Башня времен. Заброска в советское детство
Шрифт:
— Геннадий! — окликнул Жека, — Геннадий Баранов. Можно вас на минуту? Меня попросили вам кое-что передать.
Гена непонимающе переглянулся с остальными, пожал плечами и шагнул к Жеке. Его товарищи постояли, потом махнули в окошко проходной какими-то бумажками — видимо, местными пропусками — и посеменили внутрь зелёных санаторских территорий.
— Давайте отойдём, — предложил Жека и направился вдоль бетонного забора к скверу, который заприметил заранее.
Геннадий послушно потопал следом.
Сразу за углом, в густой тени под неизвестными деревьями с большущими
— Выслушайте меня, — серьёзно начал Жека. — Выслушайте и постарайтесь мне поверить.
Геннадий посмотрел заинтересованно и покивал.
— Меня отправили к вам из будущего, — сказал Жека.
Геннадий на секунду прищурился, соображая, наверное, не ослышался ли он.
— Да, из будущего, — повторил Жека.
— Ага, — задумчиво проговорил Геннадий. — И как, из очёнь далёкого?
«Из пипец какого далёкого, дорогой советский инженер Баранов», — подумал Жека. Но вслух произнёс:
— Из достаточно отдалённого.
Санаторный человек Геннадий улыбнулся.
— Вы там, наверное, к звёздам вовсю летаете… — поддержал он эту, как ему, видимо, думалось, шутку или розыгрыш.
— Да ни хера, — оборвал его Жека, которому надоело это затянувшееся вступление. — И к вам я по вопросу вполне себе приземлённому.
Жека сделал паузу и уставился Гене в переносицу.
— Насчёт вашего морального облика.
Геннадию резко расхотелось улыбаться. Он вздрогнул, как от удара, моргнул, потом привстал и обеспокоенно заозирался.
— Да один я, не переживайте, — усмехнулся Жека.
— Точно один?
— Один, один.
— И…
— И я не тот, кем выгляжу: мне сорок с гаком лет, так что…
— Агааа, — перебил на этот раз Геннадий, прищурено всматриваясь Жеке в лицо, он даже протянул руку и снял с него панаму. — Я вижу, солнечный удар не прошёл даром… Последствия начинают сказываться.
Жека отобрал панаму, кивнул:
— Смешно. И тем не менее…
— Тебе, малый, лучше бы сейчас в медпункт… — полез Геннадий опять перебивать.
— Да выслушай ты, Гена, ё… пперный театр!!! — заорал Жека, не в силах сдержаться.
Недавние мысли о компьютерных квестах выдуло из его головы, сейчас перед ним просто сидел человек, которого нужно было переспорить, убедить. Какой же тонкий у меня голосок, скривился про себя Жека. Геннадий, однако же, заткнулся.
— Не надо тебе мутить с пломбирной этой бабой, — продолжал Жека уже спокойнее, — не надо. Плохо закончится.
Детский голос имел и некоторый плюс: сказанные им такие взрослые слова должны были, представлялось Жеке, подействовать на собеседника ошеломляюще.
— П-почему это? — насуплено поинтересовался Геннадий.
Он сдёрнул свою кубинскую фуражку и кулаком выворачивал её наизнанку и обратно, туда-сюда.
— Потому, — сказал Жека. — Если ты её трахнешь…
— Если я её — что? — не понял Геннадий.
— Трахнешь! — рассердился Жека. — Засадишь ей. Вставишь пистон. Отдерёшь её. Оприходуешь. Чпокнешь. Кинешь пару палок.
С каждым новым
определением лицо Геннадия становилось всё более растерянным. А Жека не останавливался:— Перепихнётесь с ней. Спаритесь, блин, совершите половой акт. Совокупитесь. Дрюкнешь её! Понял теперь?
Приглушённый этим потоком, собеседник молчал, и Жека чуть подуспокоился.
— Да, мне сорок с лишним, можешь поверить. И я хрен его знает, как оно там у тебя повернётся, мне эти подробности неизвестны. Но если ты с этой красавицей переспишь, то с семьёй у тебя всё рухнет, такие вот дела. Оно тебе надо? Стоит того?
Геннадий молчал, растерянно и понуро.
— У тебя ведь есть дети?
— Не ваше дело, — неуверенно буркнул Геннадий.
— Сын, дочка? — наседал на него Жека. — Может, двое? Хочешь видеться с ними два раза в год, по праздникам?
Гена ничего не ответил, только как-то странно булькнул горлом, потом опустил лицо и прикрыл его ладонями. Но Жека успел заглянуть ему в глаза и увидеть: поверил, поверил-таки!.. Отлично тогда.
Пот катил с Жеки ручьями. Гене, судя по всему, было не легче. С минуту он просидел пришибленным, кубинский его головной убор валялся на земле — обронил и не заметил.
Жека поднял фуражку за пластиковый козырёк, отряхнул. Положил на лавку, тронул Гену за плечо.
— Ну, не переживай. Раз ты меня услышал и понял, то ничего плохого у тебя не случится.
Гена что-то хрюкнул сквозь сжатые ладони.
На Жеку накатила волна сочувствия. Он поднялся и заходил по квадратным плитам дорожки.
— Тут лет через пять всё станет сильно меняться…
Избегая пугать собеседника общим, Жека поделился частностями. Рассказал про кооперативы, потом про приватизацию, ваучеры. Посоветовал по возможности держаться ближе к нефтянке, к добывающим отраслям — авось что-то в голове и отложится.
Помог подняться и за руку отвёл к проходной санатория.
А сам пошёл прочь.
Довольно просто всё получилось, думал Жека, ступая по тротуарам центральных улиц, по тенистой их стороне. Просто, да не легко. Это как сгрузить из машины какую-нибудь крупную тяжелую байду: сложного ничего, бери да тащи, но никто не скажет, что это лёгкое дело.
Ну да ладно, главное — всё получилось. В успешном результате Жека не сомневался, в Гениных глазах всё было написано крупными печатными буквами. Эх, надо было не торопиться, погулять по городу, окунуться, что называется, в прошлое. А теперь выдернут обратно, в комнату с креслами, Кашпировским и снегопадом за окном.
И пока не выдернули, Жека спешил насмотреться. Он порадовался, что ушёл подальше от моря — пляжная толчея, отдыхающие с их румяными от солнца лицами и надувными кругами успели ему надоесть. А здесь, у похожих на парк центральных городских аллей, было тихо и малолюдно. Правда, лавок не густо, но то не страшно, Жека мог посидеть и на бордюре.
Жека уже отошёл от разговора с Геной Барановым и теперь мог сосредоточиться на том, что было у него перед глазами. А перед глазами было прошлое — яркое, осязаемое и настоящее, такой вот получился непрошеный каламбур.