Арап Петра Великого два

донимаете. Я Париж-то с трудом вспоминаю. Как в тумане!

– - В Лондоне тоже туманы. Дале носа, бывает, ничего не видать. А я слыхала

– - в Париже климат не такой. А и там, однако ж, туман.

– - Ясно, туман! Выкушаешь чарок восемь -- так тебе и туман, как в Лондоне.

– - Право слово, не могу я, Занзибал Петрович, привыкнуть к вашим арапским

шуткам. Не пойму, ей Богу, вроде вы образованный человек, при дворе, а

шутите нешто кучер.

– - Прилично шучу. Другим по вкусу. Обыкновеные мужские шутки. Энто Ганнибал

у нас куртуазный и шутит для баб. Вам бы, я чаю, пондравилось. Отвечать-то

будете, али как?

– - Я подумаю прежде.

– - Ладныть. До конца занятия подумайте.

ГЛАВА 7

КЛЮЧИ ОТ ЕЕ ФОРТИФИКАЦИИ

Ганнибал, закинув руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок на

пастушескую идиллию. Молодой пастушок в козьей шкуре придерживал на

коленках молодую пастушку с выскочившей розовой грудью. Рядом на траве

валялся пастушеский рожок и стояла корзина с провиантом. Вокруг толпились

козы, овцы и бараны. Сзади, в полверсте от пастбища, курился

величественный вулкан.

"Вот так и мое чувство к Елизавете Федоровне,-- тяжело вздыхал Ганнибал,-

как сей италианский Везувий. Дымится-дымится, а потом -- как даст! И все

кверху тормашками -- все овцы и бараны! Аллегория такая... Вон тот баран на

Меншикова похож. Б--е--е... И как она может с таким гундосым?"

Вошел Занзибал.

– - Валяешься, ефиоп?
– - Он бросил книгу на тумбочку.

– - Скажи, тот баран с потолка на Меньшикова похож?

– - Есть чтой-то...А пастух -- енто ты, наверноть? А на коленках, надыть

княжну придерживаешь с голой титькой?

– - Если бы.. Я -- вулкан сзади. Видишь?

– - Вижу... Пляши, вулкан.
– - Занзибал вытащил из кармана записку.
– - От нее

депеша.

Ганибал рывком соскочил с кровати:

– - Дай сюды!

– - Пляши!

Негр повилял бедрами.

– - Ну, давай!

– - И чего ты в ней нашел?
– - Занзибал протянул записку.
– - Дура, каких свет

не видывал. Ни поговорить с ней путем, ни пошутить. Хьюмору никакого! Я ей

такую шуточку сегодня сказал, про то как мы в Париже пили -- сам чуть со

смеху не лопнул. А она стоит -- морда кислая, и токмо кучером меня

обозвала. Дубина!

Ганнибал развернул записку:

"Здравствуйте, Ганнибал Петрович, -- прочитал он.
– - Записку от вас через

брата вашего Занзибала получила, с коим и передаю сей ответ.

Вы, наверное, считаете меня легкомысленной особой, которой можно писать

записки такого непозволительного содержания. Вы, наверное, решили, что раз

вы есть любимец государя и любые девушки хочут в мечтах с вами

познакомиться, то и этот скромный цветок вам удасться сорвать с той же

легкостию. Знайте же, сударь, что это не так! И хотя я всего лишь

скромная, беззащитная девушка, которую всякий может обидеть, и которая,

конечно же, нуждается в сурьезном и благородном кавалере, защитнике

девичьей чести, но я сумлеваюсь -- тот ли вы гишпанский Дон Кишот, который

достоин носить на груди ключи от моей фортификации. Хотя вы и жгучие

брюнеты, но это не имеет значения. Знаете ли вы -- что такое настоящее

чувство, и как легко над ним надругаться? Вы меня совсем не знаете, а

пишете мне легкомысленные записки про жеребца и про кинжал, которым вы

зачем-то хотите зарезаться. Мне только осьмнадцать лет, но множество

испытаниев выпало на мою долю в Лондоне. Один аглицкий пэр уже постарался

в прошлом годе меня обмануть, и эта рана по сей день терзает внутри мое

сердце. Таперича я не могу доверять мужчинам, как они есть все обманщики,

и Вы, наверное, один из них. Хотя у Вас и благородное лицо, честные глаза

и, возможно, у Вас сурьезные намерения. Хорошо бы, если это так. Но если

это не так -- оставьте меня в покое. В любом случае -- ничего обещать Вам не

могу. Сами понимаете почему. Вооружитесь терпением и смирением. Да

пребудем мы чисты и кротки, как агнцы Божии. За сим прощайте.

Княжна Е.Б."

Ганнибал оторвался от листка.

– - Прочел?
– - Занзибал потянулся.
– - Ну и как тебе эта муть? Я тоже по дороге

прочел от нечего делать. Вот скажи мне, как ты есть бабник Жон Дуан -бабы

завсегда такие глупости пишут?

– - Глупости! Написано кудревато и с тонкостию. Вот, зри, вот здесь она

пишет: "Хотя вы и жгучие брюнеты..." -- намекает, что я ей ндравлюсь. Или

вот тут еще: " ... у Вас и благородное лицо, честные глаза и, возможно, у

Вас сурьезные намерения." -- намекает, что ей моя физиогномия по вкусу и

намерения сурьезные.

– - Ты про пэра аглицкого лучше почитай. Мне интересно, как он над ней

надругался?

– - Убью!

– - Давай лучше браги выпьем.

– - Не буду. Имею намерение -- сей же вечер посетить Елизавету Федоровну.

– - Ну и что за дело? От чего не выпить?

– - Дык изо рта дрожжами нести будет. Как я с нею лобзаться стану?

– - А станет она с тобой лобзаться с первой-то встречи?

– - Мыслю, что станет. Вишь, она в записке намеки строит.

– - Так что, не будешь, значит, а, Гань? Пить-то?

– - Не буду.

– - Ну и хрен с тобою, а я выпью.

ГЛАВА 8

ЗАЩИТНИКИ ЕЛИЗАВЕТЫ ФЕДОРОВНЫ

Откушав кофию, княжна Белецкая легла на кушетку и открыла аглицкий роман

Снучардсона "Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов".

"... Уже третий день несчастная девица Кларисса Гарлов плутала в дремучем

Эдинбургском лесу, когда неожиданно вышла на поляну. Посередине поляны

стоял небольшой замок. Кларисса подошла поближе и заглянула в окно.