Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Бару стояла в кругу совета выше всех и балансировала на плоском камне древнего Хенджа. Она взмокла от пота и измучилась, ее сапоги износились, а перчатки успели прохудиться, однако все взоры были устремлены на нее. Кроме одного. Вультъяг, плотно запахнув плащ, смотрела куда–то вдаль. Может, пыталась заглянуть за линию горизонта?
— Честная Рука будет провозглашена королевой, — произнес Зате Олаке. За время битвы борода его потерпела изрядный урон, и теперь он выглядел диковато. — Могут ли быть какие–либо сомнения на данный счет?
— Мои помещики живут на ее деньги, — изрекла
— Верно, — прохрипел Пиньягата. — Мой народ славит ее имя. Возможно, она принесет нам мир.
И он улыбнулся. Казалось, на миг ему стало легче дышать.
Зате Олаке развел руками и повернулся к Бару:
— Кому же быть королем? Для объединения Ордвинна нужна династия. Я думаю, надо поискать короля вне наших границ. Будет ли им правитель стахечи? Или какой–нибудь ориати — даже не знаю, каковы их царственные особы?
Игуакке вздернула подбородок, несомненно, имея в виду своего сына. Пиньягата зашелся в долгом приступе сухого кашля. В пустом, отстраненном взгляде Отсфира не проявилось ни малейшей искорки интереса.
Бару продолжала возвышаться над ними, стоя на камне Хенджа — предвестнике трона.
«Кому же быть королем?»
Она могла бы продержаться еще немного. Доиграть роль до конца и спастись. Но сегодня — день поражений и побед, великих усилий, ведущих к будущему поражению или победе.
Она так устала и поэтому не сдержалась.
Бару позволила правде вырваться наружу.
— Моя рука привыкла к одному–единственному клинку, — заговорила она. — А если в руках лук, я выберу из колчана проверенную в деле стрелу. Я возложила самое тяжкое бремя на плечи одного человека. И он вознес нас сюда. На вершину. В моих глазах ты стоишь целого легиона, Тайн Ху.
Бару преклонила колено и протянула свою руку Тайн Ху.
Взгляд Тайн Ху вспыхнул в наступивших сумерках. Подойдя, она ухватилась за запястье Бару. Подтянулась, влезла на камень, встала рядом. Ветер подхватил ее плащ и хлопнул тканью, будто сказав свое — негромкое, но веское — слово. Тайн Ху одернула плащ резким движением, как будто натягивала поводья коня.
Они стояли вместе. Бару затаила дыхание, с кружащейся головой, чувствуя тепло плеча героини Зироха, услышала ее тихий шепот:
— Я смела надеяться.
Круг совета безмолвствовал.
— Что это значит? — нарушил общее молчание Отсфир.
— Еще не догадался? — ответил Зате Олаке. — Ладно, я тебя просвещу: теперь мы знаем, что толкнуло ее на бунт.
Пиньягата сощурился.
— Не вижу династии. Если только не ошибаюсь… — Голос его зазвучал грубее, в нем появилась насмешливая заботливость. — Но ты ведь никогда не говорила, что ты мужчина…
— Пойдемте, — хрипло проронил Отсфир. — Она сделала выбор. Теперь им держать их совет…
Недосказанным осталось: «…А нам — наш».
— Но она — наша королева, — возразил Зате Олаке. — Есть и другие способы зачать наследника. Ничего страшного не случилось.
— Помолчи, Лахта, —
произнесла Игуаке. В ее голосе чувствовалась какая–то напряженность, но вовсе не злость. Возможно, радость, если судить по улыбке. — Подождем с вопросами до завтра. А они пусть побудут вместе.Князья двинулись прочь. Лишь сбитый с толку Дзиранси топтался на месте, пока Пиньягата не потащил его за собой по склону холма. Следуя за Князем Фаланг, он оглянулся на Бару в великом смущении. Игуаке, шедшая впереди, рассмеялась с нескрываемым удовольствием.
Они были вдвоем на вершине холма. Ветер с моря тихо плакал среди камней древнего хенджа в последних лучах заката.
— Имуира, — сказала Тайн Ху на уруноки.
Голос ее дрожал — от всего, что так долго оставалось невысказанным. Он был подобен легкому дуновению под крепчающим ветром.
— Куйе лам, — добавила она.
Бару сразу поняла смысл этих слов. Уруноки, язык ее родины и детства, не мог измениться.
Неуверенно, наперекор десяти годам страха, подавления чувств, железного самоконтроля, она коснулась плеч Ху, ее высоких скул… Кожа — как будто мигом исчезла, оголив плоть и нервы. Внезапный порыв холодного ветра заставил задрожать.
Огромные, всепонимающие глаза Тайн Ху приблизились. Совсем недавно она. жевала анис и смирнию [33] — Бару чувствовала резкий, свежий запах.
«Гори они все огнем, — подумала она. — Захочу — и вовсе уничтожу себя. Но сегодня, один–единственный раз, буду собой».
— Прости, — сказала она. — Раньше я никогда этого не делала.
— Какой аскетизм, — сердечно хмыкнула Тайн Ху. В ее теплоте звучала совсем другая жизнь, какой у Бару не было и никогда больше не будет. — Не бойся. Моего опыта хватит на двоих.
33
Травянистое растение семейства зонтичные.
— Сколько побед… — начала Бару, собираясь поддразнить ее.
Но Тайн Ху не дала ей договорить.
Глава 30
Бару стояла на вершине вулкана Тараноке возле матери Пиньон. Внизу простерся остров ее детства — заплаты плантаций сахарного тростника и кофе, угольно–черные берега… Темно–фиолетовое море, ластящееся к коралловому рифу. Бесконечные звезды.
На Тараноке были свои собственная политика и торговля, свои хвори и тревоги. Но ребенку Тараноке казался совершенным, цельным, принадлежащим только самому себе.
Империя явилась вместе со штормом.
В гавани замелькали алые паруса. Леса рухнули и вновь поднялись, заключенные в просмоленную обшивку, воплощенные в грот–мачты и реи. Мор скосил и гаванских и равнинных, и трупы их сбросили в кратер, не разбирая, кто где. Дети спали за туфовыми степами школы. Там их учили любить и жениться согласно чужеземным убеждениям, а также работать на судоверфях — «социализированный федерат (класс 1), знаков отличия нет».
Маски казнили мужей докрасна раскаленным железом. Их крики служили напоминанием: старые обычаи негигиеничны.