернул лист пергамента.

“Разыскивается Авалона дю Лак”.

На портрете всадница выглядела грозно, но чуть приподнятый уголок губ насмешливо изгибался, делая лицо хитрым. Пергамент не мог передать даже десятую долю ее строгости и серьезности. Как и фотокарточка не могла передать той легкости и воздушности, коей отличалась изображенная на ней девушка. Они были полными противоположностями, но внешне они друг от друга ничем не отличались. Поначалу Лейн думал, что портрет на листовке искажен. Не могут эти девушки быть настолько похожими. Он считал так до тех пор, пока не встретился с Авалоной лично. Они словно сестры, хотя мужчина знал наверняка, что это не так.

Лейн нежно обвел пальцем контур фотокарточки. Цвета почти выцвели, став серыми. Но в его памяти до сих пор хранилась цветная и живая девушка. Яркие глаза, словно расплавленный малахит, алые ягодные губы, прикосновения ее теплых рук, редкая, но такая красивая улыбка. Эта девушка никогда не выходила у него из головы. Даже на мгновение. Он всегда ее помнил.

А чтобы она сказала? Что сделала? А что делать бы не стала?

И чувство вины всегда сдавливало его горло сильной рукой. Может, Авалона его шанс на искупление? Знак самой Ареморики, что нужно жить дальше, попытаться перестать все время думатьо ней.

Но как же это сложно сделать рядом с всадницей! Лейн схватил листовку с портретом, снова сравнивая их лица.

“Всего лишь слова, которым я не верю”, — от жесткого голоса Авалоны в своей голове мужчина вздрогнул. Она ему не верит. И… кажется, боится? Но не его самого. Всадница боится за сохранность жизни Этери. Какая глупость! Разве он может подчинить этой милой девушке вред? Даже если и нет, Авалона об этом не знала, защищая ее ото всех разом.

Авалона дю Лак. Преступница, предавшая империю. Приспешница Черного Легиона. Шанс на искупление? Или изощренный способ издевательства?