Базар житейской суеты. Часть 3
Шрифт:
Едва-ли нужно докладывать читателю, какъ нжная мать кормила его, леляла, одвала, отстраняла отъ него всхъ нянекъ и не позволяла постороннимъ рукамъ прикасаться къ его нжному тльцу. Это ужь само собою разумется. Величайшая милость, какой удостоивался майоръ Доббинъ, состояла въ томъ, что ему позволяли повременамъ няньчить на своихъ рукахъ маленькаго Джорджа. Ребенокъ былъ для мистриссъ Эмми ея бытіемъ, физическимъ и нравственнымъ. Все ея существованіе олицетворилось и сосредоточилось въ материнскихъ ласкахъ. Слабое и безсознательное созданіе было окружено ея любовью, близкою къ безпредльному благоговнію. То была въ полномъ смысл жизнь, физическая и нравственная, что младенецъ всасывалъ въ себя изъ материнской груди. По ночамъ и наедин въ своей комнат, Амелія наслаждаласъ тми неизъяснимыми восторгами любви, которые могутъ быть понятны только женскому сердцу. Это чувство — инстинктъ любящей матери и нтъ въ немъ даже тни эгоизма. Вилльямъ Доббинъ любилъ на досуг вдумываться
Думать надобно, чтю мать и отецъ мистриссъ Эмми сознавали въ нкоторой степени намренія майора, и чуть-ли не готовы были поощрять ихъ съ своей стороны. Доббинъ ходилъ къ нимъ каждый день, и сидлъ по цлымъ часамъ то съ Амеліей, то съ хозяиномъ дома, мистеромъ Клеппомъ, и его семьей. Всмъ безъ исключенія, каждому и каждой, онъ приносилъ почти каждый день подъ тмъ или другимъ предлогомъ, какіе-нибудь подарки, и хозяйская маленькая дочка, амеліина фаворитка, называла его не иначе, какъ сахарнымъ майоромъ. Эта двочка разыгрывала обыкновенно роль церемоніймейстерши, докладывая мистриссъ Осборнъ о прибытіи майора. Однажды она расхохоталась, когда сахарный майоръ прикатилъ въ Фольгемъ, и вытащилъ изъ своего кабріолета деревянную лошадку, барабанъ, трубу и другія воинственныя игрушки, еще слишкомъ неудобныя для маленькаго Джорджа, потому-что ему было въ ту пору не больше шести мсяцовъ отъ роду. Ребенокъ спалъ.
— Тсс! шепнула Амелія, обезпокоенная, вроятно, скрипомъ тяжелыхъ сапоговъ майора.
И она съ улыбкой протянула ему руку, которой, однакожь, Вилльямъ не могъ взять, пока не разставилъ по различнымъ мстамъ разнообразныя принадлежности своего груза.
— Ступай внизъ, Мери, сказалъ майоръ маленькой двочк,— мн надобно поговорить съ мистриссъ Осборнъ.
Амелія съ удивленіемъ взглянула на Вилльяма, и осторожно положила спящаго младенца на постельку.
— Я пришелъ проститься съ вами, Амелія, сказалъ майоръ, слегка прикоснувшись къ ея рук.
— Проститься, Вилльямъ? Да.
— Куда жь вы дете? спросила она улыбаясь.
— Можете пересылать ко мн письма черезъ моихъ лондонскихъ агентовъ, отвчалъ майоръ Доббинъ, — имъ будетъ извстенъ мой адресъ. Вдъ вы будете писать ко мн, Амелія, не правда ли?
— Какъ же, какъ же! Я стану писать къ вамъ о Джорджиньк, сказала мистриссъ Эмми. А на долго вы узжаете?
— Надолго, Амелія, и еще неизвстно, увидимся ли мы.
— Скажите, какъ это жаль! Вы были такъ добры къ нему и ко мн, милый Вилльямъ. Посмотрите, какой онъ ангелъ!
Красныя ручонки малютки Джорджа безсознательно обвились вокругъ пальца честнаго Вилльяма, и Амелія посмотрла на его личико съ лучезарнымъ материнскимъ восторгомъ. Самые жестокіе взгляды непримиримой ненависти и злобы не могли сразить майора сильне и ршительне, чмъ этотъ взоръ безнадежной ласки. Онъ склонился надъ матерью и младенцемъ, и съ минуту не могъ произнести ни слова. Собравъ наконецъ вс свои силы, онъ проговорилъ:
— Благослови васъ Богъ, Амелія!
