Аттестат зрелости

– Верно!
– воскликнул дядя Коля, оглаживая усы.
– Верно! А откуда ты его помнишь?

– А я, как с армии пришел, сначала устроился в сборочный, да больно уж у вас там хреново, не вздохнешь - конвейер!

– Во-во! Вам бы денег побольше, молодым-то, - забубнил дядя Коля.
– А работать кто за вас будет? Мы, старики, перемрём, вы все с голоду подохнете!

– Не подохнем! Подумаешь, только вы и работаете, а мы - что, даром хлеб едим, что-ли? Я зарабатываю в механическом, между прочим, не меньше твоего!
– Костя вскочил с кровати, забегал по палате.

– Вы не правы, милейший Николай Федорович, - возразил Иван Петрович.

– Молодёжь у нас хорошая, но ведь в семье не без урода, есть всякие. Зря вы расстраиваетесь.

– Ага! В семье не без урода, а урод, выходит, я, да?
– обрушился Костя на Ивана Петровича и ещё быстрее замерил ногами комнату.

– А-а-а...
– дядя Коля махнул сердито рукой и сел на кровати Ты, Петрович, скрозь очки свои плохо видишь. Вот тебе пример, - он ткнул пальцем с чёрным избитым ногтем в сторону Окуня.
– И одёжа на ём путёвая, и сыт, и обут, а учиться не хочет. Его Настя тормошит, а он, ну, ни в какую, нахлебник, одним словом. А ведь учеба – это его сегодняшняя работа. А деньги, небось, с матери на киношку да на дрыгалки свои, танцы-шманцы, вытрясывает!
– дядя Коля рассвирепел, усы его встопорщились, как иглы у ежа.

– Вот он урод и есть, а я работаю, вка-лы-ва-ю!
– Костя всё бегал по комнате.

– Нет, вы уж погодите, милейший Николай Федорович, - повысил голос Иван Петрович.
– По одному частному случаю обо всей молодежи отрицательно судить нельзя, наша молодежь в целом хорошая!

Окунь отвернулся к стене. Он участия в спорах не принимал. Сначала сил не было думать о чём-то, а теперь он просто не знал, чью сторону принять. С одной стороны, не все же ребята бездельники, как говорит дядя Коля, хотя бы их класс взять. А с другой стороны - чем он сам, Васька Окунь, лучше бездельника? Действительно, школа - вроде работа его, а он работу свою выполняет плохо.

«А у Насти, как у меня, брат младший есть. И отца у них нет», - подумал он вдруг, рассматривая трещинки на стене, словно пытаясь прочесть там что-то важное для себя. Старики в палате объединились и сообща начали спорить с Костей, на Ваську больше не обращали внимания. А он лежал и думал: «Никому я не нужен оказался. Одна Настя, добрая душа, пожалела меня». И хотя глаза слегка защипало, в груди у юноши вновь разлилось незнаемое до сих пор тепло.

Светлана после уроков договорились с Настей сходить в кино. По дороге решили зайти к Веселовым. Они не спеша поднялись на третий этаж. Настя открыла дверь своим ключом, и еще не переступив порог, Светлана поняла, что у Веселовых гость: бренчали ложки о край чашек. Голос говорившего человека показался Светлане незнакомым, но Настя отчего-то смутилась. Услышав, что в прихожей кто-то есть, вышла мать Насти, Полина Егоровна, улыбчиво поздоровалась со Светланой, сообщила:

– Настя, а к тебе гость!
– и улыбнулась чуть лукаво.
– Да раздевайтесь живее, чай остынет.

Светлана прошла на кухню и увидела... Ваську Окуня. Вот уж кого-кого, а Ваську она никак не ожидала встретить в квартире Веселовых.

Был Васька стрижен под «нулевку», похудевший, глаза незнакомо серьёзные. Уши без его роскошной шевелюры смешно торчали. Эти розоватые уши от бьющего в окно солнечного луча рассмешили Светлану.

