Бару Корморан, предательница
Шрифт:
— Мальчик мой! — рыкнул он. — Что ты затеял?
Клин всадников — четырнадцать человек — приблизился к ним вплотную. Бледнокожие стахечи настороженно поглядывали на Бару, Зате Олаке и своего князя.
Лизаксу пришпорил коня.
— Князь Лахта! Ваша светлость! Я помню, что вы сделали для нашего общего блага! Отойдите. Позвольте мне спасти нас всех!
— Чем они купили тебя? — отчеканил Зате Олаке. — Мне известно, что ты любишь и ценишь. Тебе дали лекарства для жены? Посулили свободу брака для дочерей? Тебе пообещали путешествие в Фалькрест, где тебя
Некоторое время князь Лизаксу глядел на него в остолбенении — и вдруг расхохотался.
— Ты меня с кем–то путаешь!
Но в ту же секунду он — следом за Бару — различил звук, раздавшийся за спиной.
Эти был равномерный грохот множества подков.
Взвились вверх стяги княжества Игуаке. На холм взлетели кавалерийские резервы Коровьей Царицы и княгиня собственной персоной.
Лизаксу выхватил меч, сжал губы, сузил глаза и опять пришпорил коня, без колебаний, без милосердия направляя его на Бару.
В ответ она обнажила оружие. Абордажная сабля Аминаты с тихим шорохом выскользнула из ножен. Мышцы заходили ходуном, ноги напружинились, принимая стойку, тело зажило своей жизнью — жизнью флотской системы.
Сам клинок не спасет своего хозяина…
Дружинники Лизаксу замерли, а потом повернулись к несущимся всадникам, к княгине Игуаке. Коровья Царица на скаку во всю глотку честила их «трусами», «содомитскими подстилками» и «вонючими каплями с кривого фалькрестского нужника».
Князь Лизаксу устремился к Бару. Кунья накидка бешено развевалась по ветру за его спиной.
— Стреляй, — сказала она.
Резко щелкнул тетивой арбалет Зате Олаке. Короткая толстая стрела вонзилась в горло жертвы. Князь Лизаксу, ученый владыка Высокого Камня, муж и отец, обвис в седле и рухнул наземь, не сказав напоследок ни слова и даже не изменившись в лице. Ему не осталось и мига, чтобы осознать свою смерть и обдумать ее онтологию.
Взглянув на мертвого, Зате Олаке покачал головой.
— Поверить не могу! Я-то полагал его человеком с принципами!
— А я могу, — ответила Бару.
Всадники из резерва Игуаке налетели на дружинников Лизаксу и втоптали их в землю. Игуаке надменно обогнула место их гибели и рысью подъехала к Бару.
— Увидела, что твое знамя рухнуло, — вымолвила она. — И подумала, что неплохо бы подняться на холм и помочиться на твой труп.
«Зачем что–то говорить, — вдруг подумала Бару. — Как хочется оплакать их всех — и этого человека, его вдову и сирот, и мысли, которыми он не успел поделиться».
— Ты своими руками лишила себя столь прекрасной возможности, — произнесла она вслух.
— Да, — согласилась Игуаке, прикрыв глаза от солнца и усмехнувшись. — Я заметила, что к тебе направляются люди Лизаксу без знамен. Никогда не доверяла этому грамотею! Так или иначе, но я подозреваю, что твоя Вультъяг вот–вот погубит нас. В общем, возможность помочиться на твой труп еще не потеряна.
Повернувшись к северу, Бару потянулась за подзорной трубой, но не решилась посмотреть на поле битвы в той стороне.
— Помогите поднять знамя, — сказала
она.Хоть до чего–то можно дотянуться. Хоть что–то еще в ее руках.
Фаланги медленно сближались.
Едва начнется прямое столкновение, едва сомкнутся с грохотом стены щитов, не будет ни пути назад, ни места для маневра. Два строя сольются воедино — центр с центром, фланг с флангом. Тогда придется давить, колоть, биться насмерть, пока кто–то не дрогнет и не побежит… или не будет стоптан кавалерией, зашедшей с фланга или с тыла.
А в кавалерийском сражении еще никто не одержал верх.
Лучники Отсфира продолжали вялый обстрел, жаля северный фланг противника. Они убивали несчастных, насильно забритых в солдаты в захваченных землях Радашича. Хвачхи Маскарада выпустили в ответ последние залпы, и их стойки опустели.
Позади пактимонтского строя иод огромным штандартом ехал губернатор Каттлсон. А на северной равнине, среди желтых цветов, челюсти его ловушки сомкнулись вокруг Тайн Ху.
Четыре тысячи всадников под командованием Хейнгиля зашли в тыл Тайн Ху с востока. Теперь на опушке леса показалась и вторая, скрытая до поры челюсть. Две тысячи кавалеристов из княжеств Отр и Сахауле, пылая жаждой мести за убитых князей, за хараеродское злодейство, вырвались из–за деревьев и устремились на Тайн Ху с запада.
— Плати по кровавым счетам! — орали они, насмехаясь над врагом–счетоводом. Кавалерией «Армии волка» командовал явно не тот человек. Пять тысяч всадников Тайн Ху нерешительно топтались на месте. Основу ее латной кавалерии составляли люди Игуаке — жители Внутренних Земель, которые не питали ни малейшей любви к лесной княгине с ухватками разбойницы. Вдобавок их лошади были измотаны и изнывали от жажды (стремительный дневной марш–бросок дал о себе знать) — и животным не терпелось избавиться от тяжкого груза.
Дезорганизованные, окруженные шестью тысячами тяжелой кавалерии без возможности отступить по флангу, они не имели никаких шансов в конном строю.
Тайн Ху подала сигнал, и всадники спешились.
— Отдай коней!
Глотки за глотками подхватывали приказ Тайн Ху, передавая его к дальнему крылу:
— Отдай коней! Стройся!
Постепенно здесь забурлил хаос другого рода. Воины готовились. Занимали позиции. И теперь латная кавалерия, вооруженная копьями и мечами, спешилась. Бросила лошадей. Отдала их новым наездникам: «шакалам», прятавшимся среди цветов в кустах. Велитам и лучникам, готовым вступить в бой.
Охотники были отправлены вперед — провести разведку и ждать удобного момента. Задачу эту Тайн Ху доверила самым надежным из своих людей, вультъягским воинам — Сентиамутам, Алеменуксам и прочим.
— Укрыться. Выжидать. И помнить: чем легче всадник, тем быстрее конь!
Кавалеристы же, расставшиеся с лошадьми, выстроились в фалангу и подняли копья навстречу четырем тысячам конников Хейнгиля. Это было давным–давно привычно и знакомо. Строиться в пешую фалангу — один из первых маневров, которым обучали любого из них.