Азбука для побежденных

— Уничтожение друг друга — их основа? — спросила Аполлинария. — В пределах одного дома, ну, то есть фабрики, верно?

— Именно так, — подтвердила Дория. — Внутри одного дома. Страшно подумать, каким может стать дом, который окажется напротив этой фабрики. Но, к сожалению, таких немало.

— Наверное, можно придумать для них другие варианты, — Аполлинария задумалась. — Те же жабы, как мне кажется, могли бы дружить… например, с ящерицами. Или с аксолотлями. У них получилось бы два дома, в которых царили бы мир и согласие.

— Не всё так просто, — покачала головой Тория. — Вы, сударыня, добры и великодушны, и хотите для всех иных добра и великодушия, ведь это ваша постоянная основа. Но ведь так не бывает. Частенько случается, что кто-то в такой паре будет хорош, а противоположный ему — плох. А бывает, что плохи оба, и предлагать им жить в мире и согласии просто бесполезно. Смиритесь, тут ничего не поделаешь.

— Совсем ничего? — огорчилась Аполлинария.

— Совсем ничего, — подтвердила Дория. — Не огорчайтесь. Просто примите, как данность, тот факт, что есть вещи, вам неподвластные, и исправлению не подлежащие.

— А Петрикор? — неожиданно для себя вдруг вспомнила Аполлинария. — Он ведь тоже? Какой дом стоит напротив его дома?

— Ротаны, — ёмко ответила Дория. — Что-то подсказывает мне, что с ними вы уже познакомились.

— К сожалению, да, — подтвердила Аполлинария. — А мадам Велли?

— Рыцарь, — усмехнулась Тория. — Хитрый мерзавец. Видели бы вы его дом… приличных слов не нашли бы, уж поверьте.

— Сейчас вы должны будете спросить о том, зачем вам знать это всё, — Дория вздохнула. — Сударыня, скажите честно, вы ведь уже встречали ветер? Я права?

— Да, — шепотом произнесла Аполлинария.

— Ну и вот, всё закономерно, — покивала Тория. — Приходите вечером к памятнику, на площадь. С друзьями, как вы и хотели. Мы рады, что познакомились с вами, и, кажется, пришла нам пора познакомиться с ними.

— Но почему? — Аполлинария нахмурилась.

— Так заведено, — пожала плечами Дория. — И это правильно. Просто поймите, так заведено.

* * *

Аполлинария шла через Город, ставший ей уже привычным и знакомым, и размышляла о том, что услышала. Тория и Дория ей понравились, напиток из чая и кофе тоже оказался хорош, но думала Аполлинария сейчас вовсе не об этом, а о том, что ощутила во время разговора. Чувство, которое она испытывала, оказалось новым, незнакомым, и странным. Словно… словно у неё за спиной сейчас вырастали невидимые крылья. Они правы, думала Аполлинария, все они совершенно правы, но я не могу понять, какая моя роль в этом всём, и почему сейчас, в этот момент, я столь остро ощущаю чужую правоту. Может быть, потому что это… мне нравится? Вероятно, да. Она остановилась. Мне действительно нравится проводить время в компании Даарти и Вара. Мне понравился сегодняшний визит к Тории и Дории. Мне понравился Медзо. И ещё…

Ветер.

Ветер, вот что очень и очень важно, вдруг поняла она. Это бесконечно важно, потому что день, когда ветер придет за всеми нами, уже не так далёк. Именно об этом сейчас сказали ей Тория и Дория, именно это имел в виду Медзо, именно это ощутили Вар и Даарти.

— Какая печаль, — вдруг сказала Аполлинария. — Какая огромная, горькая, и светлая печаль. Не думала, что такая бывает.

Она постояла ещё немного, и пошла по знакомой улице, всё ускоряя шаг. Кафе, вот что сейчас будет очень кстати. Кафе, и одна из официанток, с которой обязательно нужно поговорить.

