Авиатор: назад в СССР 14

— Не понимаю, о чём вы. В нашей стране нет кризиса и не предвидится, — поспешил ответить Чубов.

Как-то ещё рано для подобных вопросов. В стране кризис ожидается, но несколько позже. Пока ещё полки магазинов полны и нет карточной системы. Журналисты сильно наседают.

— Если нет, это хорошо. И всё же, если вы объедините КБ МиГ и Сухого, то столько денег для вашего народа сэкономите, — вступил в беседу один из сидящих за столом.

Это своё мнение высказал господин Дейн. Вот уж у кого большое желание нам нагадить.

— Конкуренция — это тоже своего рода спор. А в нём всегда рождается истина. Вот и нам с Анатолием Ростиславовичем удаётся в нашей борьбе за первенство лучшего КБ производить лучшие самолёты в мире, — ответил Самсонов и протянул руку Белкину, который её крепко пожал.

В зале громко зааплодировали, а Дейн иронично улыбнулся. Даже через весь стол был виден его надменный взгляд.

— Вы называете копирование конкуренцией? — продолжил он задавать вопросы.

Для журналистов спор двух противоборствующих стран, ещё и сидящих за одним столом, равносильно сенсации. Похоже, что после сегодняшнего показа всем стало очевидно, что у американцев нет заявленного преимущества перед нами.

— Мистер Чубов, вы что можете ответить? — спросил Джордж Дейн.

— Приятно и весьма интересно, что представитель американской фирмы интересуется жизненно важными для нас вопросами, — сказал Егор Алексеевич, уходя от конфликта.

— А что может ответить на этот счёт мистер Родин? — опять поинтересовался Дейн.

Ко мне нагнулся Паклин и начал шептать.

— Промолчите. Мы не ищем конфликта.

О каком конфликте здесь речь? Этот вопрос ставит под сомнения все наши достижения. И мы вот так просто утрёмся?

— Так уж повелось, американские конструкторы считают, что мы ничего создать не можем своего. Строим бомбардировщики и штурмовики, копируя их разработки. А в случае с Су-27 и МиГ-29 вообще скопировали концепцию Ф-15 и Ф-16. Что ж, американские партнёры всегда и во всём пытаются выставить Америку великой. Даже когда у них депрессия, — ответил я.

По залу прокатилась волна улыбок и смеха, Паклин продолжал меня подталкивать в бок.

— Копия, как правило, хуже оригинала. А МиГ-29 и Су-27 показали сегодня своё превосходство в манёвренности над зарубежными истребителями. Может, пересмотрим вопрос, кто выпускает копии? — повернулся я к Дейну.

Джордж больше ничего не спрашивал, а только сидел, отклонившись назад в своём стуле.

Пресс-конференция закончилась, и началось традиционное рукопожатие со стороны официальных делегатов. Мы с Олегом не стали ждать и направились к машине. За нами пошёл и Кирилл.

У машины обсудили произошедшее, но всё ещё только начиналось. Из павильона вышли наши генеральные конструктора и Паклин со своими помощниками.

— Пошли против системы. Ну, ничего! За это самоуправство, вы ответите, — указал на нас Борис Николаевич.

— По-моему, сегодня всё внимание было только к нашим самолётам. Мы ждали хотя бы «спасибо» услышать, — ответил ему Олег.

Паклин пытался совладать со своими эмоциями, но этого у него не получалось.

— Бунтари! Я вас предупредил. По каждому из вас будет принято соответствующее решение. И не вздумайте идти жаловаться наверх. У вас всё равно ничего не выйдет! — пригрозил Паклин и ушёл в сторону павильона.

Наши конструкторы только взмахнули руками.

— И завтра никаких полётов! — крикнул нам вдогонку Борис Николаевич.

С чувством выполненного долга, мы вернулись в гостиницу. На ресепшене нас встретил лично директор и предложил специальный ужин за счёт его заведения.

На следующий день через «посольского работника» Кирилла, организовали выезд в Париж. При наших суточных в 22 доллара много не разгуляешься, но нам предоставили транспорт, и это сэкономило нам некоторое количество денег.

Купив сувениров и подарки родным, Кирилл предложил нам отведать фирменных круассанов в маленьком кафе. Интерьер здесь по всем меркам европейский. Плетёная мебель, белые скатерти, а ограждение выполнено в стиле живой изгороди. И самое главное — вид на символ Парижа.

— А ведь Эйфелеву башню многие из французской элиты 19 века называли «бесполезной, чудовищной и смехотворной башней, доминирующей над Парижем, как гигантская фабричная дымовая труба», — сказал Кирилл, откусывая кусок от хрустящей булочки.

— Теперь одна из самых посещаемых достопримечательностей в мире, — ответил я, не сводя глаз с силуэта башни.

Краем глаза я увидел, что к нашему столику кто-то подходит. Это был виконт Рамон де ла Пуаф. Сегодня он в рубашке с коротким рукавом и широких штанах.

— Ваша милость, мы рады вас видеть, — поздоровался с ним Кирилл, и Рамон пожал каждому руку, принимая наше приглашение.

— Случайно оказался в этом районе и увидел знакомые лица. Ну, вы и порадовали вчера меня. Я смотрел на выступление и восторгался, — расхваливал де ла Пуаф вчерашний пилотаж.

Мы поблагодарили Рамона за содействие. Если бы не его появление, так и улетели бы в Союз без нормального показа.

— Вы оказали нам помощь. Появились в нужный момент и помогли договориться с организаторами, — сказал я.

Рамон улыбнулся, похлопал меня по ладони и продолжил пить кофе.

— Снова помогли Советскому Союзу, а могли бы этого и не делать, — сказал Олег.

— Я никогда не помогал Советскому Союзу. Вашей стране ничего уже не поможет, — отрешённо произнёс Рамон, поставив белоснежную кружку на блюдце.

Его слова заставили всех замолчать. Ощущение такое, что кто-то выключил вообще весь внешний шум. Настолько я был удивлён этими словами и интонацией, с которой де ла Пуаф их произнёс.

— Я вас не понимаю, ваша милость, — удивился Кирилл.

— Всё вы понимаете, месье. У вашей страны самые отважные и сильные воины. А сколько прекрасных композиторов и писателей! А какие самолёты построили ваши конструкторы! Это что-то невероятное. Когда я был на восточном фронте, всех нас объединяло стремление сражаться с нацистами — вот что было главное. Какие рядом были люди. С каким горящим сердцем они шли в бой и отдавали свои жизни…

— Сейчас нет войны, но в Советском Союзе люди не изменились, — сказал я.

— Люди — нет. А вот к власти пришли те, кому место в цирке. Я видел ваших делегатов. Половина из них не знает о самолётах и вертолётах практически ничего. Но они красиво улыбаются, — слегка хлопнул по столу Рамон, и наши кружки зазвенели.