Базар житейской суеты. Часть 3

Мамаша была въ глазахъ юнаго Родона существомъ неземнымъ, выше всего свта. здить съ нею въ одномъ экипаж казалось для него какимъ-то мистическимъ и страшнымъ обрядомъ. Онъ сидлъ въ коляск на заднемъ мст, и не смлъ ни заикнуться, ни даже пошевельнуть губами. Джентльмены на кургузыхъ скакунахъ безпрестанно подъзжали къ ихъ коляск; улыбались и говорили съ мистриссъ Кроли. О, какимъ искрометнымъ блескомъ лучезарились ея глаза на всхъ этихъ господъ! Ея рука обыкновенно трепетала и граціозно колыхалась, когда они прозжали.

Отправляясь на эти гуіянья съ своей мама, малютка долженъ былъ надвать свой новенькій маленькій кафтанчикъ. Его старая смурая куртка годилась только для дтской. Случалось, въ отсутствіе мистриссъ Кроли, когда горничная Долли убирала его кроватку, юный Родонъ спускался украдкой въ бельэтажъ, въ комнату своей матери. То было волшебное жилище для него, мистическая храмина пышности, блеска, наслажденій. Вотъ онъ, вотъ этотъ гардеробъ, изящный хранитель чудныхъ платьевъ, розовыхъ и голубыхъ, бланжевыхъ, малиновыхъ и блыхъ. Вотъ шкатулка съ брильянтами, какой-то загадочный футляръ, и таинственная бронзовая ручка на уборномъ столик, блистающая сотнями колецъ и перстней. А вотъ гигантское трюмо, чудо искусства, въ которомъ онъ видитъ свою собственную удивляющуюся головку, и отраженіе няньки Долли, странно изуродованной, какъ будто она взбиваетъ и разглаживаетъ его подушки на потолк… «Охъ, какъ хорошо!» восклицаетъ отуманенный Родя.

О, бдный, жалкій мальчикъ!

Но мистеръ Родонъ Кроли, pauvre coquin qu'il 'etait, еще не усплъ на столько измельчать и унизиться на рынк житейскихъ треволненій, чтобы въ душ его истребились вс человческія чувства. Онъ могъ еще любить и женщину, и дитя. Онъ втаин позволялъ себ питать къ младшему Родону великую нжную привязанность, не ускользнувшую отъ вниманія Ребекки, хоть она, руководимая чувствомъ деликатности, никогда не говорила объ этомъ своему мужу. Чувство этого рода только увеличило ея презрніе къ нему. Самъ Родонъ стыдился нкоторымъ образомъ своей родительской привязанности, и тщательно скрывалъ ее отъ жены, но тмъ сильне онъ предавался порывамъ своего сердца, когда оставался съ мальчикомъ наедин.

Нердко по-утрамъ, въ ясные дни, отецъ и сынъ заходили въ конюшню, и оттуда отправлялись вмст на гулянье въ Гайд-Паркъ. Обязательный лордъ Саутдаунъ, добрйшій изъ снертныхъ, готовый, дружбы ради, подарить вамъ послднюю шляпу съ своей головы (цль и призваніе жизни лорда Саутдауна состояли главнйшымъ образомъ въ томъ, чтобы покупать драгоцнныя вещицы въ ювелирскихъ магазинахъ, и презентовать ихъ, при первой возможности, другинямъ своего сердца), купилъ юнош Родону прекрасную зетландскую лошадку, величиною ни чуть не больше, какъ съ большую крысу, по выраженію лорда Саутдауна. Родонъ-старшій сажалъ на крошечнаго коня малютку-сына, и съ отеческою гордостію гулялъ подл него въ парк. Нердко заходилъ онъ съ нимъ въ казармы къ своимъ старымъ товарищамъ-сослуживцамъ у Рыцарскаго моста. Здсь припоминалъ онъ, не иначе какъ съ сердечнынъ соболзнованіемъ, свою холостую жизнь. Благородные драгуны-усачи привтливо встрчали стараго сослуживца, и радушно ласкали маленькаго полковника. Мистеръ Кроли съ удовольствіемъ обдалъ за ихъ общимъ столомъ, и принималъ живйшее участіе въ ихъ бесдахъ.

— А я ужь, братцы, теперь не то, что былъ тогда, говорилъ имъ Родонъ Кроли. Женился и, что называется, совсмъ перемнился. Разумется, я не такъ уменъ, какъ жена… даже, можно сказать, глупъ въ сравненіи съ ней, но это ничего: авось, она не оставитъ меня.

И былъ онъ правъ: жена не думала оставлять его.

Совсмъ напротивъ: мистриссъ Бекки была влюблена въ своего супруга. Она всегда ласкала его, леляла, утшала, и постороннему наблюдателю трудно было замтить, что она презираетъ его отъ всей души. Говоря по совсти, ей нравилось въ муж только то; что онъ былъ глупъ, какъ оселъ, и мн сказывали вообще, что великосвтская дама не ищетъ другихъ талантовъ въ своемъ супруг. Родонъ Кроли былъ буквально покорнйшымъ слугою своей супруги, ея буфетчикомъ и метрдотелемъ онъ безпрекословно исполнялъ вс ея порученія: здилъ съ нею по парку безъ всякаго ропота, заключалъ торговыя сдлки съ магазинщиками, отвозилъ ее въ оперу, игралъ въ клуб на бильярд впродолженіе спектакля, и аккуратно являлся въ ложу мистриссъ Бекки, когда спектакль оканчивался. Ему хотлось, правда, чтобы Ребекка была немного понжне къ юному Родону; однакожь, мало-по-малу онъ смирился и съ этимъ совершеннйшимъ отсутствіемъ въ ней материнскаго чувства.

