Апостол Павел
Шрифт:
Трибун сделал это, не считаясь с тем, что и Павел и толпа — каждый со своей стороны — призывали к народному суду, поскольку имели на это право.
Толпа не унималась, и трибун вынужден был считаться с этим, защищая Павла, потому что скандальная ситуация в античном мире могла разрешиться и уголовным процессом. Римские власти хорошо знали это и признавали право и свободных городов Империи отправлять обвиняемого на казнь с одобрения народа. И именно так правитель Кесарии расценил позднее манифестации против Павла, ознакомившись, конечно, с докладами стражей порядка, представленными трибуном [983] . Эта короткая процедура была довольно обычной в римской Палестине шестидесятых годов, когда бурные манифестации одобрений или осуждений частенько имели место [984] . В этих обстоятельствах представитель судебной власти или римский служащий всегда давал обвиняемому слово: «Защищайся перед народом!» — говорилось тому, кого возбужденные зрители хотели отправить к зверям… [985] Павел, который уже прошел через испытания в Ефесе, потребовал своего права держать слово, и трибун предоставил ему такую возможность; иудейский уголовный кодекс той эпохи давал обвиняемому право защищаться самому.
983
Деян., 25, 24: окончательное суждение правителя Феста, который употребляет специальный термин epiboontes (в двух рукописях «Деяний»). Смотри классическое исследование Д. Колина. «Свободные города греко-римского Востока и отправление
984
Иосиф, Vie., 48 (в 66); подобно стихийным манифестациям без какого бы то ни было признака судебного разбирательства, BJ, 4, 5, (283) и 19, 8, 2 (345); возмущение против Иисуса относилось к этой категории и не имело характера суда.
985
Апулей. «Метаморфозы», 3, 2, 6–4, 4; Евсевий. «Церковная история», 4, 15, 22. Смотри главу И.
Подлинность речи Павла не может вызывать сомнений, даже если летописец «Деяний» очевидно составил ее иначе [986] . Павел оказался в ситуации, когда перед ним встала необходимость засвидетельствовать свое иудейское происхождение и доказать тем самым, что запрет Храма не касался его: он объяснялся на арамейском, а не на греческом языке, (что произвело большой эффект), упомянул о своих предках, назвал имена первосвященника и членов Синедриона, которые некогда пользовались его услугами. После этого необходимого вступления он продолжает, как повествуют нам «Деяния», в греческой традиции: то есть начинает свою апологетическую речь — на самом деле — историю своей жизни, — где упоминает о данном ему откровении и развивает тему гонителя, обращенного в веру. До сих пор толпа слушала все, пребывая в боговдохновенной и мессианической атмосфере, окружающей в то время Иудею, призыв к освящению также был принят благосклонно, что говорит о том, что движение освящения было еще живо. Но возгласы и крики возобновились, когда Павел определил свое апостольское служение, как миссию обращения язычников… Слушатели вновь взвыли и начали требовать для него смертной казни, кидая в воздух свои одежды и горсти пыли [987] . В этот беспокойный период обостренного национализма отношения между иудеями и язычниками были камнем преткновения, рядом с этим проблемы, связанные с учением, казались весьма второстепенными, а боговдохновенные и необыкновенные личные проявления не вызывали подозрений.
986
Деян., 22, 1-21.
987
Деян., 22, 22–25.
Но теперь трибун знал, что Павел — иудей диаспоры, который, по-видимому, должен был быть в ведении проконсула Сирии, исполнявшего в то время в Киликии обязанности вышестоящего начальника — прокуратора Кесарии, сверх того, Таре, его родина, пользовался привилегиями «свободного города» и отстаивал право самостоятельно судить бывших в его ведении граждан [988] . Павел не был известен как подстрекатель, и трибун не мог позволить, чтобы эта ситуация привела к казни. Он вновь заточил Павла в крепость Антония, — чтобы защитить его, разумеется, — хотя все равно видел в нем возмутителя спокойствия и намеревался, в качестве предупреждения, наказать его, присудив избиение. Но тут ему предстояло узнать, что Павел был еще и римским гражданином [989] .
