Аттестат зрелости

Настя сухо ответила:

– Хотела сказать, да дома не было.

– Кого не было?

– Вики твоей, кого же ещё? Ты ведь у неё самый верный оруженосец.

– А может, она у меня - оруженосец? – попытался пошутить Окунь, но как-то невесело получилось.

Настя обманула Окуня. Виктория была дома, когда она пришла к Осиповым. Сердце у неё чуть не выскочило из груди от страха, когда стояла перед дверью Виткиной квартиры, уговаривая себя позвонить.

Виктория была весёлая, счастливая. Она затащила Настю в комнату, познакомила с офицером, который был там.

– Алексей!
– галантно представился незнакомец, щёлкнув пятками, но это ему не удалось: он был в одних носках - туфли стояли в прихожей.

Настя улыбнулась, так это было забавно, Алексей тоже засмеялся, а Виктория - та прямо-таки закатилась в смехе. Она всегда смеялась так громко, что все обращали на неё внимание.

– Вика, Вася заболел. Он в больнице, и просил тебя зайти, - Настя врала напропалую.

– Подумаешь, заболел!
– беспечно махнула рукой Осипова.
– Выздоровеет. А мне некогда к нему бегать. У меня вот Алёша приехал.

Она подошла к Алексею и обняла его. Потом включила магнитофон:

– Вы тут потанцуйте, а я кофе приготовлю.

Алексей с готовностью подхватил Настю за талию. Был он высок, Настя едва доставала ему до груди, пожалуй, она могла бы и под мышкой у него спрятаться.

Алексей слегка качнулся. От него пахнуло вином. Медленная мелодия закончилась, и молодой голос запел: «Моя гитара восхищает местных жителей». И Алексей начал подпевать:

– «Ну, как не злиться мне, ну чем я не жених?» Настенька, чем я не жених, а? По-моему, для Виточки самый жених подходящий. Да?

– Да...
– еле слышно прошептала Настя, за рёвом магнитофона Алексей не мог её услышать, но догадался, что девушка ответила, заулыбался радостно, подхватил её за талию и приподнял над полом. Настя почувствовала, что он сделал это без особого труда - такие у него сильные руки.

В этот момент в комнату с подносиком в руках вошла Виктория.

– Ой-ой, Алёшенька, смотри у меня!

Алексей подхватил подносик с миниатюрными кофейными чашечками и на ходу поцеловал в щеку Викторию. Настя опять спросила Осипову:

– Ты пойдешь к Василию?

– Да нет же, разве тебе не ясно?
– Виктория повела бровями в сторону Алексея и снисходительно улыбнулась.

Настя вышла в прихожую, начала одеваться, а Осипова, опершись плечиком о дверной косяк, полупрезрительно наблюдала за ней. Она думала: вот Веселова с Рябининой - подруги, а так снисходительно говорить с Рябининой Виктория не смогла бы. Характерец у неё не тот, своим прищуром серых глаз Светлана отбивала всякую охоту к насмешкам, а беззащитность Насти Веселовой раздражала Осипову, и она не удержалась:

– Постой!
– сказала она, когда Настя открыла дверь, чтобы уйти.
– Я знаю, Васька тебе нравится, – Виктория с наслаждением наблюдала за растерянностью Насти.
– Да не красней ты! Знаю, и всё! Не такая уж я дурочка, как меня ваша Рябинина представляет. Сходи сейчас к Ваське в больницу, не будь глупенькой, он свободен сейчас, пожалей его, он же болеет. А я никогда его не любила, - Виктория даже зевнула, - так, от скуки ходила. А он ничего, целуется неплохо, - и засмеялась, с откровенной наглостью окинув Настю с ног до головы, одетую в старенькое пальто.

– Ты... ты...
– Настя задохнулась от гнева.
– Ты - Инфанта! Ты самая подлая дура. Ты - самая последняя... Ты сама на шею Серёжке Герцеву вешаешься! Ты... ты...
– Настя не находила, не знала таких слов, чтобы высказать Осиповой, особенно ненавистной сейчас, всё, что накипело на душе.
– Вася тебя любит, а ты... Да ты хоть Алексея этого любишь?
– Настя ткнула пальцем в сторону комнаты, где был офицер.

Осипова ошарашенно молчала. А потом начала неожиданно оправдываться:

– Да не любит меня Окунь. И не любил. Тоже со скуки ходил со мной. Он вообще никого не любит, Окунёк ваш...

– А ты любишь? Любишь кого-нибудь, кроме себя?
– наступала Настя яростно на Осипову.
– Весь класс рассорила, Чарышева с Тимирязевой развела!

Неизвестно, чем бы это всё кончилось, если бы не выглянул в прихожую Алексей:

– Что за шум, а драки нет, девочки?
– спросил он весело, и Настя выскочила за дверь.

И вот теперь, сидя перед Окунем, Настя решилась задать самый свой главный вопрос:

– Ты любишь Осипову?
– так и спросила прямо, чувствовала, что сейчас иначе нельзя, и что Окунь ответит не менее прямо.

– Не знаю, - подумав немного, ответил он. И повторил твердо: - Нет. Не люблю. Просто - она самая красивая девчонка в классе, мне было приятно, ну, лестно, что ли, ходить с ней. Идёшь по улице, а на неё парни оглядываются, я и рад, что она со мной, а не с кем-то. Тётки шепчутся: ах, какая пара. А мы пара никакая, - и повторил убежденно: - Нет, не любил я её.

Настя засобиралась домой.

– Поздно уже, я поехала.
– И опять пошла к двери, не прощаясь, как и накануне, ожидая, что скажет Окунь вслед.

А он ничего не сказал, поражённый своим откровением перед ней.

Кончились каникулы, но Настя всё равно продолжала ежедневно ходить в больницу к Окуню. Василий не признавался, что с нетерпением ожидал её прихода, но светлел весь, как Настя появлялась в палате, которую уже знали все дежурные медсёстры и без слов давали халат. Настя рассказывала о школе, ребятах, объясняла домашние задания, ругалась, если Окунь не выполнял их. При этом соседи по палате, куда был переведён Окунь из бокса-изолятора, Иван Петрович и дядя Коля, одобрительно посмеивались:

– Давай ему жару, давай!
– басил дядя Коля, оглаживая рыжие пушистые усы. Лишь четвертый, Костя, презрительно фыркал, глядя на всех, а когда Настя уходила, Костя говорил Окуню:

– Лопух! От бабы терпишь! Попробовала бы она у меня так! Я бы ей!!!

– Во-первых, она не баба, а девчушка ещё, - осаживал Костю дядя Коля, общепризнанный командир палаты.
– А от тебя потому твоя жена и ушла, что ты много позволял себе.

Дядя Коля работал с Костей на одном заводе и всё про него знал. Иван Петрович, тихий интеллигентный старичок, поправлял очки на носу и тоже вступался за Настю: