Аритмия

Наблюдаю за тем, как Рома ныряет ладонью в карман пиджака.

— Держи. Еле спер, — подмигивает и вкладывает мне в руки свернутый вчетверо листок А4.

— Что это?

— Разверни, зацени старания Чудика. Видела бы ты с каким лицом он это делал.

Вопросительно вскидываю бровь, а когда обнаруживаю на листке свой портрет, не могу сдержать улыбку.

— Как заладил: «Дашу, Дашу надо нарисовать. И мяч еще обязательно!»

Куда ж без мяча.

— Красиво. Спасибо, — сморгнув влагу с ресниц, опускаю взгляд и убираю рисунок в сумку.

Между нами опять повисает напряженная тишина, которую он нарушает первым.

— Вот скажи, Даш, когда уже жизнь перестанет напоминать сплошной черный квадрат? — с грохотом отставляет свою чашку. — Лисица кинула, Ян на дурке, теперь еще и Савелию худо! — Устало роняет лицо в ладони. — Все навалилось сразу. Конца и края этому нет.

Что тут скажешь. Так и есть. Только с колен поднимешься, как судьба тебе вновь подножку ставит.

Звякает колокольчик. В кофейню заходят Ромкины родители и Марьяна Андреевна. Оставляют верхнюю одежду на вешалке и проходят в зал.

— Ну что там? — Рома обеспокоенно смотрит на отчима.

— Обо всем договорились. Тридцатого прооперируют.

— А они точно сделают как надо? Это же голова все-таки. Мозг. Может, лучше в Германию полетим к Фишеру?

— Нет у нас времени на перелеты, Ром, — Сергей жестом подзывает официантку. — Тут надо быстро действовать. Так хоть шансы какие-то есть…

Мне стыдно. Знаю, что должна сохранять спокойствие и держаться, но слезы помимо воли застилают глаза.

Бедный Савка!

К столу подходит Игорь Владимирович. Я даже и не заметила, как он здесь появился.

— Игорь, у тебя какие новости? — Сергей и Рома здороваются с ним за руку.

— Все в силе. Покровский собирает комиссию согласно назначенной дате.

— Ну наконец-то.

Мое сердце пропускает удар, а затем начинает стучать в разы быстрее.

— В связи с этим, убедительная просьба: Яну о Савелии ничего не сообщать, — строго обращается Абрамов ко всем присутствующим. Рома, ты меня понял?

— Да, — кивает тот.

— Что бы ни случилось.

Это его «что бы ни случилось» оседает морозом на коже.

— А если… — Рома осекается на полуслове, глядя на плачущую мать.

— Я еще раз повторяю: даже если Савелий не переживет операцию, мой сын не должен об этом знать. По крайней мере до тех пор, пока я не вытащу его из психбольницы.

Голос звучит жестко, твердо и бескомпромиссно, но я лишь на секунду представляю реакцию парня, и дурно становится.

— Нельзя так… — вырывается вслух.

Абрамов-старший перемещает на меня свой мрачный взор.

— Морали мне читать удумала? — злится и раздражается. — Хочешь, чтобы он снова остался там на неопределенный срок?

— Нет, не хочу… — поджимаю губы. Зачем переворачивает?

— Новый главврач только рад будет такому раскладу. Ему плевать и на связи, и на деньги. У него и того, и другого предостаточно.

— Игорь Владимирович…

— Ты понимаешь, что ему надо пройти комиссию, будучи в адекватном состоянии, — продолжает напирать на меня он.

— Я все понимаю.

Замолкаю. Невыносимо просто.

— Она права, Ян не простит подобного, — робко вмешивается в наш диалог Марьяна Андреевна.

— Вопрос закрыт, — сухо отрезает Абрамов. — Пусть сначала выйдет из дурдома.

— Игорь…

— Держите рты на замке и не создавайте ему дополнительных проблем! Сорвет башню, и тогда я уж точно ничем не смогу помочь!

— Он звонит мне, — Рома кладет телефон на стол.

— Кошмар. Как-будто чувствует неладное, — Марьяна бросает испуганный взгляд в сторону бывшего мужа.

— И как это понимать? Откуда у него труба? — хмурится тот в ответ.

— У медсестры взял. Вчера тоже звонил, — признается Рома. — Спрашивал про мелкого.

— Сереж… — раздается тихий голос его матери.

— Игорь прав, — непреклонно заявляет мужчина. — Ни к чему Яну лишний раз нервничать.

— А мне врать, что ли? Я же не могу динамить его на протяжении двух дней! — возмущается Беркутов.

— Врать, Рома, врать! — поднимаясь, наставляет его отчим. — Это называется ложь во благо…

— Мне кажется, мы поступаем неправильно, — все же позволяю себе высказаться.

— Неправильно поступил Ян, — склонившись к моему уху, говорит Абрамов-старший. — Когда взял поножовщину на себя…

Произнесенная им фраза повергает меня в шок. Мысли путаются, спотыкаясь друг о друга, и на душе с каждой прошедшей минутой становится все тяжелее.

* * *

Как умудрилась сдать зачет, даже не знаю. Отвечала заученными фразами, то и дело запиналась или вовсе забывала, с чего начала. Благо, повезло. Наш преподаватель, Юрий Леонидович, пребывая в хорошем настроении, не особо третировал студентов. Немного поворчал о недочетах, поставил свою витиеватую закорючку в зачетке и отпустил меня.

В общежитие Лешкиного колледжа впопыхах залетаю уже в начале седьмого. Оставляю свой студенческий вахтерше и с бешено колотящимся сердцем поднимаюсь по лестнице на четвертый этаж, надеясь застать брата в комнате.

Вроде здесь, если не ошибаюсь.

Останавливаюсь у двести тринадцатой, пытаюсь отдышаться. Да вот только не успеваю, меня едва не сбивает с ног Лешкин сосед по комнате, решивший выйти в коридор.

— О, Дарин, приветули, — удивленно со мной здоровается.

— Привет, Борь. А Леша там? — стаскиваю с себя шапку. Аж взмокла, пока сюда бежала.

— Так это… — мнется и рассеянно почесывает затылок.

— Ушел?

— Ну… и да, и нет, — сбивает с толку своим ответом.

— То есть?

— Леха ж не живет тут, — смотрит как на дуру.

— Как это не живет? — не совсем понимаю я.

— Ну… Он бросил колледж еще летом. Из-за преподши нашей.

— Борь, ты шутишь? — растерянно хлопаю ресницами.

— Нет. Они замутили в том году, — пожимает плечом. — А ты не знала, что ли?

Отрицательно качаю головой. Должно быть, крайне забавно со стороны все это выглядит.