Багряный декаданс

Я споткнулась, запутавшись в собственных ногах и в подоле платья. Меня неумолимо повело в сторону, но на этот раз темнота магического сна почему-то догнала не сразу. Возможно, потому что таков и был его замысел.

— Когда ты так себя ведешь, — заговорил Сатус, — мне нестерпимо хочется продемонстрировать силу. Заставить тебя испытать это… когда моя сила направлена на тебя.

Глава 38

Я лежала на кровати, бессильно вытянув вдоль тела руки и ноги. В голове неприятно гудела пустота, как будто изнутри я была совершенно полой. Не знаю, сколько времени я провела так, складывая и раскладывая мысленные образы на составляющие, которые были похожи на бесполезные огрызки, потому как совершенно не желали образовывать хоть что-то связное, цепляющееся друг за друга, как звенья одной цепи. Я вспоминала, представляла, фантазировала, приплюсовывала и отнимала, делила и умножала. И все же у меня никак не получалось найти выход. Не получалось ускользнуть в межпространство, где нет никого и ничего, не получалось даже создать прореху в ткани пространства, и я была уверена, что к этой моей временной магической коме был причастен принц. Сатус сказал, что я не смогу покинуть Аттеру без него, и оказался прав, моя воля не могла преодолеть его, хотя пыталась я без остановки с того момента, как он вернул меня обратно во дворец.

А потом что-то произошло, возможно, это мое желание удрать в какой-то момент стало настолько жгучим, что прожгло какой-то стопор, некие механизмы, сдерживавшие магию у двери.

Я увидела, как призрачный покров, вспыхнув, начал расслаиваться, словно опаленная на огне пленка. Это выглядело очень необычно, не так, как завеса исчезала обычно, когда её снимал Сатус, и напомнило тот единственный случай, когда Кан попытался помочь мне с моей силой.

Я села, откинула одеяло и с подозрением оглядела спальню, ощущая подвох и будто бы пытаясь разглядеть его в окружавшей меня пустоте, которая продолжала сохранять безмолвие, как ей и было положено.

Поборов нерешительность, я спрыгнула с постели и приблизилась, стараясь шлепать голыми ступнями как можно незаметнее. Почему-то казалось важным сохранять тишину. А прямо передо мной на уровне глаз трепетала поврежденными краями пелена.

Уцепившись за разрыв, я ощутила под пальцами что-то очень тонкое, хрупкое, почти невесомое, будто тончайшая ткань, натянутая на жесткий каркас. Задумавшись на мгновение, я подчинилась интуитивному порыву и дернула на себя. Полотно с тихим стрекотом начало расходиться, распарываясь поперек одновременно с двух сторон. И я просто нырнула в эту образовавшуюся дыру.

Мои босые ноги, чувствительные к каждому даже самому мелкому камушку ступили на край верхней ступеньки, едва не сорвавшись опасно вниз. Я опустила взор и увидела крутыми витками выстилающуюся вниз лестницу, черную, как сама ночь и вылепленную из этой ночной мглы. Почему-то я не удивилась, наверное, после всего пережитого мне было все равно, куда идти. Главное — уйти подальше. И я начала спуск, который окончился очень быстро и весьма неожиданно. Несмотря на то, что сама лестница на первый взгляд казалась бесконечной.

Не успела я преодолеть и десятка ступенек, как она сократилась, стянувшись как детская пружинка, и передо мной появился пол, отлитый из той же осязаемой тьмы. Черный обсидиан, на поверхности которого то тут, то там появлялись изумрудные вспышки был завораживающе прекрасным, и все же, он был результатом магии, одним сплошным колдовством, из которого сотворили и две полуночные покатые стены, и потолок, который одновременно казался и близким, и далеким, как само небо, лишенное звезд.

Я сделала первый шаг и вскрикнула, напоровшись на край чего-то режущего. Покачнувшись, попыталась отступить, но это оказалось невозможным. Лестница исчезла, а вместо неё позади меня выросла еще одна глухая, непроницаемая стена, которая, сколько я её не щупала, скользя пальцами по отполированным кирпичикам, не хотела пропускать обратно.