988
Этот юридический аспект проблемы затронут в Деян., 21, 39, прокуратором Феликсом. Смотри А. М. Шервчна-Уайта. «Павел перед Феликсом и Фестом», «Римское общество и римский закон в Новом Завете». Оксфорд, 1963, 55–57; о привилегиях граждан свободных городов смотри: P. Garnsey, JRS, 56, 1966, 103, № 159 и 160.
989
Деян., 22, 25–29. Бичевание сразу было прекращено в силу Lex Iulia de vi pubhca. В Иерусалиме, где у Павла были родственники и сторонники, для него не представляло труда заставить признать свое положение римского гражданина.
Править в Иерусалиме было делом нелегким. Трибун Лисий помнил о печальном прецеденте с трибуном Келием, который двумя годами раньше был осужден императором, отослан в Иерусалим и, отданный иудеям, был обезглавлен за то, что не привлек к ответственности зачинщиков нападения на паломников, позволив ситуации обостриться [990] . Он должен был лавировать между заключенным, дело которого рассматривал, поскольку тот являлся римским гражданином, и Синедрионом, с которым нужно было соблюдать осторожность, так как он, не колеблясь, посылал в Рим посланников с жалобами на правителей и военных трибунов. Поэтому он очень старательно вел расследование и даже созвал Синедрион, чтобы выяснить, наконец, в чем состоит обвинительное заключение и достаточно ли оно обосновано.
990
BJ, 2, 12, 3–4 и 7 (232–235 и 245).
Дело Павла в суде началось с очной ставки, но перешло в неясные споры по поводу учения, в потасовку и беспорядок. В Синедрионе фарисеи представляют большинство, и Павел никогда не отказывался от своих привязанностей, а они от своих: он обращается к «братьям». Умышленно или нет, он использует согласно «Деяниям» язык эллинизированного иудея, цитируя Библию в греческом переводе семидесяти толковников, говоря, как грек, который жил «по доброй совести» и «вел себя, как подобает гражданину» [991] .Саддукеи, которые являлись группой непримиримых консерваторов иудаизма, хотели, чтобы он немедленно замолчал, собираясь применить к нему свои обычные дикие выходки: первосвященник Анания приказал бить его по устам, но Павел возражал с ругательствами.
991
Деян., 23, 1 и 5. О понятии «личной совести» (syneidesis), которая сама по себе является отрицанием Закона, смотри: Г. Spico. «La conscience dans N. Т.», RB, 45, 1938, 50–80, и «Теология морали Нового Завета, 1, 429–431—0 понимании гражданства по-гречески, о котором Павел говорит, употребляя термины, производные от polis.
Павел тогда сумел ловко сыграть на том, что в Синедрионе было два противоположных друг другу воззрения относительно воскресения [992] . Сначала он провозгласил свою принадлежность к фарисейству и их вере, так как фарисейская секта сильно отличалась от секты саддукеев: фарисеи, несмотря на свою суровость, сохраняли между собой довольно дружеские отношения и старались примириться друг с другом, поддерживая его во всем обществе, тогда как саддукеи занимали непримиримую позицию даже по отношению к своим единоверцам. Две эти секты не имели единого мнения, касающегося учения о воскресении из мертвых. Это единственный, поистине фундаментальный аспект евангелия, о котором «возгласил» Павел, и в отношении которого автор «Деяний» не сообщает никаких деталей: фарисеи считали, что воскресение ждет только праведников и понимали его скорее, как переход души в новое тело [993] . Столкновение учений, которое коснулось многих действующих лиц, сыграло Павлу на руку. Возможно, в Синедрионе он имел сторонников, вполне допускающих реальность того, что он был удостоен особого откровения. А присутствующие (дебаты были публичными) уже совсем ничего не могли понять и разделились на два лагеря. Разбирательство внезапно приняло совершенно новый оборот, и Синедрион оказался не в состоянии вынести обвинительное заключение, нужное римским властям для того, чтобы дать ход этому процессу.
