Авиатор: назад в СССР 14

— Лен, не нужно ничего говорить, — отмахнулся Макс, но я уже начал понимать, что дело не в проведывании меня.

— Макс, говори… — произнёс я, но мою фразу прервал телефонный звонок.

Вера пошла брать трубку, а я стремился узнать у Куркова, какие у него проблемы.

— Максим, Сергей нам поможет. Если не скажешь, то я скажу.

— Ладно. У нас… — начал Макс, но его фразу прервала Вера.

— Сергей, там к телефону Иван Ильич.

— Я быстро, — сказал я и пошёл к телефону.

На другом конце провода начал меня приветствовать генеральный конструктор моей фирмы Сидоров.

— Что за срочность? — удивился я.

— Это… это шок. Недавно сообщили.

— Что именно?

— Сегодня вечером застрелился у себя дома Чубов Егор Алексеевич.

Глава 29

Новость о смерти Чубова была сродни удару по голове тяжёлым предметом. На ум пришли теории, что Егору Алексеевичу «помогли» свести счёты с жизнью. Весь вечер, пока мы общались с Курковыми, я не мог выбросить из головы сегодняшний разговор с министром Авиапрома.

Ничего секретного или тайного он мне не раскрыл. Имена, пароли, явки в разговоре не проскакивали.

Шокирована новостью была и Вера. Да кто не будет в шоке от самоубийства видного государственного деятеля — министра!

По телефону мне звонил и Олег Печка, и Хреков, и ещё пару человек, кого эта новость касалась непосредственно.

Уже за полночь девушки пошли спать. Дети легли ещё раньше. Мило было посмотреть на двух карапузов, уснувших в обнимку на одной кровати.

Проверив детей, мы вернулись с Максом на кухню. Есть не хотелось, а выпить ничего не было, кроме чая.

— Самоубийство! Такого не припомню среди министров, — сказал Максим, отпивая горячий напиток из кружки.

— Было, просто об этом не говорили. Теперь говорить можно что угодно и про кого угодно.

Курков выглядел обречённым. Будто мы сейчас сидим и уже говорим о распаде страны. Он ещё этого не знает, а вот мне уже видится определённо мрачное будущее.

— Серёга, я… я никогда… — пытался начать говорить Макс, но постоянно запинался.

— Дружище, что случилось?

— Я никогда бы к тебе не пришёл, будь у меня возможность самому решить проблему. Ты ведь знаешь, что с Германии нас перевели в Украину. Нас там никто не ждал. Через два месяца мне предстоит увольнение.

Максим рассказал, что практически весь полк остался не у дел. Живут очень компактно. Некоторым достались места чуть ли не в спортивном зале. Денег не платят.

Ощущение, что «лихие 90е» уже наступили. Внутри у меня всё переворачивается от желания помочь другу. Его я смогу выручить, но что будет с сотнями тысяч других офицеров и прапорщиков, которых постепенно выкидывают на обочину жизни?

— Максим не продолжай. Пока вы живёте у нас. Мне нужны твои документы и, желательно, лётная книжка, — сказал я, поднимаясь со стула.

Было желание прямо сейчас набрать пару номеров и решить проблему моего друга. Однако…

— Погоди, а как же генерал Крутов? Брат Елены вам не помог? — спросил я.

— Ты не знаешь? Он умер два года назад. Так и не выдержало его сердце, — вздохнул Макс.

Жаль генерала. Именно с ним я совершил аварийную посадку в поле рядом с Белогорском. Изначально он мне казался педантом и буквоедом. Но и ему были присущи понятия благородства и чести.

— Я не знал. За работой над МФИ-1 совершенно выпал из реальности. У тебя есть пожелания, куда бы ты хотел перевестись?

— В Украине бы остаться.

Плохой выбор. Если Союз развалится, то в этой республике ему жизни не будет.

— У тебя там ничего нет. Сомневаюсь, что в других частях ты сразу получишь служебное жильё. Предлагаю остаться в Подмосковье. Думаю, что место в Кубинке я смогу тебе найти.

Максим поблагодарил меня и несколько раз извинился за причинение неудобства. Как он может быть мне неудобен? Помочь другу я готов всегда.

Через пару дней вопросы с командованием полка в Кубинке были решены. У Макса был достаточно большой налёт, в том числе на МиГ-29, которые эксплуатировали в 237 м гвардейском полку.

Пока он ещё носит именно такое название. Через пару лет его переименуют в Центр показа авиационной техники. Создадутся знаменитые на весь мир пилотажные группы. Так что у Макса есть все возможности добиться успехов в Кубинке.

В деле Чубова ясности не было. Как-то всё тихо прошло, что даже меня не вызывали на допросы. А ведь я разговаривал с ним в тот день наедине. Его водитель не мог это не сказать.

Прошло ещё несколько дней, и вопрос о переводе Куркова был согласован. Ему нужно было только сдать дела в своём полку и ехать в Кубинку к новому месту службы. Особых усилий я не приложил, но походить по кабинетам пришлось. Вот и сейчас я сижу рядом с кабинетом одного моего старого знакомого. Пришлось обратиться за помощью к морякам.

Надо отблагодарить одного адмирала, который оказал услугу «звонок друзьям». Я сидел в приёмной этого военачальника и с радостью отмечал карьерный рост Седова Валентина Егоровича. Табличка на дверях его кабинета гласила, что Седов — заместитель главкома ВМФ.

Кажется, совсем недавно мы с ним были в Средиземном море и разбирали операцию за операцией. Тогда он ещё командовал 5й оперативной эскадрой ВМФ СССР.

Скрип двери отвлёк меня от воспоминаний неба над Ливией и Средиземным морем.

В приёмную широким шагом вошёл тот, кого я ожидал.

— Родин? Как живой! Возникли проблемы? — подошёл ко мне адмирал Седов.

Внешне он особо не изменился. По-прежнему у него суровый взгляд. Характерный волевой подбородок и угловатые брови только добавляют ему суровости. И я всё так же смотрел ему в солнечное сплетение. За прошедшие годы Валентин Егорович стал только больше, сохранив в себе стальной стержень настоящего моряка.

— Товарищ адмирал, нет. Всё очень быстро. Лично пришёл вас поблагодарить.

Седов осмотрел приёмную. Будто что-то искал.

— Меня в который раз удивляет, что ты вот так просто можешь заходить в штаб военно-морского флота. Как тебя пропускают?

— Всё очень просто — я всем говорю, что к вам.

— И со мной никто связываться не хочет, верно? — подмигнул мне Седов и жестом пригласил пройти в кабинет. — Есть разговор. Очень вовремя ты пришёл.

Удачно, я бы сказал! За его помощь готов ответить ему тем же и без разговоров. Только чем я могу помочь целому заместителю главкома, понятия не имею.