Архип

Священник скривился, словно от зубной боли, хоть и понимал, что колдун по всем статьям прав. Все происходящее шло вразрез с его христианскими воззрениями, а потому смириться с этим не мог.

– Не нравится мне это, Архип, негоже мертвых беспокоить...

– Оставь, Григорий, - отмахнулся колдун.
– Некромантию даже Папа Римский и святейший Синод разрешили в исключительных случаях. А у нас тут случай исключительней некуда.

Поп еще сильнее перекособочился, демонстрируя свое отношение как к Священному Синоду и, тем более, к Епископу Римскому, возомнившему себя главной Всемирной Церкви, но больше спорить не стал. Крыть ему было нечем.

– Чем могу помочь?
– просто спросил он.

– Спасибо, Григорий, но ничем, - просто выйди наружу, успокой народ. Не хватало, чтоб они еще в самый неподходящий момент сюда ворвались.

Выпроводив священника за ворота, Архип приступил к подготовке ритуала. Негоже было подвергать Григория виду разговаривающего трупа, и так, вон, весь как на иголках, все-таки есть вещи, которые сложно принять. В принципе, и самому Архипу делать-то там особо-то ничего и не надо было было, только порыться в записях, благо он их всегда с собой носил, да отыскать нужные слова. Собственно, противник, кем бы он ни был, и вправду выбрал некромантический ритуал из самых распространенных, чуть ли не со временем полулегендарного царства пирамид - Та-Кхемета. И почти как все, дошедшее с тех пор, он был невероятно требовательным к подготовке физического материала - в первую очередь, тела. Просмотрев записи и сравнив с имеющемся, Архип не мог не признать, что неизвестный провел подготовку как нельзя более дотошно. Заклинание, правда, было на кривенькой латыни, переписали, видать, уже намного позже, то ль во времена Крестовых походов, то ль еще позднее, с мертвого языка древних Фараонов на не менее мертвую, но уже ставшую языком науки и магии. Обновив его в памяти, Архип приступил к призыву.

O tu, qui in tenebris iaces,

O tu, cuius lumen oculorum in aeternum cades,

Audi vocem meam, expergiscere ex somno,

Responde quaestionibus, quod tibi sum coniunctum.

Встав на колени около головы изуродованного приказчика, Архип позложил пальцы ему на виски. Прикрыв глаза, он высленно призвал таящуюся в душе каждого человека крошечную частицу магической силы. Кто-то называл ее душой, в Та-Кхемете говорили, что это Каа, а на дальнем востоке, в Китае, именовали Ци. Именно эта сила, вложенная в слова и делала простой стишок заклинанием, потому и неважно было, что древний ритуал из страны, существовавшей задолго до Цезаря и Августа, обрамляли словами латинского языка. Еще и достаточно кривенького. По сути вся эта "магия" не так уж далеко ушла от ставших ему привычными за последние годы шаманских заговоров, только обставлена была куда более помпезно и таинственно. Означали произнесенные им слова примерно следующее: "О ты, лежащий во тьме, чьи глаза навеки закрылись, услышь мой глас, пробудись! Заклинаю, ответь на вопросы мои".

Nomine Thanatos et Anku, te coniuro,

Expergiscere, ad me veni, non moror.

Nomine Anubis et Nergal, te vinculo,

Adsum, advenias, hoc tibi dico

Воздух вокруг заметно потеплел, кровь на санях вокруг тела растаяла и потекла, словно свежая, закоченевшие члены мертвеца расслабились. "Именем Танатоса и Анку я заклинаю тебя, просыпайся, иди на мой зов. Именем Анубиса и Нергала я связываю тебя и приказываю придти ко мне". Забытые божества канувших в лету народов или демоны на службе Люцифера, Архип сомневался, что если бы он использовал клички любимых собак Дарьи эффект был бы иным. Только Слова имеют реальную власть сами в себе, а обычным заклинаниям ее дает произносящий.

Оставалось произнести еще одно четверостишие, но неожиданно все пошло совершенно не по плану. Через тело Архипа ослепительной вспышкой пронеслась волна одуряющей боли, впрочем доастаточно кратковременная, все его члены ниже шеи замерли в неподвижности, словно сведенные судорогой или скованные льдом, так, что он не мог пошевелить даже пальцем или, ежели потребуется, убрать пальцы с висков тела и прервать связь. Глаза мертвеца раскрылись. И в них не было привычной не раз проводившему подобное общение с мертвецами Архипу посмертной дымки, нет, они были ясными, а взгляд осмысленным и пронзительным. На губах мертвеца разсцвела приветливая и дружелюбная улыбка.

