Банк, который булькнул

– Не знаю, что это за подчищенное письмо, - сказал Дортмундер, - но знаю, что такое грабеж. Нельзя... нельзя обчистить банк, а потом жить в нем, надо убираться прочь. Так... так все делают.

– Погоди, Дортмундер, - заспорил Герман.
– Мы его ещё не обчистили. Мне придется повозиться с этим чертовым сейфом. Оставшись здесь, мы сможем подключиться к электросети, и я пущу в ход нормальный инструмент. Тогда я и впрямь вскрою этот греба... ой! Вскрою этот сейф.

Дортмундер хмуро оглядел внутренности банка.

– Здесь я что-то нервничаю, - заявил он.
– Вот и все, что я могу вам сказать. Возможно, я просто старомодный, но тут у меня душа не на месте.

– Ты не из тех, кто сдается, - ответила Мэй.
– Это не в твоем духе.

Дортмундер почесал голову и снова огляделся.

– Да, знаю, - сказал он, - но это не обычное ограбление, когда входишь, берешь то, что тебе нужно, и уходишь восвояси. Нельзя же создать видимость домашнего хозяйства.

– На один-то день?
– возразил Герман.
– Пока я не заберусь в этот сейф?

Продолжавший чесаться Дортмундер вдруг бросил это занятие и сказал:

– А как насчет подвода коммуникаций? Электричество, сантехника. Что, если для этого им придется влезть внутрь?

– Сантехника нам не нужна, - ответила миссис Марч.

– Со временем понадобится.

– Они обязаны её подсоединить, - сказала Мэй.
– Таковы санитарные правила.

– Ну вот, - проговорил Дортмундер.

– Мы сами все сделаем, - заявил Герман.

Дортмундер с неподдельной злостью взглянул на него. Всякий раз, когда он сдавал какую-то идею в архив и успокаивался, положив её на полочку с ярлыком "Неосуществимо", кто-нибудь непременно влезал с другим предложением.

– Что значит - сами?
– спросил он.

– Возьмем, да и подсоединим все это, - ответил Герман.
– Ты, Марч и я можем сделать это, не откладывая. Сделаем, а когда утром припрется управляющий, миссис Марч выйдет к нему, или Мэй выйдет к нему, или ещё кто-нибудь выйдет к нему и расплатится. А если он захочет узнать, почему все уже подсоединено, скажем, что приехали поздно ночью, не хотели никого тревожить и обошлись сами.

– Понимаешь, - добавила Мэй, - если мы разберем конторку, взгромоздим вон ту штуковину на вон ту штуковину и передвинем их вон туда, можно будет открыть дверь, и снаружи никто не заметит ничего необычного. Коридор как коридор, он есть в любом трейлере.

– А все это можно убрать прочь с дороги, - добавила мать Марча, взять вон тот стул, вон тот стул и вон тот стул и поставить вот так кружком, и тогда кто-нибудь может стать за дверью снаружи, и что получится?

– Катастрофа, - ответил Дортмундер.

– Нет, уголок для завтраков, - твердо заявила миссис Марч.

– Они не смогут обыскать все трейлеры на Лонг-Айленде, - сказал Герман.
– Может, легавые и проверят стоянки трейлеров...

– Ты прекрасно знаешь, что проверят, - ответил Дортмундер.

– Но они не станут искать зеленый прицеп с мичиганскими номерами, занавесками на окнах и двумя милыми пожилыми дамами у дверей.

– А если они скажут, что хотят войти?

– Не сейчас, офицер, - ответила Мэй.
– Моя сестра только что вышла из душа.

– Кто это, Миртл?
– пропищала фальцетом миссис Марч.

– Так, полиция!
– гаркнула в ответ Мэй.
– Хотят узнать, не проезжал ли тут прошлой ночью какой-то банк.

– Вам могут припаять соучастие, дамочки, - сказал Дортмундер.
– И будете вкалывать в прачечной тюрьмы штата.

– Только в федеральной, - поправила его миссис Марч.
– Ограбление банка - это преступление государственного масштаба.

– Нас это не волнует, - вставила Мэй.
– Мы все просчитали наперед.

– Даже и не знаю, сколько людей, говоривших то же самое, я встретил там, за решеткой, - сказал Дортмундер.

– Я остаюсь, и все тут, - заявил Герман.
– Этот чертов сейф бросает мне вызов.

– Мы все остаемся, - сказала Мэй и взглянула на Дортмундера.
– Ведь правда?

Дортмундер вздохнул.

– Кто-то идет, - сообщил Герман.

Мать Марча быстренько потушила фонари, и теперь единственным источником света был красный огонек сигареты, которую курила Мэй. Они услышали гул приближающейся машины, увидели лучи фар, полоснувшие по окнам. Потом мотор заглох, открылась и захлопнулась дверца, а через несколько секунд открылась дверь банка, и Марч просунул внутрь голову.

– Готово?
– спросил он.

Дортмундер снова вздохнул, и миссис Марч включила фонарики.

– Залезай, Стэн, - сказал Дортмундер.
– Поговорим.

Глава 24

Виктор вещал:

"Стальные глаза Дортмундера оглядели дело его рук. Колеса были под самым полом банка. Голодные, отчаявшиеся люди в надвинутых на глаза шляпах - вся его шайка работала вместе с ним под покровом ночи, чтобы установить эти колеса и превратить безобидный с виду банк в... МАШИНУ АЛЧНОСТИ!

Я сам был одним из этих людей, как уже говорилось в предыдущем рассказе этого цикла, "Колеса страха"!

И вот настал решающий миг, который безраздельно владел нашим взбудораженным разумом все эти дни, все недели, ушедшие на подготовку.

– Вот он, час воздаяния, - мягко прорычал Дортмундер.
– Нынче вечером мы получим всю кубышку.

– Верно, босс, - пылко прошептал Келп, и его испещренное шрамами лицо сложилось в мерзкую кривую ухмылку.

Увидев её, я едва подавил дрожь. Кабы мои сотоварищи ведали, кто я на самом деле, эта ухмылка приобрела бы совсем другое значение! Если эта шайка отпетых злодеев сорвет с меня маску, долго я не проживу. Они знали меня как Лефти "Губу" Макгонигла, недавно вышедшего из Синг-Синг, крутого завсегдатая кутузки и недруга закона. Я уже дважды пользовался этим именем, - Макгонигл. В первый раз - чтобы схватить зловещего призрака из кинотеатра под открытым небом, а во второй - чтобы внедриться в кишащие уголовниками пределы самой Синг-Синг, ужасной Синг-Синг, и разгадать тайну убийства нашего стукача, Грустного Грега-Гроба; это приключение позднее было описано в рассказе, озаглавленном "Подонки за решеткой".

И вот я опять Лефти-Губа и выполняю свой долг перед богом, в которого верю, и перед моим народом в качестве ТАЙНОГО АГЕНТА "И-27"!

Никто из негодяев Дортмундера не видел моего истинного лица. Никто не знал моего подлинного имени. Никто не ведал..."

– Виктор!

Виктор подскочил, выронив микрофон. Он резко повернулся вместе с креслом и увидел стоящего в открытом книжном шкафу Стэна Марча, обрамленного ночной тьмой. Виктор уже успел с головой уйти в свое сказительство и перепугался до ужаса, когда перед ним предстал во плоти один из людей Дортмундера.