Бал виновных
Шрифт:
– Это был ты! – стояла на своем донья Беатрис, пытаясь вырвать волосы из цепкой хватки доньи Адрианы. – Он сам это только что сказал!
– Он не мог так сказать, потому что это был не я!
– Беатрис, не надо делать поспешных выводов! – не выдержал дон Игнасио, поднявшись в сидячее положение. Только сейчас он заметил, что невольно скомкал в руке письмо сына, поэтому аккуратно расправил его и убрал в карман пиджака. – Не думаю, что он имел в виду, что убийцей был Лукас. Я просто не верю, что мой внук мог убить моего сына. Особенно такой мягкотелый, как он.
– Сеньоры… – раздался посторонний
Все отвлеклись и глянули в коридор, увидев детектива Монтойю, который был явно озадачен происходящим. Вот на полу лежит и плачет сеньор Лукас, к которому с яростью на лице тянется донья Беатрис, чьи волосы намотаны на кулак доньи Адрианы. Вот около двери, рядом с застывшей фигурой дона Хоакина сидит у стены сеньорита Альба. А вот заплаканный хозяин отеля полулежит на кровати рядом с безжизненным телом дона Хавьера.
– Я услышал крики. Что здесь происходит? – договорил детектив, выйдя из оцепенения.
– Детектив! – выпалила донья Беатрис. – Это он, это он убийца! – Она указала рукой на Лукаса. – Арестуйте его и казните! Это он убил моего сына и мужа!
– Это серьезно обвинение. С чего вы так решили?
– Мой муж сам только что это сказал! Перед смертью! Разве перед смертью можно солгать?!
– Он не говорил этого, – вмешался дон Игнасио. – Мы не можем судить его только по словам, которые даже не были досказаны.
Альба поднялась на ноги, кое-как, по стенке, но все-таки поднялась, и с удивительной даже для нее самой твердостью в голосе сказала:
– Мой брат острее всех переживал смерть Матео. Вы только взгляните на него! – Она указала на пьяного и рыдающего брата, который так и лежал на полу, подогнув под себя колени.
– А теперь погиб и дядя, – сквозь рыдания проговорил Лукас. – Неужели вы действительно думаете, что это был я?
– Примите мои соболезнования, – с горечью изрек Монтойя. – Мы найдем убийцу, даю слово.
– Но я говорю, что убийца – он! – отчаянно прокричала донья Беатрис, не понимая, почему только она видит очевидное. – Почему вы его не арестуете?!
– Я не могу арестовать его, сеньора. Я выслушаю каждого из вас. Но говорить я буду с каждым наедине.
***
После осмотра тела дона Хавьера выяснилось, что кто-то сделал ему инъекцию прямо в шею. Но вот кто её сделал? Это детектив Монтойя и пытался выяснить, разговаривая с членами семьи Гарсиа в директорском кабинете, который располагался в двух шагах от стойки регистрации. Дон Игнасио сам предложил это место для разговоров и уступил детективу своё кожаное кресло за огромным дубовым столом.
Первой говорила Альба. Она сообщила детективу об украденных ампулах морфия, и мужчина сразу сделал вывод, что дона Хавьера отравили как раз таки этим лекарством.
– Спасибо, сеньорита Альба за информацию.
– Это мой долг. – Руки у Альбы дрожали, а горло сдавливали слезы. Но голос ее был ледяной и неживой. – Спасибо, что вы мне так доверяете, детектив Монтойя. И если вы не поняли, это был сарказм.
– Простите, сеньорита, но о чем вы?
–
О том, что вы подозреваете Ивана! – выпалила она, соскочив со стула и едва не смахнув стопку документов с дедушкиного стола. – Как вы можете его подозревать? Он вырос вместе с Йоном, а Кристина его воспитала! Неужели вы думаете, что он бы так поступил со своими близкими людьми?– Не важно, что я думаю. Важно лишь то, что говорят улики. И вы-то должны это понимать.
– Вы тоже должны понимать, что не всегда улики указывают туда, куда надо. И какие вообще могут быть улики на Ивана?!
– Мы нашли рядом с трупом Кристины официантскую бабочку. Как выяснилось, единственным официантом, который потерял бабочку в тот вечер, был сеньор Эррера. Странно, не находите?
– Не нахожу, – бросила Альба.
– Но сеньор Эррера в свое оправдание сказал, что у его бабочки была сломана застежка, – продолжил Монтойя, сделав вид, что не заметил недовольное замечание девушки. – А на той бабочке, что мы нашли, она была целая. И еще он сказал, что сеньор Вергара тоже потерял в тот вечер бабочку.
– Да, это так. Когда мы были на балконе, на нем не было бабочки, – произнесла девушка, вспомнив, что Йон на балу был в краденной белой бабочке. Но вот куда тогда он дел свою официантскую? – И раз вы выяснили, что у бабочки Ивана была сломана застежка, а на той бабочке, что вы нашли рядом с телом, застежка была целая, то разве это не снимает с него обвинений?
– Не знаю, мне не понравилось, как сеньор Эррера себя вел, когда я его допрашивал.
– Вы его просто напугали. Он пугливый, так что не удивляйтесь.
– Хорошо, а что насчет пропажи морфия, как думаете? Сеньор Эррера мог запросто его взять
– Его мог запросто взять любой. Комнаты обслуги снаружи не запираются. К тому же Иван сегодня весь день работал. – Альба была уверена в своих словах. Мысль, что Иван был в той жуткой маске и стрелял из пистолета, была просто абсурдной. И она собиралась восстановить честь друга в глазах… Да в глазах всех! – Вот что! Я докажу вам, что Иван невиновен. И найду настоящего убийцу! – решилась она. Все же, у нее был в этом какой-то опыт. Пусть и не очень удачный…
– Вы не можете проводить расследование самостоятельно.
– А кто мне запретит? – сказала девушка, и прозвучало это весьма самодовольно. Она знала, что детектив Монтойя не станет ей препятствовать. Он не захотел бы терять дружбу с внучкой такого влиятельного человека как дон Игнасио. И он сам это понимал, а потому сейчас мог только тихо вздохнуть и произнести:
– Хорошо. Только будьте осторожны в вашей самодеятельности. Вы же понимаете, что мы имеем дело со страшным и опасным человеком.
– Непременно! – с этими словами Альба покинула комнату и вышла в вестибюль. В зоне отдыха на плетеных стульях и диванах разместились все Гарсиа. Но сидели они группками, словно разбившись на несколько лагерей. Донья Беатрис, мрачная и убитая горем, сидела одна под декоративным деревом, будто спрятавшись за его размашистыми листьями от остальных, и волком поглядывала на Лукаса.
Дон Хоакин и донья Адриана сидели на скамье вместе с Лукасом и утешали сына, как могли.
А дон Игнасио пристроился в другом конце зоны отдыха, как бы говоря, что он сохраняет в этой войне нейтралитет.