— Благослови васъ Богъ, Вилльямъ! сказала мистриссъ Эмми.
Затмъ она приподняла свою голову, и поцаловала его.
— Ахъ, тише, пожалуйста! Не разбудите Джорджиньку, прибавила она, когда Вилльямъ Доббинъ заскриплъ своими неугомонными сапогами при выход изъ дверей.
Амелія не видла и не слышала, какъ майорскій кабріолетъ отъхалъ отъ воротъ: она смотрла на своего Джорджиньку, который въ эту минуту улыбался ей во сн.
ГЛАВА XXXV
Нуль годоваго дохода и десятки тысячъ расхода
Я думаю, милостивые государи, что вс мы, больше или меньше, любимъ повременамъ размышлять о мірскихъ дяніяхъ своихъ ближнихъ, и едва-ли найдется какой-нибудь философъ на базар житейской суеты, который бы, примромъ сказать, не интересовался знать, какъ живетъ-поживаеть сосдъ его Джонсъ, или какимъ образомъ пріятель его Смитъ ухищряется сводить концы съ концами по истеченіи каждаго года аккуратно. Я съ своей стороны питаю глубочайшее уваженіе къ пріятелямъ своимъ, Джинкинсамъ, потому-что обдаю у нихъ два или три раза въ мсяцъ, но признаюсь чистосердечно, я не перестану удивляться до конца своей жизни, какимъ-образомъ Джинкинсы вызжаютъ въ Лондонскій Паркъ, чуть-ли не каждое гулянье, въ великолпной коляск съ гайдуками на запяткахъ. Правда, я знаю, что экипажъ этотъ берется напрокатъ, и вс джинкинсовы люди продовольствуются только жизненными припасами, не получая денежнаго вознагражденія за свои труды, но все же эти три человка и великолпная коляска должны представлять собою ежегодный расходъ по крайней мр шестисотъ фунтовъ стерлинговъ британской монеты. Притомъ, извстно мн въ достоврной степени, что семейство Джинкинсовъ даетъ весьма часто блестящіе обды, содержитъ двухъ мальчиковъ въ Итонскомъ Коллегіум, нанимаетъ для двицъ привилегированныхъ гувернантокъ
и учителей, предпринимаетъ заграничныя поздки, проживаетъ осенью въ Истбурн или Вортинг и, вдовершеніе эффекта, даетъ ежегодно блистательный балъ съ роскошнымъ ужиномъ отъ Гунтера… Замчу здсь мимоходомъ, что кондитеръ Гунтеръ приготовляетъ для Джинкиисовъ самые изящные первостатейные обды, какъ это я очень хорошо знаю, потому-что однажды, за неимніемъ наличнаго гостя, я самъ приглашенъ былъ принять участіе въ одномъ изъ этихъ парадныхъ обдовъ, и здсь открылось для меня, что эти угощенія, изящныя въ совершеннйшемъ смысл, не имютъ ничего общаго съ обыденной трапезой, къ которой обыкновенно допускается низшій сортъ джентльменовъ и леди, имющихъ счастіе пользоваться знакомствомъ съ этимъ благороднымъ семействомъ… Кто же, спрашивается, посл всхъ этихъ вещей, не вправ выразить своего изумленія относительно того, какимъ-образомъ Джинкинсы обдлываютъ свои дла?— Да кто такой Джинкинсъ, позвольте васъ спросить?
— Фи! какъ вы этого не знаете? Онъ служитъ коммиссіонеромъ въ сургучной контор.
— Неужели?
— Увряю васъ, и получаетъ всего только тысячу двсти фунтовъ въ годъ.
— Это удивительно; но вроятно мистеръ Джинкинсъ женился на богатой, и у супруги его есть особое имніе.
— Помилуйте! мистриссъ Флинтъ — дочь бднаго помщика и у него одиннадцать человкъ дтей. Вс доходы мистриссъ Флинтъ ограничиваются одной только откормленной пулярдкой, которую присылаютъ ей на святки, и за эту пулярдку она обязана содержать въ дом своего мужа двухъ или трехъ своихъ сестеръ, и давать квартиру со столомъ всмъ своимъ братьямъ, когда прізжаютъ они въ городъ.
— Скажите, пожалуйста! Какъ же этотъ Джинкинсъ сводитъ балансы своихъ доходовъ?
— Не знаю.
— Какъ же это случилось, что его до сихъ поръ не посадили въ тюрьму? Не лишили его правъ состоянія?
— Не знаю, не знаю и не знаю.
Само-собою разумется, что этому Джинкинсу суждено здсь представлять собою собирательное лицо и вроятно каждый изъ читателей находитъ его образъ и подобіе въ комъ-нибудь изъ своихъ или чужихъ знакомыхъ. Вс мы не прочь, вроятно, выпить рюмку вина у своего сосда, но это отнюдь не мшаетъ намъ допытываться, какими судьбами онъ добылъ это превосходное вино.
Когда, года три или четыре спустя по возвращеніи изъ Парижа, Родонъ Кроли и его супруга обзавелись хозяйствомъ на широкую ногу въ уютномъ домик Курцонской улицы, что на Майской Ярмарк (Mayfair), многочисленные пріятели, угощаемые за ихъ столомъ роскошными обдами, едва-ли не вс до одного предлагали себ на досуг какой-нибудь изъ вышепомянутыхъ вопросовъ. Какъ романистъ и писатель историческій, я знаю все, что происходитъ на свт, и слдовательно, я въ состояніи извстить почтеннйшую публику, какимъ-образомъ Родонъ и его прекрасная супруга могли жить припваючи, имя ровно круглый нуль годоваго дохода. Только здсь да позволено мн будетъ сдлать воззваніе къ издателямъ газетъ, имющимъ похвальную привычку длать каждомсячно нкоторыя замиствованія изъ разныхъ періодическихъ изданій: я прошу васъ, господа, не перепечатывать на своихъ столбцахъ слдующвхъ достоврныхъ вычисленій и фактовъ, собранныхъ мною на рынк житейскихъ треволненій посл многихъ хлопотъ, соединенныхъ, разумется, съ весьма значительными издержками изъ моего собственнаго кармана.
— Сынъ мой, сказалъ бы я, если бъ у меня былъ сынъ, — ты можешь, если захочешь, посредствомъ глубокихъ изслдованій и соображеній, допытаться какимъ-образомъ человкъ на семъ свт можетъ жить комфортэбльно безъ гроша въ карман. Только я совтую теб не вступать, ни подъ какимъ видомъ, въ короткія спошенія съ джентльменами этой профессіи. Длай свой вычисленія издали, теоретически, точь-въ-точь какъ ты ршаешь математическую задачу посредствомъ логаримовъ, въ противномъ случа, поврь мн, работа на самомъ мст наблюденій обойдется теб слишкомъ дорого, и впослдствіи ты самъ увидишь, что игра не стоила свчей.
Имя такимъ-образомъ нуль годоваго дохода, Родонъ Кроли и его жена, впродолженіе двухъ или трехъ лтъ, о которыхъ, впрочемъ, мы не намрены представлять подробнаго отчета, жили весьма счастливо и съ большимъ комфортомъ въ герод Париж. Въ этотъ періодъ времени, Родонъ взялъ отставку и вышелъ изъ службы. О томъ, что онъ полковникъ, мы знаемъ теперь только потому, что на визитной его карточк явственно обозначенъ этотъ чинъ,
Было уже сказано, что Реббека, вскор по прибытіи въ Парижъ, заняла блестящее положеніе въ обществахъ этой столицы, и ее радушно принимали во многихъ знатныхъ домахъ. Британскіе львы того времени, проживавшіе въ Париж, наперерывъ ухаживали за прекрасной Англичанкой, къ великой досад и отчаянію своихъ женъ, которыя продолжали смотрть съ гордымъ презрніемъ на эту заносчивую выскочку, лишенную всякихъ правъ на принадлежность къ ихъ джентльменскому кругу. Впродолженіе многихъ мсяцовъ, салоны Сен-Жерменскаго предмстья, гд мсто Ребекки было, такъ-сказать, завоевано ея талантами, и гд ее принимали съ явнымъ предпочтеніемъ передъ другими иностранками, постоянно кружили голову мистриссъ Кроли, и отумаыили ее до такой степени; что она уже начинала смотрть свысока на скромную молодежь, составлявшую обыкновенное общество ея супруга.