Азбука для побежденных

— Конечно, не догадываются, к тому же у них очень скверная память. А ещё у мышей нет очков беспощадной истины, — пожала плечами мадам Велли. — Имей они такие очки, они бы, наверное, попробовали вырваться из лабиринта, и растерзать меня, но — увы, они всего лишь мыши, поэтому им только и остается, что сидеть в лабиринте, и слушать то, что им говорю я. Впрочем, их доверие ко мне оправдано.

— И чем же? — спросила Аполлинария.

— Кормлю их тоже я, — объяснила мадам Велли.

— Тех, кто выжил, — подсказала Аполлинария.

— Верно, — усмехнулась мадам Велли. — Издохшим еда ни к чему.

— Не издохшими ли мышами кормятся оставшиеся? — спросила Аполлинария тихо.

— Вы проницательны, — похвалила мадам Велли. — Но примерять очки беспощадной истины я бы вам всё равно не рекомендовала.

— Почему? — нахмурилась Аполлинария.

— Вам этого не нужно. Вы сильно рискуете тем, что очки врастут в ваши глаза, и лишат вас разума. Вы же помните, что истина беспощадна? Вот, кстати, возьмите, — она протянула Аполлинарии увесистый свёрток. — Ни в коем случае не открывайте его, поняли? Это не шутка и не совет. Это приказ.

— Я не мышь, — напомнила Аполлинария. — И мышью, которой вы будете приказывать, быть не намерена. Голубя из меня уже пытались сделать, я не согласилась. С мышью, думаю, получится похожая история.

Мадам Велли рассмеялась — она, как заметила Аполлинария, смеялась довольно часто.

— Недомерок с чердака? — спросила она сквозь смех. — Любитель топтать голубиц? Он предлагал вам… нельзя так смешить, сударыня, это уже слишком.

— Так вы его знаете? — спросила с интересом Аполлинария.

— Конечно, — кивнула мадам Велли. — Милая моя, он ведь и сам голубь. Неужели вы не поняли? Ну сами подумайте, кому, кроме жирненького голубя могут понадобиться безответные дамы в таком количестве? Небось, притворялся блондином в камзоле с золотым шитьем?

Аполлинария кивнула.

— Что и требовалось доказать, — хмыкнула мадам Велли. — Хитрый жирный голубь. Многих обманул, и ещё обманет.

— Но вы ведь тоже обманываете мышей, — заметила Аполлинария.

— Все кого-то обманывают, — пожала плечами мадам Велли. — Потому что всем нужно как-то выживать. Голубь привлекает к себе последователей, выдавая очевидно существующую реальность за своё творение. Я обманываю мышей просто потому, что могу это делать…

— И получать от этого удовольствие?

— Нет, — покачала головой мадам Велли. — Я получаю научный опыт и статистику, которые нужны мне для изучения действительно важных вопросов.

— Например, беспощадной истины, верно? — спросила Аполлинария.

— Вы быстро схватываете, — похвалила мадам Велли. — Так и есть. Если бы хоть одна мышь в моём лабиринте задумалась об истине, я бы не оставила её там, конечно. Я бы окружила её заботой и почётом. Но… — мадам Велли развела руками. — Никто из них за годы исследований даже не пытался думать хотя бы на пару шагов вперед. Все они, без исключения, довольствовались кашей с мясом, и торопливым деланием новых мышат. Каждое утро они выходят в начало лабиринта, боясь, опасаясь, но при этом все они верят, что произойдет чудо, и они встретят вечер живыми и целыми.

— Вы действительно беспощадны, — покачала головой Аполлинария.

— О, да, это так, — кивнула мадам Велли. — Я беспощадна. А вам лишь предстоит таковой стать.

— Я не хочу, — тихо сказала Аполлинария. — Мне не нравится это. Я не выбирала такого.

— Выбирали, — так же тихо ответила мадам Велли. — Если бы не выбирали, мы бы не говорили сейчас с вами.

Аполлинария не нашла, что ответить. Вместо этого она помедлила, и спросила:

— Не скажете ли вы мне, для чего старушкам понадобились эти очки? Если я правильно поняла, они весьма опасны, и теперь я боюсь, не причинят ли они вред бабуле Мелании?

— Нет, ей эти очки навредить не способны, — успокоила мадам Велли. — Ей это пойдет исключительно на пользу, уж поверьте.

— Значит, бабуля Мелания должна увидеть беспощадную истину? Но она собирается всего лишь обрезать нитки в своём вязании, — справедливо заметила Аполлинария. — При чем же тут…

— Нитки ниткам рознь. К тому же вам пока рано задумываться над этим вопросом, — кажется, мадам Велли решила, что разговор пора заканчивать. — Знаете, в чём ваша главная ошибка на данный момент, юное создание?

— И в чём же? — спросила Аполлинария.

— В том, что вы пытаетесь измерять этот мир по себе, — ответила мадам Велли. — Вы не мера вещей, сударыня. То, что опасно вам, полезно другим. И наоборот. Запомните это.

— Может быть, вы сейчас всё говорите верно, но… мне всё равно жаль ваших мышей, — призналась Аполлинария. — Да, они глупы, и у них короткая память, но ведь они живые, а потому страдают и мучаются. Уж не знаю, является ли эта моя мысль беспощадной истиной, но от неё я точно не отступлю.

— Вы можете сказать конкретнее? — прищурилась мадам Велли.

— Конечно. Причинять кому-то страдания плохо, — твёрдо сказала Аполлинария. — Вне зависимости от того, нравится вам этот кто-то, или нет.

Мадам Велли снова засмеялась.

— Наивная, наивная девочка, — проговорила она, вытирая выступивший на глаза от смеха слёзы. — Вы сейчас как ребенок, который жалеет цыплёнка, а потом спокойно ест на обед куриную котлетку. Всё, сударыня, наш разговор окончен. Ступайте домой, тем более что вас ждут. И послушайтесь моего совета: не открывайте пакет с очками. Не гневите судьбу.

* * *

Выйдя на улицу, Аполлинария несколько раз глубоко вздохнула — ей хотелось поскорее отделаться от неприятного и навязчивого мышиного запаха. Покинув квартал, и вернувшись в уже привычную часть Города, Аполлинария вытащила из кармана флакончик духов, и побрызгала на платье, потому что ей показалось, что и платье тоже пропахло мышами. Чувства её пребывали сейчас в смятении, а ещё было немного обидно за сравнение с ребенком. Это она-то ребенок? Она, убившая злого Детектива, и так ловко сбежавшая от коварного Петрикора? Хотя… Аполлинария тяжело вздохнула. Следовало признать, что мадам Велли была не так уж и не права в своих рассуждениях. А ещё Аполлинария вдруг вспомнила, что в незапамятные времена ей встречалось что-то очень похожее на то, о чём они сегодня говорили.

— Принцип наименьшего зла, — сказала Аполлинария. — Эксперименты ставят на мышах, чтобы не страдали люди. Люди важнее мышей, поэтому мышей жалко, но меньше, чем людей. Верно?

Поскольку ответить ей было некому, Аполлинария сама себе сказала, что, кажется, верно, и пошла дальше. Увесистый сверток ей приходилось то и дело перекладывать из руки в руку, и Аполлинария подумала, что очки очень уж тяжелы, и как же бедняжка бабуля Мелания будет носить такую тяжелую штуку на голове. Конечно, свёрток открывать нельзя, но…