Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
* * *
Глава 35
Мама ссылается на усталость и отказывается продолжать тяжелый разговор, и я, заверив, что сама приберусь на кухне, отправляю ее спать. Вручную отмываю посуду, протираю стол, раскрываю холодильник и долго, с умилением, любуюсь купленными ею продуктами, но на душе кромешная темень и скребут кошки.
Вряд ли Ваня знает о том, что его мама стала жертвой настоящего преступления, в котором был замешан и мой папаша. Не знает он и о развернутой
Его пример вдохновляет и меня, и страх перед отмороженными глазами Рюмина, успевший укорениться где-то на задворках сознания, постепенно улетучивается.
Покончив с мытьем тарелок, я тащусь в комнату, падаю на незаправленную кровать и, не моргая, долго гляжу в потолок. На нем вспыхивают флешбэки из недавнего прошлого: мои идиотские выходки в школе и фразы, призванные задеть Ваню, разоренная теплица, разбитая губа Волкова и непроницаемый черный взгляд, испепеляющий меня из-под козырька бейсболки.
Стыд опять обваривает нутро крутым кипятком.
Я сама виновата в том, что мы не с того начали, и даже тысячи моих искренних извинений не помогут это исправить. Ну а если до Вани дойдет слух, что Игнатовна заболела после визита Илюхиной матери, он попросту всех нас проклянет.
Я кручу в руках телефон, проверяю сообщения и список звонков, но Волков так и не дал о себе знать. Одна маленькая ложь, свидетелем которой он стал утром, скорее всего, уже отбросила меня назад, до уровня пустого места, и все, на что я могу рассчитывать в школе — короткий кивок или полный игнор.
Что-то тихонько стукается об оконное стекло, и я невольно вскрикиваю: неужто Рюмин? Мгновенный испуг вытесняется досадой и глухой яростью.
Отдергиваю штору, приоткрываю раму и возмущенно шиплю в темноту:
— Что нужно, придурок? До тебя не все дошло?!
— Не-а! Может, объяснишь еще раз? — хохотнув, отзывается кто-то, и я едва не брякаюсь на пол от радости и облегчения.
— Ваня! Привет!
— Дело есть. Выходи!
Судя по тону, Волков не обиделся на мою утреннюю попытку его обмануть, и я, набросив домашнюю олимпийку, пошире распахиваю створку окна и вылезаю в сад.
— Круто. Такой романтики в моей жизни еще не было! — Ваня смеется, ждет, когда я отряхну от пыли ладони и прижимает меня к себе. — Привет!
Душные сумерки распадаются на сияющие звездочки и искры, я задыхаюсь от его близости и, чтобы окончательно не лишиться чувств, прибегаю к испытанному приему — поднимаюсь на цыпочки и повисаю на его шее.
В траве стрекочут певчие кузнечики, ночной ветерок запутался в густой листве яблонь, сердца под футболками синхронно отсчитывают ритм. Еще миг, и приветственные объятия превратятся в нечто предосудительное — я отстраняюсь, сконфуженно прочищаю горло и ковыряю землю резиновым носком крокса. Я жажду узнать причину, по которой Ваня здесь, но он просто напоминает:
— Из-за Рюмина мы так и не погуляли. Дома тошно, хоть вой, пойдем искать чудеса!
Справившись с засовом старой калитки, соединяющей наши сады, мы крадемся сквозь заросли сортового крыжовника Брунгильды и, через Ванины ворота, выбираемся на улицу.
На
всякий случай оглядываюсь, но поводов для волнения не наблюдается: почти полночь, вокруг ни души, Илюха, несмотря на его крутизну и непререкаемый авторитет, старается избегать поздних прогулок в одиночестве, а с берега не долетают посторонние звуки и голоса отдыхающих.В преддверии новой рабочей недели поселок Сосновое крепко спит и видит сны.
— Прости, получилось погано. Илюха заявился без предупреждения и спутал мне все карты… — виновато пищу я, но Ваня качает головой и огорошивает:
— Забей. Ежу понятно, что Рюмин взбесится, если узнает про нас с тобой. — От его слов становится по-настоящему жарко, но он как ни в чем не бывало продолжает: — Я-то готов к его истерике, но тебя ни к чему не призываю. Поговори с ним нормально, и мы начнем общаться в школе.
Я не верю собственным ушам и на всякий случай уточняю:
— А сейчас проблемы нет?
— Сейчас проблемы нет! — Волков ловит мои холодные пальцы и накрепко переплетает их со своими. Где-то громко ухает сова, а сердце ухает в желудок, но я уговариваю себя не паниковать. Мало ли, может, такое свободное обращение с девчонками — норма в его Москве?
Не сговариваясь, мы шагаем к водохранилищу.
— Кстати, зачем он все время тебя снимает? — Волков не отпускает мою ладонь, но остается спокойным и вполне искренне вовлеченным в беседу, и я тоже постепенно расслабляюсь:
— Традиция. «Фиксирует самое ценное для потомков». Говорит, что на видео я становлюсь настоящей. Собой.
— И тебя это не напрягает?
— Скажешь тоже. Меня это бесит! Но когда это останавливало Илюху… — На крыльце супермаркета мерцает экран кофейного автомата, и у меня появляется повод сменить тему: — Хочешь, угощу?
— Это я собирался тебя угостить! Определяйся с выбором, — Ваня снимает со стопки два картонных стакана, добавляет в один из них карамельный и миндальный сироп, выбирает режим «латте» и, под гул и шипение кипящей струи, вопросительно смотрит на меня.
— Откуда ты… — пораженно ахаю, и тут до меня доходит: он дал мне время подумать и первую порцию сделал по своему вкусу, для себя. И я не сдерживаю счастливый смех: — Помимо музыки, у нас есть и еще кое-что общее! Скажешь, не мистика?
Я забираю у него стакан, с торжествующей улыбкой до краев наполняю латте с миндалем и карамелью и наслаждаюсь произведенным эффектом.
Волков ухмыляется и признает поражение:
— Ладно. Один-ноль. Совпадение интересное, это реально похоже на чудо!
* * *
Глава 36
Черная гладь воды недвижима и безмолвна, дом ведьмы пуст, тела давно умерших лодок серебрит призрачный свет фонаря, и я, на сей раз без спроса, судорожно цепляюсь за надежный локоть Волкова и ускоряю шаг.
— А ведьма… то есть, бабушка Анастасия, совершенно точно обладала каким-то даром. Не поверишь, но она знала обо всем, что со мной происходит. Пеняла, что я слабая, а должна быть здоровой и сильной, и что злая, и поэтому не достойна называться здешней королевой. Потом она сменила гнев на милость и сказала, что возвращает людей к жизни, но меня спасет только Божья милость. И тогда наступит спокойствие и мир.