Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
— Вот и пускай показывают! А в Союзе я руководству и расскажу, что причина отсутствия контрактов — сокращение программы.
— Это уже будет не столь важно. Скажут, что мы не умеем красиво летать на авиасалонах, — проговорил я.
В голове начало складываться решение. Проще сделать мне и Морозову всё самим. Скорректировать программу, но оставить самые «вкусные» моменты. «Колокол», петли и кадушки — такого набора вполне достаточно.
— Предлагаю просто поменять программу, но главные манёвры не убирать, — сказал я, но Белкин тут же замотал головой.
— Нет. Нам организаторы
— Поверьте, когда все зрители и журналисты увидят наш «колокол» и «кобру» в исполнении Олега на Су-27, нам простят всё, — ответил я.
— Серый, так нельзя. Это уже обман. Могут больше не пустить на такие мероприятия, — запереживал Морозов.
Первый раз вижу, чтобы он так рьяно пытался выполнить установку начальства.
— И что? Тебе плохо жилось без них? — спросил я.
— Сергей Сергеевич, мы себе роем яму. Надо разговаривать с руководством. Пойдём против него — головы полетят. Конструкторскому бюро опалу объявят. О себе подумай. Тебе ещё летать и летать. Это я могу и на пенсии посидеть, — сказал Белкин, забивая табак в трубку.
Вот смотрю на него, и понять не могу… не потерял ли хватку генеральный конструктор? Понятно, что принципиальность и удары по столу в разговорах с начальством не всегда помогают. Но…
— А как же престиж страны? А ваши сомнения по поводу сокращений на оборонку и желание добиться заказов на МиГ-29? Не могу я вас понять, Анатолий Ростиславович.
— Сергей, пойдёшь против Чубова, и он тебя сожрёт, — сказал Белкин и закурил.
Сомневаюсь, что французы простят генеральному конструктору курение на аэродроме. Но Белкину нужно было снять стресс.
Была бы рядом фляжка с коньяком, он не побрезговал и выпить.
— Я не настолько вкусный, Анатолий Ростиславович, чтобы быть съеденным.
Только я это сказал, как рядом с нами появился представитель аэропорта. Небольшой автомобиль подъехал и остановился прямо напротив носа МиГа.
Из машины вышел высокого роста человек, показал свои документы и указал на бейдж. Это оказался один из заместителей руководителя авиасалона.
Он очень долго объяснял, что мы загрязняем экологию и нарушаем законодательство Франции.
— Ты его понимаешь? Он машет только руками и повторяет что-то своё, — подошёл ко мне Морозов, когда я выслушивал от француза замечание.
— Нельзя сливать… — начал он мне говорить о каких-то жидкостях, но я перебил его.
Пришлось вспомнить весь свой запас французского. Замечаю, что со временем я не теряю знаний в языках, которые были у меня в прошлой жизни. Французский удаётся поддерживать, поскольку Вера — фанатка Джо Дассена и всех французских шансонье.
— Месье, о какой жидкости вы говорите? — уточнил я.
Во время обслуживания авиационной техники сливаются различные жидкости, их в простонародье называют — «отстой». Обычная практика, когда после работ в поддоне их скапливается объёмом в нескольких литров.
— Чего он говорит, Сергей? — спросил Белкин, тоже внимательно слушавший француза.
Представитель авиасалона уже начал запыхаться от возмущения. Щёки покраснели, а лоб вспотел.
— Он говорит, что наши техники слили отстой в коллектор, отводящий
дождевую воду. И теперь эти масла попадут в воду, которая подаётся через очистные сооружения в дома.— Пф! Было бы чего переживать. У нас и не такое дома сбрасывают. В реку заходишь, а там к тебе такой катяк плывёт с завитушками…
— Николай, а можно без подробностей. Он тебя всё равно не понимает, — тормознул я Морозова.
— Всё нормально! — похлопал Коля по плечу француза.
Ещё и большой палец вверх показал! Я отодвинул Морозова и объяснился с представителем руководства авиасалона.
— От имени всей делегации приношу вам свои извинения. Мы выступаем за защиту окружающей среды и предупредим техсостав больше так не делать. Они согласуют со службами обеспечения аэропорта, куда сливать отработанные жидкости. Готовы предоставить вам уникальный шанс познакомиться с нашей техникой вблизи, — сказал я и показал на МиГ-29.
Проблем с местными законами нам не надо.
Белкин не возражал, чтобы французу показали один из МиГов. Лишь бы он не раздул скандал. Уж больно суровые законы у них в области экологии. Единственное, что секретность надо было соблюсти и не всё показывать организатору. Он ведь может быть и засланным шпионом.
Я начал вкратце рассказывать об уникальных возможностях самолёта, но француз заулыбался и остановил меня.
— Мне достаточно посмотреть вас во время демонстрации, а вот мой родственник хотел бы с вами пообщаться. Вы и ваш коллега — знаменитые лётчики в Советском Союзе? — спросил француз.
— Не особо. Но мы хорошо летаем. Приводите вашего родственника, — ответил я.
— Думаю, что вы покажете свой класс в небе. А дядю я приведу. У него многое связано с Россией.
— Интересно! Ваш дядя — представитель русской эмиграции? — уточнил я.
Во Францию уехало много наших соотечественников после революции. Так, что может этот француз имеет русские корни.
— Нет-нет. Мой дядя служил в полку «Нормандия-Неман». Воевал с фашистами бок о бок с вашими лётчиками. Он много мне рассказывал о подвигах наших предков во Второй Мировой войне.
— Конечно. Приводите вашего родственника. Будем ждать.
Француз попрощался с нами и уехал на служебной машине. Насколько же тесен мир!
После того как уехал представитель организаторов авиасалона, вернулись и «суховцы». Настроение у них было не самое радужное.
— Я не полечу на таких условиях, Сергей. По мне так лучше не позориться. Я приехал сюда показать всю красоту и возможность Су-27, а мне говорят «придержи коней», — объяснял Олег, когда подошёл к нам.
— А что твой коллега?
Печка посмотрел в сторону второго лётчика и злобно зыркнул на него. Парень отвернулся, надел шлем и пошёл к самолёту.
— Сказал, что если скажут, сделает и пробежку по полосе. Прогнулся под начальство. Самсонова винить не буду. Он работает в интересах фирмы. Но себя я не на помойке нашёл.
— Что ж, поедем теперь и мы разговаривать с начальниками, — сказал Анатолий Ростиславович и пошёл к нашему минивэну.
Была у меня мысль не ехать, но генеральный конструктор всё же решился на этот шаг. Бросать его одного на амбразуру Чубова я не буду.