Артур, племянник Мордреда
Шрифт:
Я вытащил из ножен кинжал, надрезал себе предплечье и воспроизвел наш семейный Узор
на пыльном полу тронного зала Ангбанда — собственной кровью.
…В ходе перестройки энергетической структуры Тангородрима меня плющило не по-
детски. Стихийная сила, создавшая Моргота, перекраивалась и упорядочивалась. Я тоже — со
своей стороны — был встроен в сей процесс и ощущал себя примерно так же, как Конан Мак-Лауд
после отрубания очередной вражеской головы. Полагаю, и спецэффекты были соответствующими.
Когда я закончил воспроизводить Узор, его внешний вид — несколько красных линий на
полу — перестал иметь какое-либо значение. Я создал не новый Лабиринт, а некую магическую
структуру на его основе, своего рода тень, чем-то подобную Сломанному Лабиринту. Чтобы не
повторяться,
самодостаточная система, способная развиваться и служить базой для все более и более сложных
энергетических структур, буде таковые создатель захочет на нее повесить. Способная даже, при
определенных условиях — как показывал пример Колеса-Призрака — обрести собственный разум.
Но мне не нужен был второй Призрак. Пока не нужен. Не здесь и не сейчас.
Я использовал Тень Знака для перестройки средоточья Морготовой силы. Когда я замкнул
потоки Тьмы на себя, стихия тут же попыталась подмять меня. Меня колбасило до тех пор, пока
126
упорядочивание всей системы (а вместе с ней — и всей стихии данного Отражения) не было
завершено.
Тогда я открыл глаза.
Я увидел, что стою посреди зала, уже полностью очищенного от мусора. Поток силы
окружал меня тошнотворной, пульсирующей аурой. На какой-то момент у меня возникло
ощущение, что я снял с Моргота шкуру и нацепил на себя. Я знал, что теперь усилием воли могу
управлять погодой в окрестностях Тангородрима, могу без помощи заклятий ломать чужую волю,
могу управлять созданиями, служившими моему «предшественнику» — орками и драконами. Все
это было замечательно, но я решил не увлекаться своими новыми способностями. К сожалению,
они будут работать только в Белерианде, а за пределами данного Отражения — исчезать. Я
настроился на силу этого места, но я не мог унести эту силу с собой.
Я вышел из цитадели. Внизу толпились воины и рабочие — ждали, какие будут
последствия у фейерверка, наблюдаемого ими в течении последних часов. Я приветственно
помахал рукой всем собравшимся. По их рядам прошел вздох облегчения. Некоторые эльфы
смотрели на меня подозрительно, как на новую инкарнацию Темного Властелина, но когда я
предложил им поиграть в снежки, расслабились. Игра в снежки — хрестоматийный способ
вызвать у окружающих убеждение, что ты — не Темный Властелин. Не знаю почему, но это
всегда срабатывает.
Попросив
Робина Эрбеша возобновить строительные работы, я занялся приручениемдраконов. Моргот тратил на них огромное количество своей силы, и поэтому они росли как на
дрожжах. Я мог тратить еще больше, поскольку мне вся эта темная тьма на фиг была не нужна.
Разве что в самом начале, когда сила потребовалась мне для того, чтобы собрать разрозненные
группы орков и заставить их строить концентрационные лагеря. В эти лагеря я их самих же потом
и поселил. Пищу на орков тратить было не нужно: сильные орки жрали более слабых и тем жили.
Орков, в порядке живой очереди, я скармливал своим драконам.
Орков было много, и через несколько месяцев я заметил, что мои драконы заметно
набрали в весе. Некоторые уже с трудом поднимались в воздух. Конечно, можно было ограничить
их в пище, но я хотел, чтобы они ели вдоволь и росли с максимальной скоростью. Поэтому я
поступил иначе: когда наступало время драконьего обеда, выпускал из концлагеря полсотни орков
в чистое поле. Теперь драконам приходилось предпринимать определенные усилия для того,
чтобы настигнуть добычу. Лишний жирок мои ящерки скинули быстро, но росли на дармовой
пище по-прежнему с неплохой скоростью.
На самых сильных и умных орков мы с Робином делали ставки: сумеют удрать или нет?
Была идея организовать тотализатор для всех желающих, но от нее пришлось отказаться: эльфы,
прослышав о моих развлечениях, могли меня неправильно понять. Они ведь все такие
положительные, высокоморальные — даже еще хуже, чем генерал Ланселот.
Молодые дракончики отличались друг от друга силой и скоростью роста. Особенные
надежды подавал один черный дракон, который уверенно занял роль лидера в своем выводке. Со
временем я стал уделять ему все больше внимания. Когда подрастет, он станет моим личным
ездовым драконом.
Я решил, что не ошибусь, если назову черного дракончика Анкалагоном.
Что касается эльфов, то отношения у нас постепенно налаживались. Драконы им по-
прежнему не нравились, но я держал своих ящериц под контролем, и тут им не в чем было меня
упрекнуть. Корониус им понравился, а его работа по озеленению Анфауглифа и окрестностей
нашла в эльфийских сердцах самый горячий отклик. Прежде северные земли были слишком
опасны, но теперь люди и эльфы безбоязнено приходили сюда — и большими группами, и по
одиночке. Большую часть влекло любопытство, и они вскоре уходили, но некоторые оставались —
кто-то хотел помочь Корониусу, Фиуру и Миранде, кто-то надеялся отыскать своих ближних