Артур, племянник Мордреда

в капусту отряд моих разведчиков, прежде чем разобрались, что перед ними — свои.

В последующие месяцы мы занимались планомерным захватом Пиктляндии. Захваченные

территории я объявил Великим Пиктляндским Герцогством и щедро раздавал городки и деревни в

ленное владение своим родичам и друзьям. Мы выиграли еще несколько (уже не столь

масштабных) битв, заняли все города и столкнулись с проблемами, которые я хотя и предвидел, но

избежать не мог.

Во-первых, пиктов давно никто не завоевывал, и они справедливо относились к нам, как к

наглым захватчикам.

Во-вторых, киммерийцы пиктов презирали, а пикты киммерийцев люто ненавидели.

В-третьих, население Пиктляндии составляло не менее двух миллионов человек. Ты еще

помнишь, сколько было солдат в моей армии?

В общем, удержать Пиктляндию оказалось гораздо труднее, чем захватить. Стало совсем

худо, когда эти засранцы занялись своим любимым занятием — засадами и ловушками. Стрела,

выпущенная рукой убийцы, могла настигнуть киммерийца или наемника где угодно — в доме,

когда он подходил к окну, на улице, на лесной дороге…

Естественно, я не сидел сложа руки. Регулярно проводились зачистки. Местному

населению было запрещено передвигаться по стране. Вовсю работала разведка. Были подкуплены

все более-менее влиятельные семьи. В обмен на сотрудничество местной знати вернули толику

привилегий. Были наняты дополнительные отряды рейнжеров.

Но пикты все равно продолжали стрелять. Каждый день умирал кто-то из моих людей. Я

запрещал за них мстить, но слишком часто этот приказ нарушался. Киммерийцы мстили за

родичей, сжигали одну или две деревни, убивали совершенно непричастных туземцев — что,

конечно, не способствовало росту народной любви.

Меня пытались убить чаще, чем кого бы то ни было — что, впрочем, неудивительно. Пока

все эти попытки проваливались. И дело было не только в хороших доспехах, которые, вдобавок,

были оплетены защитными чарами. Не только в успешных действиях моей личной охраны и не в

везении. Я обнаружил в себе странную способность — я мог предощущать опасность. Я понял это,

когда произошло самое первое покушение. Что-то сжало мои внутренности в ледяной комок, мозг

отключился, и я, не размышляя ни о чем, просто упал на землю. Стрела пронеслась совсем близко,

оставив за собой только свист и порыв ветра, а мои телохранители уже бежали туда, откуда она

прилетела.

Ко мне привели убийцу — черноволосого пикта с благородной осанкой. Рейнжер передал

мне его оружие — черный ростовой лук.

42

— Ты хотел меня убить? — Спросил я у пикта.

— Вы все сдохните! — Выплюнул он. — Сдохните, вонючие горцы!.. Сдохните!..

— Я дам тебе шанс убить меня. — Ответил я. — Верните ему меч.

Ему дали оружие. Я снял доспехи и обнажил собственный клинок. Мой неудавшийся

убийца немедленно бросился в атаку. Он был довольно неплохим бойцом — для пикта.

Естественно, настоящего поединка не произошло. Некоторое время я защищался, затем

выбил меч у него из рук, сшиб с ног и приставил острие меча к его горлу. Кадык моего врага

судорожно дергался вверх-вниз. Разбитые губы сочились кровью. Во взгляде не было страха —

только ненависть, бесконечная, как сама тьма.

Впрочем, я и не рассчитывал, что он воспылает ко мне любовью. Я убрал клинок в ножны

и сказал:

— Я дважды мог бы отнять у тебя жизнь, но вместо этого я тебе ее дарю. Иди. Ты

свободен.

Очень благородно звучит, не правда ли?

Пикт сделал несколько шагов к лесу. Его никто не преследовал. Его глаза по прежнему

горели фанатичным огнем ненависти, но на мгновение мне показалось, что в них мелькнуло что-то

еще… Нет, не сомнение… Скорее — недоумение.

— Мы все равно вышвырнем вас отсюда, горские ублюдки! — Прошипел он. Один из

моих телохранителей шагнул было к нему, но я поднял руку, и он остановился. Я пожал плечами и

не обращал на пикта внимания до тех пор, пока он не скрылся за деревьями.

Облачаясь в доспехи, я улыбался. Нет, я не великодушный, не благородный герой. Будь я

героем, я бы не начал войну, которая унесла жизни десятков тысяч людей, виновных только в том,

что они пытались защищать свою родину. Будь я великодушен, я не совершал бы того, что

совершает любой завоеватель в покоренной стране — не брал бы, к примеру, в заложники семьи

тех молодчиков, которые охотились на моих людей. Но я должен был казаться благородным и

великодушным. Именно для этого я и отпустил своего убийцу. Местное население должно

научиться любить меня и бояться моих людей. Когда эта цель будет достигнута, страна станет

моей от и до, вдоль и поперек.

Тех убийц, которые стреляли в моих людей, мы вешали. Тех убийц, которые стреляли в

меня, я отпускал. Соотношение первых и вторых — тысяча к одному, но какой имидж мне

создавали эти единицы!

Большинство из них продолжало меня ненавидеть — большинство, но не все. Четвертый

по счету упал на колени и признал меня своим господином. Убийца номер девять был не так

эмоционален, но он поклялся, что ни он, ни его семья больше не поднимут на нас оружия. Убийца

номер одиннадцать после того, как я пощадил его, схватил нож и перерезал себе горло. Не знаю,

что он хотел этим доказать, но на всякий случай мы похоронили его с почестями.

Прошла зима, вновь наступило лето, и я вдруг понял, что живу в Пиктляндии уже целый

год. Обстановка по-прежнему была напряженной, но большого мятежа не было, и я смел