Арнайр

Маркус встал. Дубовая скамья словно прилипла к нему, не хотела отпускать. Ему отчаянно не хватало воздуха. Мысли метались, как перепуганные птицы в клетке: вина за сломанную Берту, страх перед ментальной мощью Элдина, ярость к нему же за все – за цепи, за Торвина, за угрозы, холодное предчувствие собственной гибели или, что страшнее, потери себя. И вездесущий, грызущий вопрос: Стоило ли? Стоила ли месть Элдину и Боргарду таких жертв? Он кивнул Берте и Тормунду, слова застряли в горле. «Выздоравливайте.» Звук собственного голоса был чужим, пустым.

Он вышел из лазарета не в шумный коридор, а на узкий, затерянный балкон, оплетенный древним, цепким плющом. Отсюда открывался вид не на Арену, а на тихий внутренний двор цитадели. Здесь кипела обычная жизнь: служанки несли корзины с бельем, оружейники чистили доспехи у фонтана, дети гоняли мяч под присмотром старых воинов. Мирный, почти идиллический пейзаж. Но он не приносил успокоения, лишь подчеркивал чудовищную раздвоенность его мира – здесь покой, там, за стенами, кровавая воронка Арены, затягивающая его все глубже. Воздух на балконе был свеж, пахнул влажной землей и плющом. И вдруг… он снова колыхнулся. Бесшумно. Не от ветра.

В самом углу балкона, где тень от массивной колонны была особенно густой, словно сгустившееся вещество ночи, стояла Ариэль. Она не появилась – она просто была там, слившись с камнем, частью тени. Ее серые глаза, всевидящие и пустые, как полированный агат, были прикованы к нему.

«Торвин, – имя сорвалось с губ Маркуса шепотом, сердце екнуло, упав в пропасть, а потом резко рванувшись вверх. Вся эта кровавая круговерть, весь этот ужас и разрушение – ради него. Ради друга. – Он…?» Голос предательски дрогнул.

«Свободен, – ответила она ровным, безэмоциональным голосом, как констатируя погоду. – Каэлан повержен. Его влияние, его сеть страха и подкупа в охране изолятора… ослабла до критического уровня. Оставшиеся стражники стали… невнимательны. Рассеяны. Торвин извлечен бесшумно. Перемещен в надежное убежище в Лабиринте Внешнего Города. Доступ ограничен. Контроль обеспечен. Он жив. Испуган. Изможден. Но телесно цел.» Она сделала едва заметную паузу, будто сверяя внутренние отчеты. «Твоя часть пакта выполнена. Защита и укрытие действуют.»

Облегчение. Оно нахлынуло не волной, а целым океаном, острым, соленым, смывающим на миг всю грязь, боль и страх. Маркус прислонился спиной к прохладной каменной балюстраде, чувствуя, как дрожь уходит из ног, а земля перестает уходить из-под них. Сладкая слабость разлилась по телу. Торвин свободен! Жив! Главная цель, главный камень, давивший на душу тяжелее цепей Патриарха, – снят. Сдвинут. Все остальное… все страшное, что было и что грядет, отодвинулось на шаг. Оно не исчезло, но теперь у него была точка опоры. Призрачная, но реальная.

«Благодарю, – прошептал он искренне, глядя в бездонные серые глаза тени. – Я… не забуду этого. Никогда.»

«Не забудь обещание, – напомнила она без тени угрозы или просьбы в голосе. Просто факт. – Совет Теней. Когда придет мой час. Твой голос. Твоя поддержка перед Лираэль.» Ее взгляд, всегда рассеянно-всевидящий, внезапно стал чуть острее, сфокусированным именно на нем, как луч фонаря в тумане. «Но сейчас… твоя битва не закончена. Она лишь перешла в новую фазу. Элдин не простит публичного унижения. Не простит сокрушения его «несокрушимой» силы. Его ярость… холодная, расчетливая… теперь направлена исключительно на тебя. Он использует все свое влияние, весь вес семьи Вирр, все долги и угрозы, чтобы Совет разрешил немедленный поединок. Он называет твою силу… осквернением древних законов Клана. Стихийным бедствием. Опасностью, которую нужно устранить у ее источника.»

«Он хочет меня уничтожить, – констатировал Маркус, чувствуя, как холодный комок снова сжимает горло, но теперь сквозь него пробивается знакомая ярость. – Публично. Зрелищно. Чтобы смыть позор Боргарда моей кровью. Чтобы доказать всем, что место Арнайра – в прахе.»

«Да, – согласилась Ариэль. Коротко. Точено. – И он обладает ресурсами для этого. Но главное – он силен, Маркус. Сильнее, чем кажется даже Совету. Его дар… это не просто грубый психоэфирный напор, как у многих. Это… искусство ментального вторжения. Он умеет находить лазейки. Входить в разум. Находить самые темные уголки, самые глубокие страхи. И… ломать. Не просто причинять боль. Разрушать изнутри. Делать пустым сосудом.» Она слегка склонила голову, словно прислушиваясь к далеким голосам в стенах цитадели. «Твоя гармония… она защитила тебя от поверхностного давления. От хаоса боя. Но от глубокого, целенаправленного вторжения в самое ядро твоего «я»?» Она подняла глаза на него. В них не было страха, только холодный анализ риска. «Неизвестно. Будь готов к худшему. К видениям, что разорвут реальность. К боли, что сожжет разум. К… потере себя. К тому, чтобы стать лишь эхом его воли.»

Холодный, тошнотворный страх, знакомый по сессиям с Веландрой, но в тысячу раз более глубокий и личный, сковал Маркуса. Потеря себя? Стать пустой оболочкой, марионеткой Элдина? Игрушкой для его садистских фантазий? Эта перспектива казалась страшнее любой физической смерти. Страшнее боли Берты.

«Что делать?» – вопрос вырвался шепотом, голос предательски сорвался.

«Ищи якорь, – ответила Ариэль. Ее слова прозвучали не как совет, а как приказ стратега. – Внутри своей гармонии. То, что не позволит ему вырвать корни. То, что истинно твое. Не навязанное Цепями или Клятвой. Воспоминание. Ощущение. Чувство. Клятву, данную себе. – Ее глаза, казалось, на миг смягчились, но это могла быть игра света и тени. – Ты победил Каэлана, атаковав его самый глубокий страх – слепоту. Элдин… его страх – потерять лицо. Утратить контроль. Стать посмешищем. Это его слабость. Для атаки. Но для защиты… тебе нужна собственная сила внутри. Глубже любых страхов. Твой личный незыблемый камень.»

Она отступила на шаг, растворяясь в густой тени колонны. «Совет собирается в Зале Черного Базальта. Решение о поединке будет вынесено до заката. Готовься, Маркус Арнайр. И помни пакт.» И она исчезла. Бесшумно. Как будто ее и не было. Осталось лишь ощущение холода и звенящей тишины.

Маркус остался один на балконе, опершись о холодный камень. Облегчение за Торвина, сладкое и всепоглощающее, теперь смешивалось с новым, леденящим душу предчувствием битвы не на жизнь, а на… существование. На битву за саму свою сущность против Элдина. Даниэль дала ключ – «якорь». Но не отперла дверь. Что его держало? Он закрыл глаза, отгородившись от мирного вида двора, и погрузился внутрь, ища то самое «теплое солнце», пульсирующее в груди. Оно было там – усталое, потрепанное, но живое. Он пытался представить его не как щит, не как платформу для удара, не как катализатор разрушения. А как… ядро. Маленькое, твердое, нерушимое. Нечто, что было им до того, как на него надели Цепи, до Клятвы перед Патриархом, до всей этой кровавой игры в элите. И он нашел его. Не величие Арнайров. Не тепло камешка Лиры, связывающего с прошлым. Не страх подвести Берту и Тормунда (они уже заплатили свою цену). Не долг спасти Торвина (он спасен!). Это было упрямство. Упрямство мальчишки, которого все считали странным, слабым, но который никогда не сдавался до конца. Который верил, что его «странность» – не проклятие, а часть его самого. Его личная, неприкосновенная территория. Его маленькое, но его «я». Вот он. Его якорь. Не громогласный, не героический, но его.

Где-то в недрах цитадели, далеко под балконом, прозвучал низкий, протяжный, словно стонущий, удар колокола. Звон был тяжелым, неумолимым, разносился по камням, проникая в самое нутро. Совет вынес вердикт.

Маркус открыл глаза. Предчувствие снова сжало горло ледяной рукой, но внутри, в самой глубине, где пульсировало его «теплое солнце», зажглась крошечная, но невероятно упрямая искра. Он выпрямился во весь рост, расправив плечи. Песок Арены Чести снова ждал его. На этот раз – один на один не просто с врагом, а с тенью, что жаждала поглотить его целиком, стереть его «я», превратить в пустой сосуд. Он знал Цену Резонанса – боль, разрушение, сломанные кости, искалеченные души, вину, которая, возможно, останется с ним навсегда. Теперь ему предстояло заплатить свою цену. Войти в самое пекло. И найти в своей гармонии не только силу для удара или защиты, но и тот самый нерушимый стержень, чтобы устоять перед бездной, которую откроет Элдин. Игра входила в свою финальную, смертельную стадию. И он больше не был пешкой, брошенной на доску Патриархом. Не был новичком, метящим в элиту. Он был Игроком. Со своей Ценой. Со своими Козырями. И с крошечной, но непоколебимой точкой опоры внутри. Искра упрямства разгоралась, отвечая на зов колокола. Готовность была холодной и ясной, как горный ледник.

Глава 23 Элдин-Маркус

Воздух над Ареной Чести вибрировал, как натянутая струна перед разрывом. Рев толпы, обычно оглушительный, сейчас был приглушенным, тяжелым гулом – не восторг, не ненависть, а тревожное ожидание хищника перед прыжком. Песок под босыми ногами Маркуса казался не просто горячим – он обжигал, как раскаленная сковорода, пропитанная кровью предыдущих боев и его собственным потом. Но он не чувствовал этого. Все его существо было сжато в тугой узел концентрации. Его «теплое солнце» пульсировало внутри, не как щит, не как оружие, а как крошечный, но раскаленный шар – ядро, якорь, который он должен был защитить любой ценой.