Часть третья. Глава 20

– Ну здравствуй, высокоуважаемый собрат мой по ремеслу, - мерзко заскрипел мертвец, не переставая приветливо улыбаться.

– Рад, что я не ошибся ни в оценке твоих компетенций, ни в пределах твоего любопытства, ибо при отсутствии одного из них мы бы так и не встретились. В благословенной Голштинии был я известен как Альберт Густав фон Бреннон, и я от всей души рад представившейся возможности познакомиться с тобой.

Архип остолбенел. Признаться, он ожидал от этого ритуала практически чего угодно, но только не приглашения на светскую беседу. Удивляло и полнейшее отсутствие в тоне собеседника даже на малую толику высокомерия или насмешки, словно и не в ловушку над изувеченным трупом он угодил, а всего лишь на кружку кофе в один из модных салонов.

– А вас, я уже выведал, прозывают в этих краях Архипом. Уж не обессудьте, милый друг, я достаточно давно веду за вами наблюдение, - это точно, теперь Архип узнал ощущение, вызываемое взглядом мертвеца. За последние полгода он несколько раз попадал по пристальное внимание, ощущавшееся совершенно также.
– И не слишком верю, что именно этим пейзанским именем наградили вас при рождении родители. Наверняка, псевдоним.

Архип пока не отвечал, стараясь получить по полной от излишне разговорчивого собеседника. Иностранец. Причем понятно не столько по имени, его станется и выдумать, но по самой структуре речи. Излишне витиевато. Но при этом язык без костей, разглагольствует, как на родном. Акцента почти и не заметно, так, слегка смягчает согласные, но не настолько, чтоб прям резало слух.

– Но кто в этих диких краях может осудить волшебника, знающего благороднейшее искусство общения с покойными, от желания скрыть свое имя?
– не останавливаясь продолжал Альберт Густав.
– Дикий народ - дикие нравы. Кстати, коллега, весьма интересна мне выраженная вами словесная форма призыва! Признаться никогда таковой не слыхал. Не подскажете, где такому великолепию обучают? В Лейпциге? Не похоже, что у них, что в Лейдене с латынью всегда проблемы были, больше на греческий напирали. Альтдорф или Вюрцбург? Нет? Молчите? Ну что ж, ваше право, выпытывать не стану...
– хохотнул он.

Магическому искусству Архип, которого, в прочем, тогда звали совершенно иначе, обучался в Санкт-Петербурге. В Большом Императорском Коллегии Волшебств и Таинств Институте, уж почти век как завоевавшем право считаться одним из самых престижных учебных заведений старушки-Европы. И то, что собеседник Архипа не упомянул его - самый очевидный в этих краях источник, говорило о нем многое.

– Ох знал бы ты, любезный, коллега, - кажется, мертвецу вообще было все равно, отвечают ли ему, достаточно было, чтобы слушали.
– Какие неописуемые бездны лет пронеслись с тех пор, как мне приходилось вот так вот запросто пообщаться с образованным человеком. Ведь в этой глуши одни дикари, да верный Игнаций... Ээх, только он один и был моей отдушиной...

– Ты - личер, - Архип перебил словесные излияния иностранца, вспомнив старогерманское слово, которым именовали невероятно редкий тип нежити.

– А? Что?
– удивленно и, как показалось Архипу, слегка наигранно, часто заморгал глазами тот.

– Личер, - повторил колдун пристально смотря в глаза Еремея Саблина, сквозь которые, словно сквозь цветные стекляшки, на него смотрел тот, кто наименовал себя, как Альберт Густав Фон Бреннан.
– Чернокнижник,добровольно решивший променять бессмертную душу на посмертное существование в виде нежити... Никогда не думал, что встречусь с таковым вживую.

Мертвец посерьезнел. Дурашливая добродушная улыбка сошла с бледных губ, глаза потемнели, а тон перестал походить на сетования старика.

– И ты, деревенский колдун на самом краю ойкумены, - и снова в словах его не чувствовалось желание оскорбить, скорее, наоборот, в тоне его сквозило восхищение.
– Сумел догадаться до этого лишь после нескольких минут общения через мертвеца? Учитывая, что последний известный мне успешных обряд личефикации произошел во времена турецкого нашествия. Воистину Архип, либо ты чародей от Господа, ну или Дьявола, тут уж не знаю, кто из двоих приложил длань к твоему рождению, либо мне стоить склонить голову перед твоими учителями.