Архип

– Игнат, а Игнат, - заканючил Андрей, когда здоровяк проходил мимо.
– А расскажи что-нить? А то скука ж смертная!

"Да уж, скука," - недовольно подумал Еремей, поежившись.
– "Видать, и вправду просто воображение разыгралось."

Подняв с пола пустую кружку вместо отданной, то ли уже кто-то выпил, то ли просто без хозяина осталась, он налил себе.

Разбудили Еремея приглушенные голоса. Голова несчастного приказчика буквально раскалывалась на части, словно не пару кружек самогона он выпил, но основательно курослесил ночь на пролет. Члены его совершенно не слушались, даже открыть рот, чтобы позвать на помощь, и то не получалось. Да что там рот, он даже веки оказался не в силах разомкнуть. Словно медом замазали. А голоса не затихали. Первый из них он узнал, мрачный глубокий бас Игната сложно было с чем-то перепутать. Разве что с Иерихонской Трубой. А вот второй... Высокий, шипящий, глумливый. Таким мерзким голосом не обладал ни один из подмастерьев, а значит, это был кто-то посторонний. Неужто Игнат впустил, когда все заснули? Тать, решивший ограбить подводы? И, что самое ужасное, что Еремей не мог разобрать ни слова. Сперва он даже, грешным делом, подумал, что это из-за того, что перепил с вечера, но быстро понял, что незнакомцы просто разговаривают на неизвестном ему языке. Перепуганный сверх всякой меры, Еремей напрягся, что было сил, чтобы хотя бы открыть глаза.

Не сразу, но ему это удалось. В горнице все также царил полумрак, рассеиваемый только горевшей лучиной да отблесками из-за печной заслонки. Все спутники Еремея спали на своих лежанках беспробудным сном. Или, так же, как и сам приказчик, просто не могли пошевелиться. Скосив до боли глаза, голова так и не слушалась, Еремей увидел сидящего на сене, подвернув под себя по-татарски ноги, Игната. Перед здоровенным мужиков, все еще, не смотря на жару в комнате, не снявшего волчий тулуп, на небольшом чурбачке лежала отрубленная человеческая голова. Старая. Такая, что морщинистая кожа на ней давно уже потемнела и по цвету приближалась к доскам пола. Но, что самое ужасное, эта голова вопреки всем божьим законам была жива. Она раскрывала рот полный кривых коричневых зубов, разговаривая тем самым мерзотным голосом, и злобно вращала в раскосых глазницах желтыми, словно у хищного зверя глазами.

Совершенно обезумевший от ужаса, Еремей отчаянно задергался, стараясь разорвать сковавшие его невидимые оковы, или хотя бы закричать, чтобы разбудить товарищей. Без толку! Ему даже пальцев на руке пошевелить и то не удалось. Но зато, как оказалось, даже этих бесплодных попыток оказалось достаточно, чтобы обратить на себя внимание ужасной головы. Издав очередной глумливый смешок та прервала свою речь, которую до того читала Игнату наставительным тоном, и судя по всему, отдала какой-то приказ. И приказ этот вызвал в груди здоровяка взрыв гомерического хохота. Еремей с надеждой обвел взглядом попутчиков, уж как бы крепко те не спали, но этот медвежий рев должен был разбудить даже мертвого. Ничего подобного, никто даже не пошевелился, не вздрогнул. Кажется отчаянная надежда промелькнувшая в душе Еремея не осталась незамеченной со стороны головы, и та, бросив еще пару слов, дробно захихикала, явно получая удовольствие от происходящего. Игнат снова поддержал ее, медленно поднимаясь на ноги.

– А ты и вправду крепок, как бык, Еремей, - медленно проговорил он, опускаясь на колени перед приказчиком.
– Не только проснулся после сон-травы, но и глаза открыл, - из-за пазухи он достал огромный охотничий нож.
– В годы моей юности говорили, что на такое лишь один из сотни способен. Я ж за те три века, что землицу топчу, вообще первого такого вижу, - удивленно покачал он головой, переворачивая свою жертву на спину и располагая поудобнее.
– В других обстоятельствах, я б позавидовал даже. Но сейчас...- Игнат демонстративно попробовал пальцем лезвие на остроту.
– Понимаешь, Еремей, ежели бы ты не проснулся, то просто помер тихонько, как остальные, и делов-то, - приказчик, отчаявшись перестал сопротивляться и теперь просто, как зачарованный, следил за ножом, приближающимся к низу его живота.
– А так придется слегка помучаться...
– пробормотал Игнат, налегая на рукоять.

