Архип

– Волки напали на меня, - продолжал рассказывать тем временем странный "приказчик".
– Выскочили из темноты, лошадь задрали. Мне, вот кожух располосовали, - он схватил себя за полу и приподнял ее повыше, показывая, что по левой стороне она распущена почти что на ленты.

– Господи Иисусе, - перекрестился от такового зрелища Афанасий. Жуть пробирала, стоило подумать, что с человеком зубищи, что так крепкую дубленую кожу полосуют сделать могут. И, вторя его мыслям, где-то вдалеке завыли волки.

Приказчик испуганно закрутил башкой:

– Пусти меня, мил человек, - заломил он руки.
– Зверюги ж щас конягу мою доедят, сюда доберутся.

Чисто по-человечески Афанасий его жалел, негоже православному человеку страдающего на пороге бросать. Тем более в опасности великой, но с другой стороны, уж очень странным он выглядел и слишком невероятными казались его россказни. Волки взвыли опять, уже значительно ближе, словно поторапливая. Видя колебания хозяина, незваный гость сбросил рукавицы и вынул из-за пазухи пачку бумаг. Протянув их вперед, в круг света, чтобы Афанасий разглядел солидную пачку кредитных билетов, он горячо затараторил:

– Я заплачу, хозяин, не обижу, слово даю. Только запусти внутрь. Тут тридцать рублев, все твои.

Тридцать рублей, взыграла алчность в душе Афанасия, сметая привычную крестьянскую осторожность, по деревенским меркам немалые деньги. Хватит все капканы, чуть не от деда доставшиеся еще и уже солидно прохудившиеся, поправить. И еще младшему на новый нож хватит, а то с огрызком ходит источившимся до ширины двух пальцев.

– Хозяин, - причитал, потрясая пачкой ассигнаций, перепуганный приказчик.

И, зачарованно глядя на горсть смятых билетов, Афанасий, наконец, решился. Люто выругавшись, он спрыгнул с палисада, откинул засов со скоб и приоткрыл ворота ровно на столько, чтоб гостю хватило протиснуться внутрь.

– Спасибо, хозяин, - с чувством проговорил приказчик, суя в руки Афанасию пачку купюр. Тот машинально схватил протянутой и уставил на них, совершенно позабыв, что до сих пор не закрыл воротину. Это и вправду были кредитные билеты. На один два и три рубля серебром. Всамделишние, правда все старые, измятые и многие испачканные в чем-то коричневом.

– Тут много больше...
– начал было Афанасий, поднимая глаза и осекся, с ужасом глядя, что спасенный им человек скидывает на пол кожух, под которым не оказалось никакой иной одежды или обуви. Только мускулистое, покрытое густыми серыми волосами, почти шерстью, тело.

– Ничего, хозяин, бери, - оскалился тот, и челюсть его, неестественно вытянувшая вперед, оказалась полной острых клыков хищника. За забором снова завыли и что-то тяжелое с силой врезалось в воротину. Брызнули в разные стороны искры, словно при попадании в дерево молнии, но охотник не сумел удержать дверь и кубарем откатился на середину двора. Из белесой мути, за его пределами медленно вышли несколько страшных мохнатых теней.

– Бери, хозяин, бери, - повторил, слегка нечленораздельно, да и как внятно говорить с такими клычищами-то, гость, теперь уже полностью покрытый стремительно нарастающим мехом. Он сгорбился, а руки уже более походили на когтистые лапы. И только высокая войлочная шляпа, пусть и слегка съехавшая набекрень, напоминала о том, что совсем недавно это чудовище было человеком.

Архип проснулся резко, даже болезненно. По телу ошалелым табуном носились мураши, спина выгнута коромыслом, как при падучей, руки до боли сжаты в кулаки так, что нельзя было уверенно от чего ладони стали влажными, то ли от пота, то ли от выступившей крови, зубы скрипят друг о друга, кажется, будто сейчас начнут крошиться.

– Архипушка, душа моя, - сонный голос Дарьи был полон тревоги. Женщина, не до конца еще пробудившись, положила теплую мягкую ладонь на лоб любовника.
– Господи, боже, да ты весь горишь...

– Дя Архип, чо случилось?
– из светлицы донесся испуганный девичий голос, какое-то шебуршание и следом грохот.