– Ну, чего таращишься?
– спросил угрюмо Окунь. – Не узнала?

– Узнала, хотя ты почти неузнаваем, - фыркнула Светлана.
– Чего обрился? В армию, вроде, рано...

– Новую жизнь начинаю, - важно изрёк Окунь.

– Черт с ними, с волосами.

– Если мне не изменяет память, ты уже третий раз в этом году начинаешь новую жизнь, то рыжим становишься, то чёрным, - опять фыркнула Светлана без малейшего намека на улыбку. Очень ей не нравилось, что Окунь так по-хозяйски ведет себя за столом: уплетает за обе щеки варенье, сам себе чай наливает…

– Слушай, а ты зачем пришёл сюда? – сказала она враждебно.

– У тебя забыл спросить, - ощетинился Окунь, но вполне миролюбиво ответил: - Всё-таки надо проведать мною спасённую.

– Уж прямо и тобой.

– А кем? Все по лесу мотались, а она одна на лыжне сидела.

– Подумаешь, герой какой, - проворчала Светлана, понимая, однако, что зря так говорит. И вдруг, поражённая неожиданной догадкой, спросила. – Ты дурить ей голову задумал, да?

Окунь посмотрел недобро в её холодные глаза:

– А тебе что? Какое твоё дело?

– Я - её подруга.

– Зачем я к Насте пришел - не твоя печаль, не лезь не в своё дело!

– Это как раз моё дело, а Настя не по твоему нахальному носу!

Послышались шаги, в кухню вошла Настя, и Окунь с Рябининой замолчали, буравя друг друга злыми глазами. В кухне зазвенела неловкая тишина, слышно было, как тикали часы на руке у Окуня.

– Я пойду, Настя! – звонко сказала Светлана.

Настенька хотела остановить подругу, но та лишь раздраженно махнула рукой и вышла. Настя проводила Светлану, печально смотрела, как та одевается, спросила тихо:

– Ты обиделась?

– Нет. Всё нормально, - и вышла из квартиры, крепко щёлкнув замком.

– Вы поругались?
– спросила Настя у Окуня, вернувшись в кухню.

– Нет, только любезностями обменялись, - и не выдержал, запальчиво сказал: - Много на себя берёт твоя Рябинина, думает, что всем указывать может!

– Неправда, Вася. Она просто не любит тебя, а кого Светка не любит, тому она не будет улыбочки строить, а вот ради меня хоть что сделает, хоть в драку полезет. Потому что любит меня, а я - её, и она - моя лучшая подруга, и ты плохо говорить о ней не смей. А когда тебя выписали?

– Сегодня.

– Ну что же. Ты выздоровел. Моё комсомольское поручение выполнено, - произнесла Настя, не глядя на Окуня.

Тот округлил глаза:

– Так ты по поручению ко мне ходила?

– Ну, конечно, я ведь говорила тебе об этом, - ей стало душевно плохо: не скажешь же ему, что посещала его в больнице не только по поручению. Зачем? Все равно ничего между ними не будет.

Окунь ушёл, тихо прикрыв за собой дверь, а Настя сидела и плакала. Она смотрела в окно. Слёзы текли по лицу, капали в чашку с чаем, а Настя не вытирала их. Окунь вышел из подъезда, остановился на автобусной остановке, закурил. Настя смотрела на него из окна и плакала.

Окуня в школе встретили шумно. Одни подхихикивали над его новой стрижкой «а ля-лысый», как выразился Сенечка Ерошкин, другие смотрели на него удивительно: что ни говорите, а Окунь - молодец, не бросил Веселову в лесу.

Васька хмуро кивнул парням, прошёл к своему столу, бросил вяло «привет» Виктории Осиповой и сел рядом. Так уж получилось, что в самый первый день, как Виктория появилась в классе, Окунь занял это место. Сначала просто так, из нахального любопытства: а что сделает прекрасная незнакомка. Незнакомка улыбнулась, показав золотую коронку, притенила глаза длинными чёрными ресницами: