Балаустион
Шрифт:
Смешно – я так люблю все планировать, но едва не достиг цели совершенно неожиданным образом. В этот день – помнишь? – был суд, закончившийся избиением «белых плащей» и всеобщей свалкой. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Я, не отрываясь, следил за Пирром, задумав решить дело мгновенным ударом стилета в сердце. Один миг – и половина моего задания была бы выполнена, никто даже не успел бы ничего заметить. Я уже подобрался к спине Эврипонтида, ожидая только удобного момента, и тогда ты, именно ты, глупый Львенок, спас царевича, по ошибке долбанув мне по голове. Можешь гордиться этим фактом до скорого уже конца своей жизни.
– Жаль, что я не заколол тебя тогда. По ошибке, – прошипел Леонтиск, с ненавистью глянув на человека, кого еще час назад считал другом.
– О, разумеется, тебе
– Тебе никогда не убить Пирра, его хранят боги, – перебил Леонтиск.
– Немыслимо! – простонал убийца. – Половина Спарты повторяет эту глупость, и этот туда же! Открою тебе секрет, дружок, – на самом деле никаких богов нет. И когда я тебя убью, ни в какое царство Аида ты не отправишься, тебя просто не станет, и все. Так же, как в скором времени не станет Эврипонтидов. Не станет их, и все. Причем умрут они необычно и скандально, это обеспечит новый план, сложный, но изумительно совершенный. В его реализации немалое подспорье мне оказал никто иной как стратег-элименарх Леотихид – выдающийся молодой человек, между прочим. Надо же – и в такой глуши, как Спарта, можно встретить незаурядных людей!
– Ты настолько снюхался с Рыжим, что он разрешает тебе целоваться со своей подругой Палладой? – ехидно поинтересовался Леонтиск, вспомнив слова Красавчика Полиада, подслушанные в темнице дворца Агиадов. Хотя похоже, ни Полиад, ни сам Леотихид не знали, что схваченный ими Эвполид – это их дружок Горгил. Что он за человек, если способен так рисковать жизнью, лишь бы сохранить свои тайны?
Убийца поглядел на афинянина странным взглядом.
– Дурак ты, Львенок, – ответил он не сразу. – Арсиона – создание удивительное, даже уникальное. Она не дурочка-аристократка, вроде твоей Эльпиники, и не самочка-охотница, как сестрицы Коронида и Софилла, она не похожа на тысячи других женщин, которых я встречал. Она – дева-воин, соблазнительная и сильная одновременно, она – живое воплощение Афины-Промахос, и не зря люди дали Арсионе прозвище Паллады. Я очень давно искал такую, как она. Мне нужен такой человек в команду, нужна такая женщина в постель и такая подруга – советник и помощник во всех делах. И поэтому я решил добиться и добьюсь ее, и даже сотня Леотихидов меня не остановит. Я могу дать ей в тысячу раз больше, чем он, и она поймет это, и сделает выбор, и будет со мной.
Горгил вспомнил о деле, встал и подошел к трупу, принявшись кисточкой наносить на щеку мертвеца какую-то смесь, жуткий запах которой впился Леонтиску в ноздри. Затем убийца приложил кусочек кожи к мертвому лицу, крепко прижал сложенным в несколько слоев полотном и поднял голову, взглянув
на Леонтиска. Афинянин задрожал, увидев в этом взгляде приближение мучительной смерти. Убрав ткань, Горгил полюбовался результатом, затем негромко позвал:– Танат!
Из-за внутренней двери тут же появился бородатый здоровяк в темном хитоне и кожаном нагруднике. Леонтиск не без труда признал в нем громилу, устроившего подмену корзины с продуктами.
– Этот готов, – Горгил небрежно дернул подбородком в сторону мертвеца. – Забирайте его, переоденьте в то, что было на мне, и грузите на повозку. Через час приходите за вторым.
