Бандит Ноубл Солт

Он глубоко вдохнул горный воздух, напоенный запахом полыни. Мешок с деньгами он оставил в амбаре – там его наверняка отыщет отец. А в лейке, которой пользовалась Ма, в ее перепачканных садовых перчатках, он упрятал еще пачку банкнот. Ма заберет деньги.

Потом он вернулся обратно, к своей стреноженной лошади, ни с кем не увидевшись, и поехал на север. Так лучше. Если бы он объявился, если бы повидался с ними, они бы загрустили. И это никому не пошло бы на пользу.

Материнская песня всю дорогу звучала у него в голове. «Ох, плачь, плачь же. Любовь красива».

– Зачем же плакать, Ма? – спросил он когда-то.

– Затем, что тоска и горе чересчур велики, и остается только лить слезы, – отвечала она.

– Как в Библии? Когда там говорится про плач и скрежет зубов?

– Может, и так. Но плачем мы чаще от боли, чем от злости. От того, что мы любим, а нас предают.

Он научился играть эту песню на губной гармошке и сыграл ее в день рождения Ма, в год, когда ушел из дома. Она плакала и просила сыграть еще, и еще, и еще, пока Па не пригрозил, что навсегда запретит им петь и играть «Ох, плачь же, плачь же».

– Я тоже терпеть не могу эту песню, – сказал тогда Ван. – Никогда ее не понимал. Все плачешь и плачешь. Весь чертов день напролет.

То, что Ван не понимал песню Ма, о многом говорило.

Бутч принялся насвистывать, хотя и не стоило сейчас этого делать. Но он припомнил все слова, до самого конца.

Когда ракушексеребристый звон раздастся,Назад вернетсяМилый мой.Когда в сугробах розы расцветут,Назад вернетсяМилый мой.

* * *

В середине дня он заметил, что к его убежищу приближается всадник. Вот только он был один и ехал не с той стороны. Узел в животе у Бутча затянулся, а предвкушение сменилось ужасом.

– Ох нет. Нет, нет, нет, – простонал он. Он знал всадника и понимал, что означает его появление.

– Эй ты там! Братишка… я еду к тебе!

Ван широко раскинул руки и закачался в седле, как они делали в детстве, держась за лошадь одними ногами.

Бутч в панике схватил полевой бинокль, оглядел горизонт, отыскивая признаки приближения Гарримана, Престона и тех, кого им вздумается прихватить с собой. От Солт-Лейк-Сити станцию отделял добрый день пути, но после дождей дорогу здорово развезло. Только поэтому он прождал так долго. Он и раньше не верил, что дело выгорит, но теперь горячо надеялся, что они передумали и не приедут.

Горизонт на востоке колыхнулся, и он вцепился в бинокль, гадая, что ему теперь делать.

Это они. Они скоро приедут. Он с головой отдался ярости и разочарованию, позволил им затопить его целиком, пока Ван приближался к нему на лошадке, годной, лишь чтобы тащить за собой плуг.

Ван соскочил на землю и сгреб его в крепкие объятия, на которые Бутч прежде охотно отвечал. А потом они валились на землю и принимались бороться. И обычно Бутч позволял Вану одержать верх – ему никогда не хотелось одолеть брата, доказать, что он крепче или сильнее. Для него их шуточные драки всегда были проявлением братской любви. Для Вана они всегда были чем-то иным.

Но они уже не мальчишки. И давно перестали ими быть.

– Что-то ты не слишком мне рад, Роберт Лерой. Прошло лет десять, не меньше, а ты мне не рад!

– Не рад, Ван. – Он говорил с ним по-доброму, но единственным, что брат видел от него хорошего, оставалась честность, и потому он не собирался сейчас ему врать.

– Я много дней за тобой следил. Ты приехал домой, но в дом не зашел. Я видел, как ты прокрался на ферму, а ты меня и не заметил! – Ван весело рассмеялся.

Он постарел, но совершенно не вырос.

– Ты был дома?

– Я был в амбаре, на чердаке. Жил там с тех пор, как вышел на волю. Я видел, как ты сунул в солому мешок с деньгами. Я потом взял себе немножко. Знал, что ты возражать не станешь. Па поймет, что деньги от тебя. И что они грязные. Может, он их и тратить не станет. Так что я решил, он не прочь будет поделиться. Но там еще немного осталось. Не переживай.

– Ты немного взял… или немного оставил? Как на самом деле?

– И так и этак. Немного взял и немного оставил.

– Ты взял столько, что тебе хватит где-то обосноваться? Снять жилье, подыскать работу?

– Я взял больше.

Бутч кивнул, стараясь не злиться. Ван наверняка забрал все деньги. Хорошо, что он спрятал деньги для Ма в другом месте. Про них даже спрашивать не стоит. Если Ван поймет, что это его расстроит, то скажет, что и их тоже прихватил.

– Ты должен уехать, Ван. У меня встреча, и тебе в ней нельзя участвовать. Прости. Поезжай обратно в город, я через пару часов тебя нагоню, и мы поедим и поболтаем.

– Нет, ты не приедешь. Ты хочешь отделаться от меня. Как всегда. Но я сказал себе, что теперь отыскал тебя, и ты от меня так просто не избавишься. Ни за что.

– Я больше не могу за тобой присматривать.

– Да ты никогда и не присматривал, Бутч.

Он не стал возражать. Ван всегда и любил его, и ненавидел безо всякой связи с тем, что он делал или не делал. Оправдываться не имело смысла.

– Что ты здесь делаешь? – Ван пнул стену полуразвалившегося сарая, и та застонала в ответ, как голодная корова; поднялось облако пыли, и на мгновение Бутч решил, что вся постройка вот-вот рухнет. Ван выругался и отскочил. – Я-то думал, тут вся банда встречается. Но ты один. Я хочу с тобой, Бутч, что бы ты ни задумал. И отказа не приму. Ты вечно заботишься обо всех… Но обо мне никогда не заботился.

– Нет никакой банды, Ван. Больше нет. Все за решеткой или в могиле. Или скоро окажутся.

– Ты напал на тот поезд в Уиннемакке. Я об этом слышал. Сразу понял, что это твоих рук дело. Ты расцепил вагоны. Взорвал стену в экспрессе. Я сразу себе сказал… это наверняка Роберт Лерой, и опять он прикарманил больше денег, чем успеет потратить. Кто тебе помогал? С тобой был Мэтт? И Макбрайд?

– Нет. Мэтт решил пожить честной жизнью. Макбрайд мертв.

– Значит, тебе без меня не обойтись, – обрадовался Ван.

– Ты свое отсидел. Ты свободен. Можешь делать все, что захочешь. Тебе не нужно бежать. Или прятаться. А за мной до самой смерти будут охотиться. Так что держись от меня подальше.

– Я тебе нужен. Я ехал за тобой от самого Сёрклвиля. Я тебя целых двести миль преследовал, Роберт Лерой!

– Ты всегда умудряешься меня отыскать, братишка. На это никто больше не способен.

– Так что ты здесь делаешь, Бутч? – снова спросил Ван, оглядывая низкорослые деревца и заброшенные постройки почтовой станции.