Базельский мир
Шрифт:
– Это потрясающе! – снова подал голос Комин. – Если это высокое искусство исчезнет под напором глобализации, это будет трагедия! Нужно бороться, чтобы не допустить этого!
– Вот именно, нужно бороться! – Амман похлопал Комина по плечу.
– А теперь пойдемте, попробуем печенье мадам Амман! – скомандовал старик. – Уверяю вас, там тоже нет никаких компьютерных технологий!
Мы просидели в саду за разговорами, пока не начало смеркаться. Хозяин предложил переместиться в дом, отведать выдающихся наливок мадам Амман, но нам предстояла долгая дорога обратно, пришлось распрощаться.
– Какой
– Не знаю, – усомнился я, заметив агитационный плакат Швейцарской Народной партии. Он был установлен на участке Аммана и возвышался над изгородью так, что его было хорошо видно с улицы. На плакате был изображен красный швейцарский паспорт, к которому с разных сторон тянулись руки с хищно искривленными пальцами. Руки были смуглыми – красноватыми, желтоватыми и черными. Комин подошел ближе и внимательно изучил плакат.
– Картинка с душком. Попахивает Германией тридцатых. Похожая эстетика.
– Их фирменная манера, – сказал я. – Это еще довольно безобидный экземпляр, есть и похлеще, с белыми овцами, которые изгоняют черную овцу.
– И чего они хотят?
– Известно чего. Все ж наглядно. Любой обладатель рук такого вот цвета, если он задержался в стране дольше, чем действует туристическая виза – угроза для национальной безопасности. Это значит, что он паразитирует на лучшей в мире государственной системе и тянет страну в пропасть.
Комин хмыкнул.
– Выходит, наш могучий старик тоже так думает?
– Он, и еще треть всех швейцарских избирателей. Народная партия – самая популярная в стране. Мы с тобой, хоть и белые, но тоже у них под подозрением, потому что мы из Восточной Европы. Вряд ли они будут иметь с нами дело. Единственный проект, под который они могут подписаться – если ты предложишь отправить в космос всех швейцарских ауслендеров, иностранцев, в один конец, без права возвращения.
Мы покатили обратно. Стремительно стемнело, небо было ясное, и над Юрской долиной высыпали звезды.
– Там, – Комин кивнул на звездное небо, – все сгодятся, и белые, и черные, и желтые. Общее дело для всего человечества – лучшее решение национального вопроса. Вот увидишь, я сумею убедить в этом Аммана. Он даже китайцев полюбит. Полюбит, полюбит, никуда не денется. Большевики хотели отменить национальности, это ошибка! Национальности должны сохраниться, просто у каждой будет своя зона ответственности.
– Лещенко мне что-то такое говорил, – я покосился на Комина. Лещенко я упомянул намеренно, чтобы дать понять, что я с ним в контакте. – Ему понравилось, что ты собираешься назначить русских передовым отрядом космической колонизации.
– Что значит «назначить»! – Комин, кажется, не понял моего намека. – Я никого назначать не собираюсь. Кто я такой? Все будет решаться сообща, на высшем уровне. Появится международный орган, типа ООН. Всемирная лига колонизации космоса. Как тебе название?
– Люди не умеют договариваться друг с другом, – сказал я. – Из-за ерунды десятилетиями воюют, а ты сразу Всемирную лигу захотел.
– Люди договариваться умеют, – сказал Комин. – Хочешь, давай проверим?
Не дожидаясь моего ответа, он свернул с трассы на заправочную станцию, где светился огнями
небольшой павильон с магазином и кафе.– Что ты затеял? – насторожился я.
– Я покажу тебе, как надо договариваться с людьми.
– Не надо! Пожалуйста! Я тебе верю! – взмолился я. Выходить из машины не хотелось. Этот павильон при заправке на пустынной дороге в горах выглядел не особо гостеприимно.
– Нет, я вижу, что ты мне не веришь! – настаивал Комин. – Все верят, а ты, мой друг, – нет. Я это вижу, – повторил Комин. – Не бойся, это не страшно. И потом, нам нужно взбодриться, выпить кофе, мне надоело смотреть на твою сонную физиономию.
Внутри за кассой стоял тип несвежего вида, в витрине рядом с кофейным автоматом томилась такая же несвежая выпечка. За пластиковым столиком расположилась компания из трех человек, еще один столик был свободен. Едва мы вошли, разговор за столиком прервался, и вся троица принялась нас разглядывать. Видно, поздние посетители в этом заведении были редкостью. Комин бодро пожелал всем доброго вечера, за что удостоился едва заметного кивка кассира.
– Кофе? – Комин указал на автомат. Кассир безразлично пожал плечами – мол, делайте, что хотите.
Пока из автомата тонкой струйкой вытекал кофе, невкусный даже на вид, за нашими спинами возобновился разговор. Можно было догадаться, что говорят о нас, кто мы такие и откуда свалились.
– Что за язык? – спросил меня Комин, прислушиваясь.
– Какой-то из балканских, – негромко предположил я.
Мы купили по круаcсану, лишь для того, чтобы не оставлять кассира без выручки, и уселись за столик. Комин сделал глоток и довольно крякнул. Он излучал приветливость и щенячью жизнерадостность, как турист из Огайо. Я сел лицом к выходу и мог наблюдать все, что происходило в павильоне, в отражении на стекле. Троица была одета в черные кожаные куртки, золотые цепи на шеях, перстни на пальцах – балканский гангстерский шик. Самое разумное было поскорее уносить отсюда ноги. Вместо этого Комин повернулся к соседнему столику и произнес с идиотской улыбкой:
– Извините, вы говорите по-английски?
«Гангстеры» прервали беседу, но не торопились отвечать. Сначала они посмотрели на Комина, потом на меня, потом с усмешками, которые вызвали у меня нехорошие предчувствия, переглянулись.
– Немного, – произнес один из них, самый старший, с красивой сединой во вьющихся смоляных волосах.
– Прекрасно! – обрадовался Комин. – Мы с другом первый раз в этих краях. Очень красиво! Скажите, этой зимой здесь вообще не было снега?
Седой отрицательно качнул головой.
– Кстати, я – Александр, а он – Владимир, – представил нас Комин.
– Владимир? – переспросил седой, глядя на меня. – Русские? – он сказал это по-русски.
– Мы – русские! И вы по-русски говорите?! Здорово! Вы ведь из Югославии? – блеснул проницательностью Комин. – Русские и югославы – братья.
Седой заметно помрачнел, переглянулся со своими приятелями и произнес отчетливо:
– Мы из Косово.
– Так я и говорю! – не унимался Комин. – Косово – это же бывшая Югославия! – Я сильно пнул его под столом, он встрепенулся. – Разве нет? Да неважно, – легко переключился он. – Все люди – братья! Русские, американцы, сербы, хорваты…