Бородатый и появившаяся «серая» парочка безмолвно уволокли труп, а Горгил снова подошел к круглому столику, сухо бросив:
– Ну, вот и пришла пора, друг Леонтиск. Тянуть больше нельзя – время поджимает, извини.
– Тебе поручил убить меня архонт Демолай, – выкрикнул Леонтиск, пытаясь заглушить стук сердца. – Сколько он заплатил за это?
– Любопытство? В твоем-то положении? – мастер удивленно покачал головой, раскладывая перед собой какие-то исключительно непривлекательные металлические инструменты.
– Если тебя интересуют деньги, оставь меня в живых, – афинянин старался не стучать зубами. – Мой отец даст в пять, в десять раз больше, чем тебе заплатили…
– Боги, какая банальность! – покачал головой Горгил. – Каждый, буквально каждый предлагает мне это. А как же мои честность и профессиональная этика, спрошу я тебя? Нет, уволь милосердно. Обманывать клиента – значит рубить сук, на котором сидишь.
– Пес!
– Ну вот, опять за оскорбления! Какой злобный характер! Такие, как ты, – настоящая угроза обществу. Нет, не зря от тебя хотят избавиться. В который раз убеждаюсь, что мне заказывают людей исключительно скверных. Я их и так бы убивал, даром, а мне за это еще и деньги платят!
– Ты чудовище, упырь, вонючий выродок! Что у тебя вместо крови – гной или моча? – зубы все-таки клацнули, подбородок прыгал – вместе с желудком.
Горгил завершил приготовления, взял в руки тяжелый секач и медленно приблизился к пыточному ложу, на котором извивался обнаженный пленник. Теперь мастер почти не был похож на человека, которого знал Леонтиск – без грима, шрама и тампонов во рту, с синими тенями под глазами убийца выглядел значительно старше, чем в те поры, когда «был» Эвполидом.
– Мне заплатили за то, чтобы ты умер тяжело. Обычная процедура – это отрубить кисти рук, сварить ноги в масле, вырвать язык и под конец вскрыть живот и воротом вытащить из него кишки. Хрен я тебе отрежу и вставлю в рот просто так, от себя, причем абсолютно бесплатно.
Убийца стремительно схватил пленника за упомянутый орган и оттянул, насколько было возможно. Секач блеснул, отражая ржавый свет факела.
Леонтиск взвыл:
– Нет, нет, подожди! Подожди!
– Что, так гордишься своим «орудием», что не в силах с ним расстаться? – язвительно полюбопытствовал Горгил, продолжая тянуть. – Учти – я слов обратно не беру!
– В таком случае, – Леонтиск задыхался от ужаса и бессилия, – пожалуйста… Если так… отрежь его последним.
– Последняя воля умирающего – закон, – согласился убийца. – Тогда переходим к пункту первому, по списку.
Без всякой паузы он обрушил секач на запястье правой руки афинянина.
В руку как будто впились челюсти некого громадного зверя. Леонтиск подавился воплем, дернулся, почувствовав, что рука свободна, но тут же был возвращен на каменное ложе сильным толчком в грудь.
Несмотря на сумасшедшую боль, краем сознания афинянин сумел отметить, что веревка, державшая левое запястье, от этого рывка заметно ослабла. Он бросил взгляд на Горгила. Нет, не заметил, потому что находится с другой стороны пыточного ложа. Нужно отвлечь его, освободить руку и…
– Полюбуйся пока, а я перетяну руку, чтобы ты не изошел кровью, пока я не закончу, – Горгил бросил ему на грудь отрубленную кисть с судорожно дергающимися пальцами. Леонтиск с ужасом уставился на нее, воздух с шипением прорывался сквозь его стиснутые зубы, по лицу тек обильный пот.
– Могу я попросить тебя… воды. Считай это последним желанием, – афинянин лихорадочно работал левой кистью, расслабляя державшие руку петли. Правая, над которой трудился убийца, словно лежала в раскаленных углях. Хоть бы не потерять сознание!