Барби. Часть 1

Иногда Барбаросса задумывалась о том, отчего именно безобидные вельзеры, пусть и потерявшие человеческий облик в своем безудержном опьянении знаниями, вызывают к себе столь пристрастное внимание со стороны городского магистрата. Супплинбургов никогда не призывают ради прочих эделей, сколь велика бы ни была опасность. Они не выжигают гнезда расплодившихся гарпий, даже когда те, осатанев от голода, принимаются тягать к себе детей и прохожих, раскраивая и свежуя их на лету. Их не вызывают чтобы разделаться с погруженными в бесконечную пьяную горячку вельфами, способными спалить трактир или целый квартал только потому, что это кажется им чертовски забавным фокусом. Они не используют свои страшные огнеметы, выплескивающие пламя Ада, против фуггеров, а те подчас кишат не только всеми ведомыми человеку болезнями, но и насекомыми, способными породить вспышку чумы или проказы. Если магистратская стража и борется с кем-то беспощадно, не стесняя себя в средствах, так это с невинными вельзерами, которые не угрожают никому кроме себя.

«Они просто боятся, — сказала однажды Котейшество, с которой Барбаросса поделилась своими соображениями, — Господин бургомистр Тоттерфиш и его сановные друзья из магистрата. Боятся, что вельзеры, став нечеловечески умны, сделаются опасны для них и для города. Подготовят заговор, свергнут действующий магистрат или что-то в этом роде. Им проще сжечь опасность, чем мириться с ее существованием — сам Сатана не знает, до чего способны додуматься вельзеры, если их не остановить…»

Звучало разумно. Поговаривали, некоторых представителей своего племени, потерявшим меру в усвоении знаний, вельзерам все же удается спасти. Используя тайные тропы и ходы, известные только им, они укрывают их в специальных убежищах, устроенных в городе и под ним, именуя их своими Старейшинами и ухаживая за ними так, как редкая мать ухаживает за своим ребенком. Каждое такое убежище, по слухам, размерами превышало целую залу и служило домом не для одного старейшины, а для нескольких, иной раз для целой дюжины. Их мозговое вещество из давно лопнувших черепов, разрастаясь, соединяется в единое целое, образуя исполинский пульсирующий знаниями пузырь, внутри которого происходят мыслительные реакции еще более потрясающие, чем в любой алхимической лаборатории. Такие Старейшины, объединившись в единый мыслящий организм, никогда не спят и не требуют пищи для своей телесной оболочки, тем более, что человеческие тела их ссыхаются, как хвосты у крысиного короля[7], превращаясь в крохотные сморщенные корешки. Им нужны только знания, чтобы поддерживать работу вечно кипящего исполинского мозга, потому вельзеры Броккенбурга тайком навещают их, принося с собой все, что им удалось отыскать, выполняя свою работу на поверхности — кусочки чужих историй, выведанные у клиентов, сальные анекдоты, услышанные в пивных, украденные из почтовых ящиков письма и старые газеты, а иногда даже и базарные слухи.

Поглощая все это в неимоверных количествах, Старейшины размышляют, что-то бесконечно переваривая в своих пульсирующих недрах, возможно давно сделавшись хитрее многих демонов и служителей Геенны Огненной, беда лишь в том, что ни одна живая душа толком не знает, что именно вызревает в их сизых, пронизанных венами, потрохах. Может, они размышляют о новом мироустройстве, в котором все будет организовано так справедливо и мудро, что оберы сделаются равны с эделями, а золото будет ходить наравне с медью. А может — об этом болтают не любящие вельзеров остряки — о новом рецепте бобовой похлебки с кориандром.

Жаль, что они одна живая душа не может знать, о чем размышляют эти мудрецы — сверхразум Старейшин, погрязший в невообразимых для простого смертного объемах перевариваемой ими информации, давно отбросил рудименты, бесполезные в их работе — как сморщенные тела, в которых они прежде находились, так и бесконечно примитивные человеческие наречия. То, что им удавалось извергать из себя, самому внимательному и мудрому слушателю показалось бы потоком тарабарщины, в лучшем случае бессмысленной, в худшем — грозящей свести с ума его самого, утянув в тот водоворот, где блуждают давно потерявшие цель смыслы. Так что даже ближайшие прислужники, подносящие им все новые и новые данные, не в силах уразуметь сказанное ими или найти смысл в плодах их бесконечного труда…

— Высохшая муха на старом пергаменте… Ржавая вилка в куске кровоточащего мяса… Любопытно! Весьма и весьма! — вельзер с интересом наблюдал за символами, что Барбаросса карябала на пергаменте, — Продолжайте, прошу вас.

— Это всё, — Барбаросса с облегчением отложила перо и подула на ладонь. Последние четверть часа были для нее настоящим мучением, но свою работу она выполнила как будто без огрех, — Это всё, что я вижу. Если хотите заработать свои двадцать пять грошей, будьте любезны растолковать, что это.