Это Айрат - приблуда татарская. Сирота, спасенная колдуном от порчи в прошлом месяце и с тех пор ни в какую не соглашавшаяся из дома его куда-нибудь съезжать. Готовила, убирала, даже соблазнить сдуру попыталась. Лишь бы не выгнали. Дарья приревновала было, но, глянув на уморительно наивные хитрости девицы, только расхохоталась. Нет, оттаскала за волосы, конечно, но без злобы большой, так для воспитания, чтоб место свое знала, пискля. А потом вообще сжалилась и даже помогла уговорить Архипа до лета Айрат не прогонять. Но, на всякий случай, и сама к колдуну окончательно уже переехала. Береженого, оно, знаете ли и Бог бережет, мало ли чего. Девка-то и впрямь умопомрачительно красивая, за ней у колдунской усадьбы уже выстроилась цельная очередь претендентов на руку и сердце. Ну или хотя бы на одну ночку на сеновале. Парням деревенским, в принципе, все равно. Судя по характерному шуму, татарка с печки, где спала, шандарахнулась. Уж что-то, а "выступает словно пава" точно не про нее, скорее, как новорожденный телок топталась, и на ровном месте могла носом в пол нырнуть.

– Все... Нормально...
– с трудом разжав сведенные судорогой челюсти, выдохнул колдун.
– Сейчас... полегчает.

В дверях хозяйской спальни проскользнула белесая, словно призрак, тень.

– Дя, Архип, воды?
– татарка стояла у постели с деревянной кружкой.

Колдун только помотал головой и отрицательно прохрипел что-то невразумительное. Боль даже не собиралась отпускать, но Архип не даром когда-то в юности занимался колдовской наукой куда более сложной, нежели деревенское знахарство. Усмирять собственное тело было первейшим делом при общении с потусторонними сущностями. Закрыть глаза, отгородиться от мира. Внутрь, в себя. Вдох-выдох, вдох-выдох, чем глубже, тем лучше. Дышать ровно, никаких судорожных рывков. Вдох-выдох. Очистить мысли, боль это помощник, а не враг, поэтому она не должна управлять тобой, мешать мыслить. Так, получилось, уже лучше. Вдох-выдох. Понемногу столбняк отступал, к членам возвращалась подвижность. Спина расслабилась и распрямилась. Вдох-выдох. Теперь руки, постепенно по одному пальцу расслабить, разжать кулаки. Вдох-выдох. Боль отступает, уходит и ощущение нависшей опасности. Архип сумел расслабиться и, наконец, раскрыл глаза. На него уставились две пары глаз: одни молодые, карие, на смуглой смазливой мордашке, другие льдисто-серые, в окружении мелких морщинок. Обе пары испуганные, на мокром месте.

– Все. Нормально, - повторил он снова. в этот раз получилось лучше. Настолько, что почти сам поверил.
– Какая-то погань с мной побаловать решила...
– уж что-что , а наведенное дурное колдовство Архип узнал бы в любом состоянии. Достаточно сильное, хотя и не очень умелое.
– Найду - ноги повырываю.

– Побаловать это как, дя Архип?
– глаза татарки округлились в удивлении. Вот и как она так делает? Шире ж, чем у Дарьи становятся, а ведь раскосые.
– Это как у меня было?

– Нет, Айрат, - Архип поморщился от воспоминания. Вообще, отношение девушки к постигшей ее трагедии, а она в один день потеряла, мать, отца, братьев, да и сама чуть на последний путь не отправилась, слегка нервировало колдуна. Как-то уж больно спокойно она все это восприняла. Нет, были и рыдания в подушку, и страх перед чужими, Айрат просто убегала от незнакомых, пока за тех не поручатся Архип или Григорий, священник, к коим она сразу же прикипела и доверилась, словно телок, но все равно... Словно, давно ожидала чего-то подобного и успела уже с судьбой своей незавидной смириться.- У тебя порча была. Опасная и злая, желавшая тебя убить. А меня так... Слегка пощекотали, чтоб не слишком зарывался.

– А как дотянулись?
– теперь это Дарья. Купчиха была женщиной умной и сразу уловила главное.

– А помнишь, обереги я дальним заимкам в тому месяце раздавал? Вот через них и достали. Это не страшно, - поспешил он успокоить обеих женщин.
– Врасплох этот раз застали, больше не смогут, приму меры. Единственное, что плохо, - тяжело вздохнул он, - что, ежели они получили один из амулетов в свои руки, значит новый хутор разорили.

Лицо Дарьи посуровело, губы сжались в тонкую нить.