992
Деян., 23, 6–9, близко к Иосифу, BJ, 2, 8, 14 (162–166), который на самом деле является сторонником точки зрения фарисеев.
993
BJ, 2, 8, 14 (163). Смотри главу 2.
Тогда его мучители решили сделать по-своему. Сорок молодых людей, из
которых многие принадлежали к добропорядочным семействам и которые совершали политические убийства так, словно это был вид спорта, собравшись, составили заговор и, приняв на себя обет, поклялись убить отступника, заслуживающего проклятия [994] . Они предложили первосвященнику и враждебно настроенным старейшинам убить Павла до того, как состоится следующее слушание дела, по дороге из тюрьмы в Синедрион; они поддерживали точку зрения саддукеев, для которых судебные права Синедриона являлись неоспоримыми [995] . Трибун, узнавший об этой опасности от племянника Павла, принял необходимые меры: он отправил задержанного в резеденцию правителя ночью, в сопровождении весьма внушительного конвоя, который должен был довести его до Антипатриды — границ Самарии — там уже не опасались нападения.994
Деян., 23, 12–13. Об определениях, обозначающих этих заговорщиков с «палачами», смотри: М. Hengel. «Зелоты», Leyde, 1976, 358–359, и Е. М. Smallwood. «The Jews under Roman Rule». Leyde, 1976, 279–280. О поспешной казни за измену и предательство смотри главу 3, прим. 14.
995
Евсевий. «Церковная история», 2, 23, 1, установит связь между этим покушением на Павла и казнью Иакова в 62 году по подстрекательству первосвященника Анны (тестя Каиафы), убежденного в верховной власти Синедриона в отношении дел, по которым может быть вынесен смертный приговор.
Трибуну удалось в полной мере применить римский закон, который очень точно определял круг обязанностей и полномочий местных стражей порядка как в случае очевидного преступления, так и в случае разбоя. Препровождая заключенного к правителю, он должен был отправить ему также доклад, содержащий данные предварительного расследования. «Деяния» приводят или заново составляют этот документ, в котором трибун подчеркивает, насколько затруднителен случай с Павлом: «И нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков». Это означало, что трибун не увидел преступления в том, что Павел нарушил запрет, о котором гласило объявление на дверях Храма, и что дело, как ему показалось, сводилось к спорам различных сект об учениях, в чем римские власти, должно быть, не разбирались. (Это заключение совпадает с заключением проконсула Галлиона в Коринфе в 51 году.) Однако Павел показался ему человеком, подстрекающим к беспорядкам. Все же трибун не допустил поспешной казни и попытки убийства, бросив вызов законному обвинению иудеев… [996] Проблемный заключенный и плохо прокомментированные материалы дела — все это трибун передает прокуратору.
996
Деян., 23, 25–30, где приводится (в прямой речи) содержание письма.
Процесс над Павлом мог бы свершиться легко и просто. В самом деле, с подобной процедурой правители провинций сталкивались довольно часто: обвинение было подтверждено неофициальными лицами, и они судили своим советом, а ведущие тяжбу стороны разбирались либо с помощью услуг адвоката, либо нет. Римский закон требовал всего-навсего, чтобы были представлены все стороны и чтобы обвинительный акт был составлен в надлежащей форме. В случае с Павлом трудность заключалась во всех этих представленных за обвиняемого поручительствах. Расстояние между Иерусалимом и Кесарией защищало Павла, но не ускоряло решения проблемы: посланники из Синедриона, обвиняющие Павла, должны были предстать перед правителем по решению трибуна. Кроме того, и сам трибун должен был явиться к правителю не только как незаинтересованный свидетель, но и потому, что по римскому закону он обязан был продолжить ведение расследования, и наконец, нужно было привести первых разоблачителей, иудеев Азии, на чье отсутствие указал Павел. Таким образом, отсутствие указанных лиц сыграло на пользу Павлу перед правителем Феликсом [998] .