Чувствуя, как что-то острое продолжает втыкаться в ногу, распарывая кожу и погружаясь глубже в мягкие ткани, я аккуратно подняла ступню и увидела несколько резанных ран, из которых сочилась кровь. А на том месте в полу, куда я так неосторожно наступила, сверкал чистейшими отполированными срезами небольшой островок стекла. Прозрачные обломки густым лесом торчали вверх, часть из них была уже испачкана моей кровью. Решив проверить свою догадку я ступила чуть наискосок, используя ногу, которая и так была повреждена, касаясь кончиками пальцев пола там, где он казался пустым и безопасным. И сразу же еще более густое скопление битого стекла, заискрившегося над чернотой, вонзилось в кожу, легко и беспрепятственно нанося новые раны.

Охнув и зажав самой себе рот, я отпрянула, с ужасом глядя на смертоносный пол и понимая, что оказалась в ловушке, путь из которой был только вперед, в непроглядную ночь, без возможности избежать поджидающее меня орудие изощренных пыток.

Уперлась ладонью в стену, чтобы стоять было легче, и ощутила приятную прохладу под ладонью. Присмотрелась. На черных стенах проступили багровые капли, будто кто-то щедро оросил её кровью. Но если это и была настоящая кровь, то таковой она оставалась недолго, твердея и буквально на глазах превращаясь в драгоценные камни. Достав один из таких камушков, я залюбовалась его качеством и случайно выронила. Едва коснувшись пола, камушек растворился в воздухе, поглощенный ожившей тьмой пола.

И я сразу все поняла.

Чтобы покинуть это место я должна была пройти по усеянному стеклом полу, заплатив за проход кровью.

— Что ж, — пытаясь собраться с силами и наскрести немного решительности, пробормотала я. — Раз так, значит, так.

И, выдохнув, пошла вперед.

Стекло врезалось в ноги на каждом шаге и чем дальше я шла, тем глубже напарывалась на осколки. Кровь, я это чувствовала, лилась из порезов неостановимым потоком, щедро орошая поверхность живого обсидиана, который подставлял под мои беззащитные ступни все новые и новые порции раздробленных стекляшек.

Не знаю, сколько шагов я сделала, по ощущениям, прошла вечность, но стоило оглянуться назад, как стало понятно — мне удалось преодолеть лишь около пяти-шести метров. А сколько еще предстояло идти — непонятно, ведь впереди ничего было не рассмотреть, одна чернота, которая отступала с каждым моим приближением, но не хотела демонстрировать, что там, за ней.

Все изменилось в один момент, будто кто-то щелкнул пальцами. Возможно, так и было, потому что, как мне показалось, я действительно услышала щелчок.

И, кажется, я даже знала, кого следовало за это благодарить.

Или проклинать.

Он лежал, вольготно расположившись на разбросанных по полу подушках, вперемешку с плотными, узорно расшитыми покрывалами. Одна длинная нога была вытянута вперед, другая подогнута. Рубашка распахнута, демонстрируя грудь и живот. Манжеты свободных рукавов расстегнуты и поддернуты вверх. Черные волосы слегка спутаны, будто бы их недавно помыли и оставили высыхать. Весь его вид, расслабленная, бесстыдная поза, чуть запрокинутая голова говорили о том, что здесь и сейчас он чувствует себя прекрасно.

Отреагировав на мое появление, он чуть повернул голову и взглянул из-под лениво опущенных ресниц. В одной руке демон держал тонкий прозрачный фужер, наполненный багряным напитком, а другой… поглаживал бледное бедро обнаженной по пояс, а снизу прикрытой лишь парой кусочков сетчатой ткани девушки, сидящей рядом с ним и обмахивающей его веером.

Были здесь и другие. Все, как одна привлекающие взгляд вызывающей яркой надменной красотой, которая была родственной красоте демонов. От них исходила тьма, они были наполнены ею, вылеплены из неё, взращены ею и готовые в любой момент вернуться в её лоно. Демоницы. Все в них кричало об этом — посадка головы, осанка, взгляды, жесты, плавные движения, а еще… ярое, выедающее, превосходящее все остальные желание угодить своему повелителю.