— Она знаетъ, что длаетъ: не мн ее учить, говорилъ добрйшій изъ супруговъ. Я человкъ неученый, и не понимаю, какъ тамъ оно, этакъ, того… ну, что тамъ толковать!

И точно, былъ онъ далеко не изъ первыхъ мудрецовъ на базар житейской суеты. Истинный маэстро въ картахъ, на бильярд и въ костяхъ (я собственно того мннія, что въ этихъ художествахъ можетъ стяжать себ громкую славу даже идіотъ первой руки), Родонъ Кроли не понималъ другихъ искуствъ, и былъ столько уменъ, что не позволялъ себ вмшиваться не въ свои дла.

Съ появленіемъ въ дом компаньйонки, хозяйственныя его обязаныости значительно сократились въ содержаніи и объем. Мистриссъ Бекки снисходительно поощряла его обдать вн дома, гд ему угодью, и великодушно избавила его отъ должности провожатаго въ Оперу.

— Не оставайся, пожалуйста, сегодня дома, и не дурачь себя, мой милый, говорила Бекки, — вечеромъ будутъ у меня гости, съ которыми ты поневол станешь звать — въ карты, кажется, никто изъ нихъ не играетъ. Я бы, разумется, не пригласила ихъ, если бы постоянно не имла въ виду твоего же добра. Ктому же, теперь со мной дворняшка, стало-быть, нтъ для меня никакой опасности оставаться одной.

«Дворняшка-компаньйонка! У Бекки Шарпъ — компаньйонка! Разв это не потха, messieurs et mesdames?» Такъ думала и восклицала мистриссъ Ребекка Кроли, въ порыв удовлетвореннаго чувства самолюбія.

* * *

Однажды утромъ, въ воскресенье, когда Родонъ Кроли, его маленькій сынокъ и миньятюрный пони совершали свою обычную прогулку въ Гайд-Парк, имъ попался навстрчу старинный знакомый полковника, капралъ Клинкъ, разговаривавшій съ какимъ-то пріятелемъ, старымъ джентльменомъ, который держалъ на рукахъ мальчика одинакихъ лтъ съ юнымъ Родономъ. Мальчикъ ухватился рукою за ватерлооскую медаль капрала, и, казалось, разсматривалъ ее съ напряженнымъ любопытствомъ.

— Здравствуй, Клинкъ, сказалъ полковнвкъ.

— Съ добрымъ утромъ, ваше высокоблагородіе, отвчалъ капралъ, видите ли, сэръ, этотъ юный джентльменъ чуть ли не ровесникъ вашему малютк.

— И его отецъ принадлежалъ къ славнымъ героямъ на поляхъ Ватерлоо, съ гордостью сказалъ старый джентлыненъ, державшій мальчика на рукахъ. Не правда ли, Джорджинька?

— Правда, сказалъ Джерджинька.

Онъ и юный птенецъ на маленькой лошадк впились другъ въ друга своими чистыми и ясными глазами, измряя торжественнымъ взглядомъ физіономіи одинъ другаго, какъ это обыкновенно длаютъ дти при первой встрч.

— Онъ служилъ въ арміи, сказалъ Клинкъ съ покровительствующимъ видомъ.

— И былъ онъ, сударь мой, капитаномъ Трильйонаго полка, добавилъ старый джентльменъ. Имя ему, сэръ, капитанъ Джорджъ Осборнъ… можетъ-быть. вы были съ нимъ знакомы. Онъ умеръ смертью героя, сэръ, сражаясь противъ Корсиканца…

Полковникъ Кроли раскраснлся и вздохнулъ.

— Да, сэръ, я зналъ его очень хорошо, сказалъ онъ. Гд теперь его бдная, прекрасная вдова?.. Какъ она поживаетъ, сэръ?

— Она дочь моя, сэръ, сказалъ старый джентльменъ, опуская мальчика на землю, и вынимая съ великою торжественностью визитную карточку изъ своего кармана.

Карта очутилась въ рукахъ полковника, и онъ прочелъ на ней слдующія слова:

«Господинъ Седли, Единственный Агентъ Чорнаго Алмаза и Коммиссіонеръ Компаніи Противу Пепельнаго Угля, на Набережной Бонкера, въ улиц Темзы, по Западной Фольгемской Дорог, на Виллахъ Аделаиды, Анна-Марія тожь.»

Джорджинька между-тмъ сдлалъ нсколько шаговъ по направленію къ миньятюрному пони.

— Не хотите ли и вы прокатиться на моей лошадк? спросилъ Родонъ-младшій, рисуясь на сдл.

— Хочу, сказалъ маленькій Джорджъ.