Барон Семитьер: Мясорубка

–...поскольку декларируют половую распущенность и употребление дурманящих веществ. Не будем сбрасывать их со счетов, но пока отложим в конец списка.

– Алхимики. Три кружка. Наибольший интерес, как мне показалось, представляет “Новая заря”. Появилась эта секта совсем недавно - первые упоминания о них в прессе датируются прошлой зимой. Тогда их основатель давал большое интервью, где рассказывал о том, что они обнаружили древние фолианты, в которых указано, как получить средство для вечной молодости.

Раффлз оживился:

– Это не те, у которых символ “витрувианский человек” в пентаграмме с разложенными по концам звезды органами?

Девушка кивнула:

– Да. Они утверждают, что философский камень уже содержится в каждом из нас. Задача же истинных ученых, каковыми они именуют себя, научиться стимулировать трансмутацию, воздействуя на тело извне. И последняя, третья группа. Мне показалась более всего подходящей. Это язычники. Их сект у нас две. Почитатели древних кельтских и северных традиций. И в той и в другой человеческие жертвы богам являются нормальной практикой, поскольку они весьма кровожадны. Значит так...

Барон потер переносицу:

– Боюсь, сумасшедшие, пляшущие вокруг деревянных изображений пениса и поклоняющиеся рогатым лесным духам нас не интересуют. Они не более чем показушники. Встречался я как-то с одним из их жрецов. Верите ли, явился ко мне среди ночи с предложением приобрести для Люцифера у него душу. Язычник, верящий в существование Сатаны это уже нечто! Пришлось объяснить ему, что Сатана давно прикрыл этот бизнес. Кризис. Стоимость товара не превышает цену на мешок опилок. Видимо Князь тьмы понял, что в наш пресыщенный век проще мусор с улицы собирать, его стоимость окажется выше. Но я отвлекся. И дьяволопоклонники и почитатели мертвых богов древности - не более чем позеры. Если у кого-то из них и хватит религиозного пыла на то, чтобы порадовать своего хозяина кровью, он скорее ограничится кинжалом в грудь. А то и в спину - так безопаснее. Наш Мясорубка другой. Он истинный фанатик. Его работа утонченная и изысканная. Поэтому давайте-ка подробнее о “Новой заре”.

– Само собой, себя сектантами члены “зари” не считают, почтительно называясь орденом. Во главе стоят граф де Бриен, некий нотариус Прелати и отлученный от лона церкви бывший священник по фамилии Бланше. Всего насчитывается около десятка полноправных членов, принятых в организацию.

Она понизила голос:

– Кстати, некоторые слуги, работавшие в его поместье, говорили, что видели в подвалах стеклянные сосуды с чем-то красным… и живым. А кухарка, мадам Жюли, рассказывала репортерам, что лично была свидетелем того, как владелец дома превращал кровь в золото.

Раффлз ухмыльнулся:

– Синебородый граф. Его славный предок воевал вместе с Жанной из Арка. К самому же Лавалю де Бриену у нашего Управления уже не единожды возникали вопросы. В его особняке, в коммуне Обервилье, даже проводились обыски в связи с пропавшими без вести слугами. И каждый раз - ни единой улики, которая позволила бы обвинить графа.

Барон почесал переносицу:

– Н-да. Раффлз, как только приедете на службу, сообщите мне с посыльным его адрес. Я наведаюсь к нему без официального уведомления. И поищите, где проживает его кухарка. К ней наведаться тоже не помешает.

Ландолет рявкнул гудком и медленно остановился на широкой рю де Лютес, напротив площади Лепина. Обычно пустынное, сейчас это место преобразилось в живой, пульсирующий организм. Толпа, собравшаяся здесь в эту холодную мартовскую ночь, казалась морем из человеческих тел, колышущимся под порывами ветра, что гнал по мостовой клочья грязи и обрывки бумаг. Воздух был густым, как желе, от запахов - едкого дыма, пота, сырого сукна и сладковатой вони дешевого вина.