Часть Третья. Глава 19

Шел третий день, который Трофим, несчастный мальчишка, потерявший всю семью после нападения волков на хитровский хутор, находился в доме колдуна Архипа, а легче ему так и не становилось. Целыми днями он безвольной куклой лежал на лавке в Архиповской светлице, уставившись неподвижным взором в потолок и не проявлял никакой воли к жизни. Он не ел, не пил, а когда упорная Айрат, молодая татарка, прознавшая что именно Трофим выволок ее из отцовского дома, чуть ли не в лепешку расшибалась, надеясь вернуть придуманный ею самой долг, пыталась залить ему в рот крепкий мясной бульон, вообще чуть не захлебнулся. В отчаянии Архип, а кроме простого человеческого желания спасти ни в чем невинную душу, мальчишку, которому еще жить и жить, им двигало и желание узнать от единственного живого свидетеля подробности ночного нападения, которые могли помочь ему найти способ справиться с напастью, испробовал все, что только пришло ему в голову. Он окуривал болезного травами, читал над ним заговоры, даже пробовал провести ритуал, который как-то по случаю подсмотрел у вогульского шамана лет десять назад. Не слишком опасное, но весьма мерзопакостное камланье с куриной кровью и дурными грибами, после которого колдун добрый час просидел в бане, не в силах избавиться от ощущения запачканности от общения с миром вогульских духов. И все без толку. Казалось, словно душа мальчишки покинула тело, оставив одну лишь плотскую оболочку, которая по непонятной причине умирать не спешила.

С самого утра Архип в очередной раз копался в своих обширных записях, бесценном хранилище знаний, собранных за долгие годы занятий таиным колдовским искусством, в тщетных попытках найти хоть что-то, что он мог позабыть или пропустить в ходе предыдущих исследований, когда дверь в сени с шумом распахнулась и в светлицу влетела перепуганная и растрепаная Дарья. Увидав подругу в крайнем смятении чувств, состоянии ей, женщине рассудительной, если не сказать рассчетливой, крайне не свойственном, Архип встревоженно поднялся.

– Архип, - выкрикнула она, едва сумев совладать с дыханием, судя по всему, после длительного бега.
– Беда!

"А это уже становится неприятной традицией" - подумал колдун, не к месту вспомнив, что примерно с такими же словами к нему по осени ворвался и деревенский староста.

– Помнишь Еремея Саблина, Архип? Приказчика моего!

– Которого ты пятого дня в Чернореченск послала?
– прикинул колдун. Он не особо лез в торговые дела своей зазнобы, хотя бы просто потому, что смыслил в них меньше, чем баран в Священном Писании, но пронырливого и весьма услужливого молодого человека с бегающими глазами запомнил хорошо.

– Да, - кивнула купчиха и, собравшись с духом, после секундного молчания, выпалила.
– Его убили!

– Волки?
– коротко спросил Архип, с тяжелым сердцем упаковывая бумаги в суму. Предстоящая работа заранее казалась ему бессмысленной, но он не мог отказать Дарье. Помнил, что та в высшей мере тепло относилась к Еремею, если не как к сыну, то уж как к племяннику точно, слишком уж давно тот работал на их семью.

Но купчиха с такой яростью замотала головой, что колдун даже забеспокоился, не отвалилась бы:

– Хуже. Их сани привели. Всех изрезанных, изуродованных. По частям!!! Архип, по частям!!!
– сорвавшись на крик, Дарья бросилась на грудь своему мужчине и разрыдалась, не в силах более сдерживаться.

– Тихо, тихо, родная, - все, что мог выдавить из себя колдун, это набор банальностей. Все-таки сказывались долгие годы добровольного затворничества. Да и нелюдимая натура колдуна о себе знать давала. Не умел он общаться с людьми. Даже самыми близкими его сердцу. Но, видимо, Дарье было достаточно простого тепла и участия от любимого человека, не прошло и десяти минут, как рыдания ее стали затихать. Задавив разрывавшее груди горе и, чего уж греха таить, удушливый страх, женщина отбросила с лица непослушную промокшую от слез прядь волос и мрачно посмотрела в глаза Архипу:

– Душа моя, тебе надо идти. Я...
– она сбилась, но быстро взяла себя в руки.
– Прости, но я не могу второй раз на это смотреть. В сенях тебя ждет Лешка, подмастерье мой, он доведет, куда надобно. За старостой и попом я уже послала. Иди, там ты нужнее.

И, слегка оттолкнув мужчину, двинулась к буфету, где, как она знала, хранилось приберегаемое для особых случаев вино. Следом скользнула и стройная фигурка татарки. Архип перехватил взгляд прекрасных черных глазищ, в которых иной мужик мог бы и утонуть, и благодарно кивнул. Айрат была еще очень молода, но недавние злоключения закалили ее, сделали не по возрасту мудрой и сильной. И сейчас Архип был рад, что рядом с Дарьей будет сидеть именно эта девка. А ему, к превеликому сожалению и вправду было пора. Ежели все настолько плохо, как описала Дарья... Как бы народ со страху не наделал каких глупостей... В прошлый раз чуть Айрат не сожгли. Вместе с церковью и попом, что ее защищал.

В сенях ждал Алексей. Ну как ждал, мелкий, едва выползший из отрочества пострел во все глаза пялился в окошко. Знать, на Айрат. Нет, татарская приблуда и вправду была умопомрачительно хороша, Архип первый готов был это признать, но этот-то куда? От горшка два вершка, а губищу раскатывает, как взрослый.

– Веди, герой-любовник, - беззлобно отвесив увлекшемуся мальчугану леща, приказал Архип.

– Да, дя Архип, - спохватился тот, даже и не думая унывать или хотя бы смущаться от полученной затрещины. Ему ли будущему мужику, такой мелочи бояться.
– Это там, у амбаров! Дарья Пахомовна туда сани загнать приказали.