* * *

В кафе, под маркизой, Аполлинария с удивлением увидела Медзо, который сидел за столиком рядом с черепом балерины, и пил в компании черепа кофе. Приглядевшись, Аполлинария удивилась ещё больше — оказывается, у Медзо и черепа происходил сейчас весьма занятный и любезный разговор. Глазницы черепа отсвечивали розовым, и — Аполлинария готова была в этом поклясться — балерина сейчас улыбалась. Она была явно чему-то очень рада.

— Ах, прелестная леди, не говорите мне о раскаянии. Я и сам через это прошел, потому великолепно вас понимаю. Вижу, что вы искренне переживаете о том, что когда-то совершили ошибку, и сейчас хотите её искупить. Думаю, я смогу в этом быть вам полезен.

Глазницы черепа осветились желтым светом.

— Да, да, верно. Я всё уже разузнал, — Медзо улыбнулся. — Не переживайте, и не бойтесь за меня, леди. Нет, я так не думаю. Решение принято, и, надеюсь, памятник на площади вскоре увидит не только меня, но и вас тоже. Правда, как вы понимаете, мне придется отлучиться примерно на сутки, максимум, на двое, но я очень надеюсь, что ожидание будет для вас приятным.

Глазницы черепа снова стали розоватыми.

— Не благодарите меня сейчас, — Медзо вздохнул. — Пока рано. Награда? Думаю, вы уже догадались. Обещайте, что разделите со мною ветер, прекрасная леди. Ветер и вечность, как мы с вами уже говорили.

Аполлинария подошла к ним поближе, и сказала:

— Добрый день. Я не помешаю?

— О, а вот и она, — обрадовался Медзо. — Сударыня, вы ведь услышали часть нашего разговора, не так ли?

— Только самую последнюю, — призналась Аполлинария. — И, если честно, я ничего не поняла.

— Мы можем объяснить, — Медзо оглянулся. — Только сперва нужно, наверное, попросить для вас чай. Сейчас я приду, подождите пару минут. Официантки сегодня заняты, так что быстрее будет сходить самому.

Он ушел. Аполлинария села за столик, и с легким укором посмотрела на череп.

— Неужели вы сумели уговорить его? — спросила она. Глазницы в ответ мигнули зеленым. — И вам не совестно? Ради вашего возвращения ему придется совершать крайне болезненные выпады. Неужели вам его не жалко?

— Жалость в данном случае — дурное чувство, — сказала официантка, подойдя к Аполлинарии. — Медзо сейчас придет, мы решили немного задержать его внутри, чтобы я смогла сказать вам обеим пару слов. Так вот, жалость действительно дурное чувство. Оно сейчас неуместно. Вы, сударыня, не правы. А Медзо абсолютно прав, потому что он нашел ту, ради дружбы с которой готов пожертвовать частью себя. Это его выбор, и не стоит осуждать его.

— У меня и в мыслях не было осуждать! — возразила Аполлинария. — Наоборот, я сочувствую ему, мне его жаль… — она осеклась.

— А ему жаль вашу подругу, — пожала плечами официантка. — Сударыня, не переживайте и не волнуйтесь. Эти двое, ваша подруга и Медзо, подходят друг другу как нельзя лучше, — она улыбнулась черепу, тот мигнул зеленым. — Медзо осознает свой выбор, а балерина, — официантка со значением посмотрела на череп, — очень постарается больше не допускать столь досадных ошибок, и усмирит свою гордыню и желание бахвалиться. Ведь так?

— Совершенно верно, — сказал, подходя к ним, Медзо. — Вы абсолютно правы, сударыня. Но даже если ею снова завладеет гордыня, я не буду возражать. Судьба, знаете ли, сложная штука, а ещё она большая шутница. Так что пусть будет то, что будет. А теперь позвольте мне откланяться. Ещё утром я пообещал торговцу редкостями, что скоро вернусь к нему, чтобы… впрочем, это неважно. Всё всегда имеет свою цену, и эта, уж поверьте, не самая высокая из всех возможных. До встречи, друзья, — он улыбнулся, и пошел по улице прочь.