В центре площади возвышался деревянный помост, обложенный вязанками хвороста, чьи сухие ветки трещали под ветром, предвкушая пламя. Над толпой витал гул — смесь шепота, молитв и проклятий. Старуха в черном платке, сжимая четки, бормотала "Отче наш", ее губы дрожали, а глаза блестели от слез и нескрываемого восторга. Рядом молодой парень, подмастерье с угловатым лицом, выкрикивал что-то гневное, размахивая кулаками, пока его товарищи поддакивали, подогреваемые дешевым пойлом и общей лихорадкой.

Толпа дышала, двигалась, шевелилась, словно единое существо, подчиненное предвкушению казни. Из ворот резиденции показался осужденный, конвоируемый гвардейцами в алых мундирах с золотыми галунами. Сейчас в его фигуре в лохмотьях, с руками, связанными за спиной и окровавленным лицом, было невозможно опознать самовлюбленного, пафосного доктора медицины. Гул перерос в рев. Кто-то плевал в его сторону, кто-то крестился, а дети, забравшиеся на плечи отцов, тянули шеи, чтобы лучше разглядеть "еретика". Его лицо, изможденное и бледное, с багровыми следами побоев, оставалось неподвижным, словно он уже покинул этот мир, бросив тело на прокорм огню костра. Взгляд Франка был пустым и отстраненным.

“Опиум”, — со знанием дела шепнул инженер-сыщику Барон.

Гвардейцы в алых мундирах, чьи штыки сверкали в тусклом свете, расталкивали толпу, прокладывая путь к костру. Прелат Бергнар, грозный и властный, вышел следом, его сутана колыхалась, как черное знамя. Он поднял руку, и гул стих, сменившись зловещей тишиной, в которой слышался лишь скрип дерева, к которому веревками было притянуто тело. Факелы приблизились к хворосту, и первые языки пламени лизнули сухое дерево, вызвав восторженный вздох толпы. Пламя росло, пожирая плоть, как зверь, мучимый неутолимым голодом. Оно не знало ни добра, ни зла. Просто уничтожало предложенное ему топливо, оставляя лишь серый пепел, снежинками кружащийся над толпой.

Этот сброд — любопытные, праведники, садисты и обычные зеваки — стоял, замерев, в ожидании зрелища, где смерть становилась единственным актером на театральной сцене. Площадь ожила, пропитанная дымом, жаром и человеческим безумием, а Красный дом, молчаливый и равнодушный, взирал на все это своими пустыми окнами, словно древний судья, давно утративший интерес к приговору.

Раффлз пробился сквозь недовольно ворчащую толпу к инквизитору. Его лицо раскраснелось от жара и гнева:

– Гийом Бергнар! Вы солгали мне! Доклад об этом непременно ляжет на стол комиссару жандармерии!

Прелат злобно расхохотался:

– Вы решили пугать слугу Божьего недовольством простого смертного?
– Он ткнул своим толстым пальцем в небо. — Пока я жив и милостью его преосвященства кардинала являюсь уполномоченным защищать Республику от проделок слуг Сатаны, вам нечего мне предъявить. Щенок!

Последнее оскорбление священник буквально выплюнул в лицо командана Управления безопасности.

– Пока вы живы - да.
– Раздался из-за спины Раффлза спокойный, вкрадчивый голос Барона.

Ги Бергнар побагровел:

– Ты, ничтожный червь, укрывающий ведьму, смеешь мне угрожать? Думаешь, я забыл о тебе, проклятый некромант? Скоро ты предстанешь перед коллегией престола за свои деяния. И за эти угрозы тоже ответишь сполна!

В ярости инквизитор буквально брызгал слюной, в то же время Семитьер оставался совершенно невозмутимым:

– Полноте, святой отец. Какие угрозы? Я на вашей стороне и лишь хотел своими словами указать жандарму на его место. До тех пока вы живы, вы неуязвимы для любых нападок. Да как он вообще посмел обвинить такого великого человека во лжи? Его скудного умишка даже не хватает на то, чтобы понять простые вещи: подсудимый потерял сознание, а вы из-за усталости подумали, что он умер. Досадное стечение обстоятельств. Я переживаю за вас, прелат! Судя по нездоровому цвету лица, ваше сердце не в лучшем состоянии. Вы бы обследовались что ли. Например, в госпитале Отель-Дье. Рекомендую настоятельно. Оттуда чудесный вид на собор Богоматери. Желаю здравствовать, прелат!