997
Эти стороны права были выделены Ж. Мелез-Модрзеевским. «Мученичество Павла Тарсянина» (op. cit., № 26), 403–407. О процессе в Кесарии смотри также J. de Croix. «Процесс Павла в свете римского права». В. и Th. St., 1969, который прйходит к заключению о заочном оправдании, и А. Н. Шервин-Уайт. «Павел перед Феликсом и Фестом» (ор. cit., № 34).
998
Смотри Деян., 23, 35; 24, 19 и 22.
Обвинительное заключение было трудно составить, тем более, что Павел оказался столь же грозным сутяжником, насколько и сильным полемистом, даже если книга «Деяний» и не останавливает внимание на этой черте его личности. Послание к Га латам выявляет, с какой легкостью он пользуется риторикой защитительной латинской речи [999] . Члены Синедриона прекрасно знали это и потому решили взять в помощники профессионального адвоката Тертулла, сведущего в римской юриспруденции: он прибег к аргументации, с помощью которой законники Клавдия заклеймили секты, запрещенные законом, как «язву общества» и обесславили их руководителей [1000] . Тертулл убеждал первосвященника в необходимости придать политический характер этому религиозному разбирательству, поскольку римляне относились к «осквернению» не так, как иудеи, считавшие кощунственным поступком нарушение Священного закона (в чем не могли уличить Павла) или нанесение существенного ущерба Храму или синагоге [1001] .
999
Напомним о замечательном разъяснении М. Д. Бенза, «Изучение Нового Завета», 21, 1975, 353–379 (глава И, прим. 85).
1000
Деян, 24, 5, близко к Посланию Клавдия Александрийцам, Pap. London, 1912, 11, 23–25; 82–95; смотри Ф. Кьюмон, RHR, 91, 1925, 1-17.
1001
Смотри: J. Scheid. «Религиозное правонарушение в античном городе», Рим, 1981, 157–168.
Как суть, так и терминология обвинения, предъявленного Павлу, беспрестанно изменялись. Азиаты на паперти Храма кричали об «осквернении» — это обвинение трибун не принял. Одна из групп Синедриона во время разбирательства по делу Павла посчитала его отступником, что не являлось нарушением гражданского закона. Адвокатом Синедриона была принесена жалоба, представляющая Павла главой запрещенной секты, вызвавшей мятеж, распространившийся во всей диаспоре, кроме того, он выступал непосредственно против вмешательства трибуна, который воспрепятствовал иудеям совершить правосудие, был упомянут случай трибуна Келия, когда император Клавдий признал правоту иерусалимских властей [1002] . Перед Фестом Павлу предъявили обвинения в преступлениях, совершенных против Закона Моисеева и против Храма: обвинения могли опираться только на закон о привилегиях, признанных за иудейскими обществами предшествующими правителями [1003] , одной из которых было, в частности, право самостоятельно решать вопросы, связанные с религиозными нарушениями (конечно, без позволения применять смертную казнь), и право собирать ежегодный налог на Храм; против Павла пустили также в ход обвинение в дополнительном (конкурирующем) сборе пожертвований, который он организовал [1004] .
1002
Деян., 24, 6–8; О деле Келера смотри выше. Такое нарушение, как religio lllicita (незаконная религия) — всего лишь религиозная формулировка нарушения спокойствие (мятеж); Павел назван «главой назореев» по ошибке (возможно, намеренной?), в отношении верных Иисусу из Назарета или в отношении секты «закоников» (nazarim): смотри главу 2.
1003
Согласно Иосифу, смотри: J. Juster. «Иудеи в Римской империи». Париж, 1914, 1, 382–383, - по поводу приравнивания кражи священных денег к богохульству (кощунству), о котором должно было уведомлять римские власти, и Ch. Saulnier. «Римские законы об иудеях», RB, 88, 1981, 187–191 — о вовлечении иудеев в римский порядок.
1004
Деян., 24, 17 — единственное упоминание об этом во всей книге.