Архип
Шрифт:
– Зачем кошку, Семеныч?
– удивленно переспросил Василий.
– Через дымку ж можно.
– Дымку?
– не сообразил сразу колдун.
– Ага! Баня ж черная. Там с другой стороны окно должно быть, чтоб проветривать.
Архип в сердцах хлопнул себя по лбу. Вот что значит, век учись, а все равно дураком помрешь. Мещанин он, сам-то себе баню белую срубил, черная уж больно в истопке непроста. Ну не сам срубил, а мужики ему за услуги сделали, а до того у кузнеца мылся...
– Добро, - с облегчением кивнул он.
– Справитесь?
– Да отчего ж не справиться, - хмыкнул Василий.
– Делов на три копейки. Лишь бы
– А ты лезть когда будешь, - напутствовал его староста.
– Ты с ним разговаривай. Он речь человечью услышит, глядишь, не так пугаться станет.
Кивнув, мужики, а с Василием поперся еще и Семен, чтобы при необходимости подсадить. Сам Семен в дымное окошко заврядли пролезет, кряжист да широк в плечах неимоверно, а вот Ваську подкинет, тот со свистом проскочит. А Архип вынул из пачки портсигар, вынул по одной папиросе себе да Андрею, закурили, стали ждать. Некоторое время ничего не было слышно, оно и неудивительно, банька у Хитровских большая была с предбанником, а окошко оно в парилке только, а стены толстые, дабы жар сохранить, пока вся семья намоется, вот и не слышно ничего было. Потом послышался голос. Васькин. Кажется, тот в чем-то увещевал. Потом замолк. Андрей уж извелся весь, хотел сам пойти следом, поторопить мужиков, или сам залезть, уж незнамо, но, наконец, скрипнул засов и дверь отъехала в сторону.
– Без толку, Архип Семеныч, - мрачно бросил Василий, запуская остальных в предбанник.
– Парень, по ходу, головой повредился. Сидит, сопли на кулак мотает.
Колдун выругался, отстранил всех и вошел внутрь. Там, в выстуженной уже за ночь, приятно пахнущей смолой парилке, за видавшей виды глинобитной печкой на грубом деревянном полу, обхватив колени руками, сидел молоденький, едва только порог отрочества перешагнул парнишка. Уставившись вперед ничего ен видящими глазами, мальчишка медленно раскачивался взад-веперед и без остановки что-то бормотал себе под нос.
– Они меня не видят, не видят, не видят, - прислушавшись , разобрал колдун.
– Трофим, сынок, - из-за спины выскочил староста и постарался коснуться юноши. Тот истошно, словно девка, взвизгнул и постарался отползти подальше от людей, в самый дальний угол. Архип увидел, что пальцы у него залиты кровью, то ли стены скреб, то ли ногти до мяса сгрыз.
– Не надо, Андрей Семеныч, - остановил колдун пытавшегося сделать шаг вперед старосту.
– Мальчишка разумом тронулся. Только хуже сделаешь.
– Так что ж делать, Архип?
– ошарашенный староста даже забыл о привычном уже, по батюшке, обращении к колдуну.
– Тут его оставлять? Сгинет же с холоду без помощи!
– Сейчас его трогать нельзя, он либо себе повредит в попытках убежать, либо на кого из нас наброситься попробует, - пробормотал колдун.
– Надо подойти к нему по-иному.
Вернувшись к пологу, Архип зарылся в свою сумку. Отложив в сторону тщательно завернутую в несколько слоев ткани большую двузубую вилку, портсигар, мешочек соли, он с самого дна вытащил ступку с пестиком и видавшее виды кадильцо.
– Ох не люблю я это...
– пробормотал он, вытаскивая из более мелких кармашков то один, то другой порошок и засыпая его в ступку, пока не получилась равномерная масса. Массу это колдун засыпал в кадильце и поджог.
– Либо выходите наружу, либо не мешайте, - обратился он к спутникам. Естественно, никто и не подумал тронуться с места, развлечений в жизни простого крестьянина
Архипу лишние зрители никогда не мешали, тем более, что деревенские заговоры это вам не демонология с некромантией, за нее на костер не потащат. По крайней мере не сразу.
Присев настолько близко к несчастному мальчику, насколько позволял глинобитный бок печки, Архип поднял начинающее дымить кадильце на уровень глаз и глубоким басом, так непохожим на его обычный голос, начал читать :
Слово мое это порог
Слово мое это металл
Слово мое это замок,
Этим замком я тебя оковал.
Набрав полные легкие воздуха он поднял перед лицом кадильце и что есть сил дунул на него. Оттуда повалил дым. И что удивительно, весь он собрался около Трофима, почти не распространяясь по остальной бане.
– Они меня не видят, не видят, не видят... кхе-кхе-кхе, - закашлялся юноша, прерывая свое бормотание. Архип же тем временем продолжал:
Воля твоя не могучий утес,
Воля твоя легче чем дым,
В пламени жарком плавится воск,
Воля твоя расплавляется с ним.
И выдохнул в сторону Трофима очередную порцию дыма. Парень уже не бормотал и не раскачивался, теперь он неотрывно , и кажется даже не мигая, следил за медленно покачивающимся кадильцем.
Слово мое это сотня пудов,
Давит на грудь - не протився ему,
Слово мое - сна тяжелый покров,
Слово мое увлекает во тьму.
Глаза юноши начали закрываться, голова медленно упала на грудь, а руки, до того судорожно сжимающие колени расслабились и плетьми осели на пол.
Спи же, дитя, волю дай добрым снам
Воля твоя лишь круги на воде,
Воля твоя покорилась словам
Воля твоя покорилася мне!
Закончив заговор Архип закрыл кадильце, туша тлеющую в нем массу, и медленно поднялся. Окружающие медленно нехотя зашевелились, то ли все они в какой-то небольшой мере попали под влияние колдовства, то ли просто размеренный тон, до одури напоминавший какую-то странную мрачную колыбельную вкупе с ранним подъемом сказались, но глаза у всех были соловыми, а движения медлительными и неуверенными. Юноша же, судя по закрытым глазам, расслабленным членам и мерному дыханию, просто спал.
– А дальше что, Архип Семеныч, - спросил слегка разочарованный староста. Кажется, он ожидал чего-то подобного прошлогоднему осеннему ритуалу, который колдун при большом стечении народа проводил на берегу Черной, очищая двух мальчишек он скверны Верлиоки, тогда да, тогда получилось крайне зрелищно.
– А дальше?
– грустно улыбнулся Архип.
– А дальше ты оправишь кого-нибудь в дом, чтобы они принесли парнишке тулуп и шапку. Мы оденем его, уберем тела и поедем обратно в село. Его увезу к себе, буду травами отпаивать. Заодно и приблуде задачу найду, чтоб под ногами меньше путалась.