Перо в ее неуклюжих пальцах перенесло на бумаге выжженные на ее коже символы. Вышло, может, не очень изящно, но она надеялась, что сделала это нужным образом, не нарушив хитрого сплетения тончайших линий.

Вельзер осторожно провел сухим пальцем вокруг строк.

— Это не адские письмена, но это определенно письмена человеческого языка, хоть и не относящегося к европейским. Это сиамский, госпожа ведьма.

— Сиамский?

— Именно так. Во всех германских землях не так-то много людей, которые могут похвастать тем, будто его знают, но, к вашему счастью, я немного владею лаосским, а он находится с ним в близкой связи. Пожалуй, я мог бы… Да, определенно я угадываю смысл. Вот только…

— Что?

— Возможно, открывшийся мне смысл вам не понравится, — вельзер взглянул на нее, бледно-голубые кляксы за прорезями шлема, служащие ему глазами, немного посветлели, застрявшие в них зрачки несколько раз дернулись, — По крайней мере, мне так кажется.

— Так читайте же! — приказала Барбаросса, развязывая кошель, — Читайте, чтоб демоны сожрали ваши потроха!

Их с Котейшеством сбережения еще недавно выглядели вполне весомо — целая груда меди и фальшивого серебра — но сейчас кошель уже не отличался той тучностью, что прежде. Двадцать грошей мы отдали за гомункула в Руммельтауне, вспомнила Барбаросса, того самого, что стащили гарпии. Еще три гроша она оставила хозяину «Хромой Шлюхи» за так и не съеденный обед. Оставалось… Онемевшими от письма пальцами она выудила и шлепнула на стол двадцать пять увесистых кругляшков, одна сторона которых была украшена сложно устроенным гербом архивладыки Белиала, другая — броккенбургским гербом. Оставалось чертовски мало — один талер да один грош, не считая скудной медной горсточки крейцеров…

И похер! Лучше она будет расплачиваться серебром, чем собственной кровью. Если она с подачи Бригеллы оказалась вмешана за компанией с чертовым гомункулом в какую-то скверную историю, лучше узнать свои карты едва только их раздали, а не погодя, утратив драгоценное время.

Вельзер покорно кивнул, сгребая монеты.

— Плод, бьющийся в мертвой утробе… Варенная жаба на серебряной тарелке… Хорошо, госпожа ведьма. Сейчас. Итак… — он кашлянул, — Если эти символы верны, а мое знание лаосского меня не подводит, здесь написано дословно следующее: «Ничтожная тварь, верни украденное тобой хозяину, иначе через 7 часов я обрушу на тебя пытки, по сравнению с которыми Ад покажется тебе блаженством».

Ах ты блядь…

— На счет «ничтожной твари» могу ошибаться, — в сухом голосе вельзера, приглушенном шлемом, послышались извиняющиеся интонации, — некоторая путаница в глоссах, я полагаю… Но в остальном все как будто верно. Не знаю, что за сила одарила вас этой печатью, госпожа ведьма, а вы заплатили достаточно щедро, чтобы я не осмеливался вмешиваться в ваши дела, но послушайте моего совета, отнеситесь к этому посланию серьезно.

Я чертовски серьезна, подумала Барбаросса. Я охерительно серьезна, ты, сухой сморчок с жестяным чаном на голове.

— Почему лаосский? — хрипло спросила она.

— Это сиамский, — поправил ее вельзер, — Язык королевства Сиам. Но ваше недоумение понятно. Этот язык не имеет особенного хождения в Европе, уж тем более в Броккенбурге. Тлеющие водоросли на морском берегу… Королевство Сиам расположено в юго-восточной Азии, в той ее части, которую мы называем Индокитаем. Его столицей является Крунгтеп, а полностью — Крунг Тхеп Маха Накхон, впрочем, в наших краях его чаще именуют Бангкок. Нынешний король носит имя Пхумикон Адульядет, носящий дополнительный титул Махарат. Несмотря на свой изрядный размер, Королевство Сиам весьма бедно и не может похвастать ни богатой казной, ни большим количеством вассалов из числа азиатских владык. У него почти нет развитых мануфактур и алхимических мастерских, как и каменных домов — его жители в большинстве своем ютятся в тростниковых и глиняных хижинах, основные статьи его дохода — выращивание риса, а также рыб и креветок. Разоренное недавней войной, оно вынуждено влачить весьма жалкое и незавидное существование, болезни и голод ежегодно уносят многие тысячи жизней. Это королевство находится в подчинении архивладыки Гаапа и его присных, оттого всякая его связь с германскими землями весьма зыбка…

Дьявол! Вельзер, кажется, намеревался вывалить на нее весь запас своих никчемных знаний, не имея никакого милосердия к ее и так трещащей голове.

Сиам? Королевство Сиам? Какого хера?

В Броккенбурге водится до хера опасных тварей, но те из них, что наделены человеческим обликом, обычно изъясняются на человеческом языке, пусть иногда используют не привычную ей остерландскую речь, а грубые, царапающие язык, диалекты вроде алеманского или гессенского.

Верни украденное тобой? Семь часов?